Вокруг Света - Журнал «Вокруг Света» №01 за 1982 год
— Расцвет,— проговорил он наконец недружелюбно.— Этот ваш расцвет означает, что все полетит в тартарары. Неужели вам не ясно, что он с собой принесет?
— Он привлечет сюда людей,— веско произнес Райлз.— Он принесет работу, рост предпринимательства, новые средства от налогов в казну округа, новый приток денег в обращение. Он принесет с собой прогресс.
Лайкс покачал головой.
— Он принесет с собой новые дренажные каналы, новые улицы, кучи отбросов, которые нужно куда-то свозить. Потоки сточных вод хлынут на юг, дальше отступят птица и зверь. Это вы называете прогрессом?
Такого поворота Райлз не ожидал и начинал злиться.
— Мать честная, Ал, велика ли важность — болото! Этого добра, слава богу, хватает!
— Ой ли? Двадцать тысяч акров долой вчера, десять тысяч — сегодня, а завтра, может статься, еще тридцать тысяч? Когда же остановка, Кен? Когда ничего не останется?
— Ну а на что Эверглейдский национальный парк? — С лица Райлза стерлись последние следы воодушевления.— Не довольно ли, чтобы просто любоваться?
— Много ли толку в парке, когда в нем ничего не растет и вымерло все живое? Кто захочет им любоваться? Погибнут Большие Кипарисовые, погибнет и парк. Уж это точно.
Райлз встал со стула.
— Я не спорить пришел сюда, Ал. Думал, вы проявите интерес, вот и все. Но, судя по вашему отношению, я сказал бы, что у вас шоры на глазах, вы в принципе против всяких новшеств — точно так же, в штыки, вы приняли деятельность «Транспасифик», строительство Аллеи Аллигаторов. Вы просто-напросто не приемлете перемен.
Лайкс подался вперед.
— Нет, отчего же, Кен, интерес я как раз проявляю. Но позвольте задать вам вопрос. Вы лично никак не связаны с тем, что проектирует «Прибой»?
— Допустим,— запальчиво сказал Райлз.— Имею контракт как агент по продаже участков.
— Я так и думал,— печально протянул Лайкс.
— Какая разница? Мои деловые контакты с корпорацией «Прибой» тут ни при чем. Я сторонник прогресса и тех, кто насаждает его в нашем округе. Впрочем,— прибавил он безучастно,— как я уже сказал, я не затем сюда пришел, чтобы вести споры. Если вам будет интересно узнать подробности, вы найдете меня в агентстве.
Райлз пошел к двери, но голос Лайкса остановил его:
— А Билли Джо Прыгун слышал об этом? И другие, кто живет в тех местах?
— Нет еще. Но я поставлю их в известность, как только дойдут руки.
— Не завидую вам.— Лайкс снова откинулся на спинку стула.
— Слушайте, когда люди селятся на чужой земле, у них нет оснований рассчитывать, что это навек.
— Тут вы, пожалуй, правы. Чтобы навек — такого, пожалуй, уж вообще не осталось.
Райлз ушел, а Лайкс еще несколько минут сидел неподвижно, возвращаясь мыслями к тем временам, когда это самое освоение только начиналось. Он был немолод и застал край от Больших Кипарисовых до озера Окичоби еще почти нетронутыми, когда эта площадь являла собой естественный водосбор, питающий кипарисовые болота и низинные эверглейдские трясины. Вновь встали перед ним тропические буйные рощи, чистые озера и прозрачные родники, леса, изобилующие зверьем и птицей. Потом болото прорезали дренажные каналы и засосали воду, отводя ее на запад, в Мексиканский залив, и на восток, в Атлантический океан, застопорив этим естественный ток воды, дарующей жизнь сотням квадратных миль на юге, потом дамба преградила воде путь на юг с озера Окичоби — а там опять дренажные каналы и снова дамбы, и тысячи, тысячи овощных плантаций, и что ни плантация, то своя дамбочка и своя дренажная канава; а когда дождь, то дождевая вода, стекая в канавы с плантаций, несла с собой и пестициды, и химические удобрения, и фосфаты, и стоки с тысяч и тысяч отстойников, постепенно проникая в дренажные каналы и отравляя землю. Огромные площади осушенных земель пересохли дотла, ил по низинным топям высыхал слой за слоем, и ветер сдувал его, обнажая голое известняковое ложе; на торфяниках площадью в сотни тысяч акров бушевали пожары, кое-где огонь забивался в глубину и тлел там годами, губя эту землю — прибежище для птиц, пресмыкающихся, четвероногих и для людей, которые вели на ней трудное существование; а после новые покорители дебрей теснили от Хомстёда на север, от Майами и Холливуда, Форт-Лодердейла и Уэст-Палм-Бич на запад, осушали и строили, перли до самой Травы-реки, нажимали с запада, от Форт-Майерса, и вот теперь надвигаются на болота с севера...
