Вокруг Света - Журнал «Вокруг Света» №11 за 1971 год
Осенью 1539 года муиски собрали армию в 20 тысяч воинов. В один и тот же день — его должны были установить жрецы — каждому касику со своим отрядом предстояло убить поставленного над ними испанского сеньора. Однако сохранить в тайне подготовку к восстанию муискам не удалось.
Чтобы предупредить заговорщиков, испанцы решили уничтожить всю родоплеменную знать. И вот снова огонь и меч загуляли по землям муисков. Долина замков превратилась в долину пожарищ и пепелищ. Индейцы защищались отчаянно. В кровавых расправах гибли знатные .и незнатные. На западе под Белесом капитан Гальегос, захватив в плен триста индейских воинов, обрезал им носы и большие пальцы рук. Мирные жители прятались в убежищах среди неприступных скал. Ни уговорами, ни угрозами завоеватели не могли заставить индейцев покинуть эти укрытия. Тогда было решено брать осажденных измором. Начался голод, за ним массовые самоубийства стариков, женщин и детей. Целые индейские селения, покинув насиженные места, уходили в тропическую сельву на восток. К концу 1540 года в Новой Гранаде стало тихо. Но это была кладбищенская тишина. Обуглившиеся опоры вместо расписных домов и причудливых дворцов, обнажившаяся земля вместо зеленых террас, едкий запах гари вместо уютных дымков над очагами. Страшное увидел вокруг себя Кесада. Муиски перестали быть хозяевами не только своей земли, но и своей судьбы.
Народ, который называл себя «люди», был превращен в рабов...
«...Я, последний правитель из рода Орла, молодой Гуатавита, чудом избежал смерти в дни кровавой расправы над муисками. У моего дяди Гуаски Тикисоке наготове был тысячный отряд воинов, чтобы уничтожить незваных пришельцев. Но индейцев предали, и не успели они совершить святую месть. Однажды в дом старого Гуатавиты ворвался отряд испанцев. Они вытащили его на площадь и зарубили мечами на глазах жителей. Я был тогда совсем юным. Воины, лишившись предводителя, не сумели оказать должный отпор завоевателям. Семья наша укрылась в пещерах. От селения остались одни обгоревшие столбы. Так я стал вождем без армии, королем без королевства. Последним среди индейцев я и мои близкие приняли христианство. Иначе бы и нас не оставили в живых. Я стал называться дон Хуан де Гуатавита.
Испанцы, которые уже твердо укрепились в стране, не трогали меня: Эльдорадо без позолоты перестал их интересовать. По велению Кесады мне даже вернули селение и оставили небольшую власть над жившими там индейцами.
Я пережил Гонсало Хименеса де Кесаду на несколько лет, и мои дочери вышли замуж за испанцев. Все, что я мог сделать для своего народа, я сделал — я рассказал все, что знал о его истории, его славе, его мастерах.
На этом кончаю я свои рассказы о народе муисков. И пусть не забывают его наши дети и дети наших детей. Пусть знают они свое начало и свои корни и чтут своих славных предков. Об одном жалею я, что не передам моему племяннику и наследнику Диегито священной тотумы, полной золотого песка, дабы мог он совершить желанное омовение. Прервались наши традиции... »
Эпилог у озера Гуатавита
...Давно утвердилась испанская речь среди потомков древних муисков. Талантливые ученики, легко перенимавшие испанские слова, муиски удивляли своими способностями еще Кесаду и его спутников. В конце XVI века муиски уже свободно говорили по-испански на рынках и ярмарках, на исповеди в католической церкви и в приемной королевского суда. Вскоре родную речь индеец мог услышать только в своей семье, в тесном кругу родственников. А через двести лет языку муисков не осталось места и там: даже колыбельные своим детям индейские матери пели по-испански. Язык муисков был провозглашен мертвым языком уже тогда, когда Александр Гумбольдт в 1801 году встречался с индейцами на торговых площадях и сельских дорогах, — потомки муисков отвечали ему по-испански, хотя в их речи слышалось, пожалуй, слишком много шипящих звуков.
Однако было бы неверно сказать, что муиски забыли свою древнюю историю, дела своих славных предков.