Лайкс рывком подался вперед и придвинул к себе стопку чистой бумаги. Он знал, что для него есть лишь один способ вступить в борьбу с планами, которые вынашивает «Прибой»,— это обратить против них общественное мнение, воззвав к нему со страниц своей газетки. Вероятно, эти усилия ни к чему не приведут, но он, по крайней мере, попробует.
Он взял лист чистой бумаги и заправил его в свою разбитую машинку.
* * *
На смену маю пришел июнь, а дождя все не было. В лесах, примыкающих к Аллее Аллигаторов, всего в шестнадцати милях на север от восточной оконечности Сусликова ручья, вспыхнул пожар, и лесники, присланные Лесной службой штата Флорида, боролись с огнем трое суток, пока сумели его укротить. До сих пор еще по болотам стлался дым от дотлевающих деревьев, пней и торфяников.
Билли Джо подрядился рубить кустарник и выкашивать траву вдоль Двадцать девятого шоссе, и Тимми лишился возможности то и дело бегать на становище к деду. У него появились обязанности: кормить кур и свиней и поливать те немногие грядки, на которых Билли Джо выращивал овощи для домашних нужд. Все остальное на его огородах посохло и сгорело на корню.
Сет с Чарли три раза совершали ночные вылазки на болота, добывая лягушек; Лилли внесла свою лепту, сшив еще несколько кофт, Чарли вытесал несколько лодочек, и, когда подсчитали выручку, оказалось, что тайный фонд на покупку телевизора возрос до ста восьмидесяти долларов.
На сегодня у Чарли и Сета была намечена во второй половине дня еще одна прибыльная затея: поход на восточное болото за кипарисовыми корнями, а утром Чарли опять собирался съездить нарубить мелких кипарисов для изготовления челночков. Он обещал, что возьмет с собой Тимми, и теперь ждал, когда внук справится с делами по хозяйству и прибежит на становище.
Но вот по тропинке затопали босые ноги, и Тимми рысцой выбежал на мостки, где его дожидался дед. Чарли положил в долбленку топор и оттолкнулся от берега.
На этот раз он решил отправиться за кипарисовыми чурками на другое место, куда путь вел по самым глубоким заводям, потому что уровень воды повсюду упал еще ниже. На том участке, где протока раздавалась вширь по болоту, он взял влево, держа на юг, за Мускатную заводь. Он никогда раньше не брал с собой Тимми на этот край болота; и каждое озерко, каждый островок сердцелистника, проплывающий мимо, были для мальчика волнующим открытием.
Впереди отлого поднимался из воды зеленый бережок, и Чарли пристал к нему. Они высадились; вокруг буйствовали кудрявые папоротники, босые ноги тонули в ковре бархатистого мха. К стволу огромного виргинского дуба нежно льнул золотистый фикус, обвивая его ветви своими плетьми. Пройдет время, и могучее дерево задохнется в тесных объятиях, рухнет на землю.
Вдруг Тимми стал как вкопанный.
— Дедушка, я чую запах скунса. Айда скорей назад!
Чарли усмехнулся.
— Это не скунс, сынок. Это гвоздичное дерево. Дунет ветер с его стороны и приносит вонь, как от скунса, только скунсова липнет к тебе, а эта улетучивается. Возможно, дерево не любит, когда его беспокоят, вот и говорит нам — держитесь подальше.
Под ногами захлюпало, и они вышли на мелкий прудик, поросший карликовым кипарисом; Чарли срубил три деревца и понес обратно в лодку. Отсюда они двинулись дальше на юг, к той черте, где болота кончаются и их сменяет необозримое море осоки.
Здесь Чарли опять остановил каноэ.
— Сейчас я тебе покажу одну вещь, ты такого не видел.
Дед и внук вышли на площадку, где, пронзая шатер болотных зарослей, тут и там уходили в вышину обнаженные стволы величественных королевских пальм. Чарли подвел мальчика к одной, до того древней, что на ней уже не росли листья, а омертвелый ствол изрешетили дупла, выдолбленные клювом дятла. В сердцевине ствола, у основания, застряло старинное мачете — древесина на черенке прогнила дочерна, но заржавелое лезвие не утратило прочности.
Тимми немедленно ухватился за рукоятку, стараясь выдернуть мачете, но оказалось, что нож намертво сросся со стволом пальмы.
— Откуда оно взялось? — спросил он деда, возбужденно блестя глазами.
— Сам не знаю. Нашел я его здесь давным-давно, когда был маленький, но и тогда оно уже вросло в дерево. Наверное, осталось здесь со времен первой войны белых людей с семинолами. Видно, задумал кто-то срубить эту пальму — белый солдат или путешественник,— и не хватило сил вытащить.