В 1781 году по селениям вокруг Боготы и Тунхи разнеслась весть о том, что Амбросио Писко, прямой потомок древних правителей — боготских сип, созывает вооруженные отряды. В селение Сокорро потянулись отряды с наследственными касиками во главе. Индейцы Немокона и Сипакиры, работавшие на древних соляных разработках, сожгли усадьбу управляющего и объявили себя единственными владельцами этих промыслов согласно «исконному праву предков». Вождь восставших Амбросио Писко объявил себя королем Боготы и призвал индейцев бороться против грабительских налогов, засилья испанских чиновников, притеснения со стороны владетельных сеньоров. Однако разногласия, неорганизованность, нехватка оружия привели к тому, что инициатива вскоре перешла к испанцам. К тому же местные власти лицемерно пообещали восставшим удовлетворить все их требования. Крестьяне разошлись по своим домам. Как это часто случалось в истории, их подло обманули.
Но и после поражения потомки муисков не сдались. В глубине души каждый из них продолжал считать себя индейцем, существом, отличным от испанцев.
Оставались неприкосновенными священные лагуны — там по-прежнему никто не ловил рыбу, не ломал ни веточки, ни тростинки на их берегах.
И все же тишина этих священных мест была потревожена людьми. Это были, конечно, испанцы, которым не давали покоя сокровища, сокрытые в их водах. Особенное внимание привлекало священное озеро Гуатавита, на котором в древности совершалась церемония Эльдорадо.
Уже в 1625 году жителями Боготы было основано первое сообщество по осушению озера. С тех пор попытки добыть золото из священного озера муисков следовали одна за другой. Самая крупная из них была предпринята в 1912 году. Английская фирма «Контрэкторс лимитед» потратила 150 тысяч долларов на закупку партии мощных паровых насосов для откачки воды, переправила их в Колумбию и приступила к осушению озера.
Голубые струи озерной воды со скорбным шумом полились вниз, в долину. За три недели работы уровень озера понизился на двенадцать метров. Обычная его глубина составляла сорок метров, но был разгар лета, сухого сезона, и вода в озере стояла невысоко. Вскоре показались скопления топкой вонючей темно-зеленой тины и ила. Теперь предстояла самая «приятная» часть операции: вычерпывать эту благословенную грязь и выуживать из нее драгоценности. Первые же корзины принесли находки: золотые подвески, мелкие изумруды.
И тут произошла неожиданность. Как только горячее летнее солнце прогрело обнажившуюся толщу ила, он начал затвердевать и через несколько дней превратился в закаменевшую массу, прочную, как бетон. Пробиться сквозь эту непроницаемую броню оказалось невозможным. Спустя некоторое время чаша начала медленно наполняться водой, а вскоре грянули дожди.
...Живших окрест крестьян все это ничуть не удивило. С их точки зрения иначе и быть не могло. Ведь древняя богиня по-прежнему защищала покой своих вод...
С. Созина, кандидат исторических наук
Патент на Робин Гуда
Дубу почти две тысячи лет, но выглядит он еще молодцом. Ствол могуч, кряжист, сильные корни вздулись, будто когтями вцепившись в землю. Ровно посередке ствол приоткрылся, позволяя войти в темноту своего нутра. Лишь ветви, похоже, не выдерживают тяжести многих веков: возможно, они давно обрушились бы, не поддержи люди их слабеющего достоинства. Распорки и стальные цепи, как ванты на корабле, удерживают гордого патриарха давно угасшего рода. Нетрудно понять, что дает ему силы держаться; он ведь не просто дуб, он дуб мифический, легендарный. Дуб Робин Гуда.
Под этими ветвями располагался штаб Робин Гуда и его веселых лесных сотоварищей. Здесь они обсуждали планы нападения на епископов, людей короля и ноттингемского шерифа. Здесь они пировали, разделав туши кабанов и оленей, добытых меткой стрелой в королевских угодьях, здесь они пили реквизированное вино, здесь они пели, допрашивали пленных, дурачась, сражались друг с другом — короче, жили. Так повествуют нам об этом народные песни, вполне официальные мифы, более или менее удачные образцы литературы и, наконец, кино.
Осмотримся. Вокруг пусто, ни души; тихий ветер шелестит средь поникших великанов, шевелит ветви кустов, листья ежевики, папоротника. Мы прорывались сюда сквозь кошмарный индустриальный пейзаж, и нас толкало вперед заклятие нашего века. Про нынешнее поколение говорят, что хотя оно и не стремится заменить реальность мифами, но всегда негодует и протестует, едва кто-то начнет срывать мифические покровы. Мы примчались сюда, чтобы защитить Робин Гуда.
Нам стало известно, что нашелся человек, который решил покончить с ним навсегда. Очередного мифоборца зовут Чарльз Уайлкс; он профессор истории на пенсии, бывший ректор частной школы в городке Пенкридж. Не то, чтобы профессор первым открыл нам глаза на Робин Гуда, определенное представление о нем, пусть, может, несколько сумбурное, у нас было, и, по чести сказать, оно нас вполне устраивало.
