Вокруг Света - Журнал «Вокруг Света» №11 за 1979 год
Конечно, пока что исторически документированные свидетельства позволяют утверждать наличие прямых связей Крито-Микенской цивилизации лишь с Северной Африкой. Предположение о проникновении критян в центральные, а тем более в южные районы континента только намечают пути дальнейших поисков. Но уже сейчас плодотворность их признают не только ученые Центра африканских исследований в Мапуту, но и многие европейские и американские специалисты.
Н. Непомнящий
Мапуту — Москва
Круговорот
Возле моего дома есть высокий скалистый берег. Озеро оттуда как на ладони: все его берега, все его острова в панорамном охвате. Однажды мне подумалось: а что, если на этой скале я поставлю свой воображаемый этюдник и буду писать озеро круглый год с одной точки? Так я смогу постичь анатомию времени, череду состояний и настроений.
Этот замысел пришел ко мне в день зимнего солнцестояния. Озеро лежало под снегом. Во всем пейзаже была какая-то отключенность, словно мир витал мыслями где-то далеко-далеко: недозваться, недобудиться. Если летом все в природе так и тянется к тебе, ищет отклика, то сейчас тишина и безответность довлеют в пейзаже. Озеро мое как потеряно: белая равнина, белое равнодушие.
Но просверлишь лунку, и выплеснется живая вода! По-детски обрадуешься этому, будто и впрямь нуждался в доказательствах, что никуда не исчезло озеро: здесь оно, в своих берегах. Но затаилось, ушло в себя.
Отдыхают великие зеркала. Быть может, перебирают в памяти отражения: вот косяк пролетных гусей, вот последнее кучевое облако. Обращенные летом вовне, зеркала словно изменили фокусировку: глядят в собственную глубину. И эта их самоуглубленность передается душе — хочется сосредоточиться на главном, отбросить детали.
Поднимешься на скалу, окинешь взглядом простор — и вдруг внятно ощутишь: озеро тихо гипнотизирует тебя. Ты чувствуешь его тайный взгляд! Что-то расслабляется в душе, уходят досады, обиды...
Зимнее озеро прекрасно в пору зорь, утренних и вечерних. Промежуток между ними короткий — четыре часа, когда низкое солнце висит над горизонтом. Снега блистают, переливаются. И вдруг становятся малиновыми — это солнце коснулось дальнего леса. Озеро мое преображается: будто снега превратились в огромную аметистовую щетку, подсвеченную изнутри чистым и ровным светом. А небеса все синее, а тишина все пронзительней.
Начинаются сумерки. Озеро словно удаляется, я теряю внутренний контакт с ним, мы не слышим друг друга. Пропадают из виду острова, растворяются береговые ивы. Озеро сейчас угадывается только в одном: это великолепие звездного обзора.
Ничто не заслоняет созвездий. Будто зеркало гигантского рефлектора простирается подо мной — оно само невидимо, но небо странно приближено к Земле: внутри созвездий иду к проруби, внутри созвездий расчищаю дорожку.
Меч на поясе Ориона немного мешает мне, и я отвожу его в сторону, чтобы пройти к калитке. Звездный Рак положил свою клешню на крышу баньки. Если хочешь, сходи за водой к реке Эридан: она сейчас впадает в озеро как раз под моей скалой. Если хочешь, погости у Близнецов: они рядом, через два дома.
Но вот восходит луна, и озеро из глубокого забытья переходит в состояние полудремы. Снег при восходе луны с латунным отливом, а потом становится сапфировым. Это цветовое переключение неуследимо. По-моему, оно совершается мгновенно, лишь луна наберет определенную высоту.
Озеро сейчас видит космические сны: звездные Рыбы стоят в осоках, а небесный Лебедь плавает в полынье возле северных ручьев. На озерном снегу застыли тени: они как под синюю копирку прорисованы. Кружева крон, частокол тростника — все на лунном снегу становится каким-то неузнанным, нездешним...
Но за ясной погодой приходят метели. Какие коловерти они закручивают, какие белые омуты! Попадешь в один из них, надолго запомнишь: кружит тебя, сбивает с пути. Можжевеловых вешек не видно, все потонуло в мглистом мороке. Мир сейчас превратился в хаос, в нем нет никаких структур, в нем невозможна ориентация: одна белая неопределенность. Но метель утихает, и снова пробиваются звезды. Ты знаешь: Альтаир сейчас как раз над твоим домом. Он и выведет тебя к цели.
Утром спеши к берегу. Метель преобразила озеро: монотонное полотно стало трехмерным рельефом. Вот свилеватая структура, похожая на шлиф капа. А тут словно отпечаталась мелкочешуйчатая рябь. В двух метрах снег напоминает песок на прибойном дне — волнистый, рифленый. Немного поодаль он странно занозист: топорщится узкими и частыми шипами. Какая полифония белых рельефов!
Редкая зима обходится у нас без большой оттепели. Зеркала талой воды образуются тогда на озере. Вода на двух этажах; подо льдом и надо льдом. И это оставляет ощущение двойственности, странности. Опрокинулся в зеркале ближний остров, и зыбь разбегается косяками, будто и нет никакого льда на январском озере. Только вот удивительная подсветка воды: иссера-белая, местами серебристая. Да волны не поднимаются при сильном ветре: одна суматошная рябь, и только. Это все признаки мелководья. Но необычного мелководья — дно у него из почти метрового льда.
В такую оттепель хорошо встать на «финки». Непонятно: то ли скользишь, то ли плывешь. Местами вода высокая: еще чуть-чуть, и сапоги подмочишь. Возле островов черный лед прозрачен, здесь остановишь «финки» и посидишь над каменистым дном. Донные камни кажутся таинственными, словно принадлежат другому миру, словно за гранью льда не родное озеро, а четвертое измерение.
Вот косячок окуней прошел под твоими «финками», и рыбы показались странно далекими. Сердце екнуло, когда их увидел. Тут новизны больше, чем за глубоководным иллюминатором: как-то непривычно ступать над рыбными стаями и видеть их воочию.
В заливах, где есть донные родники, образуются промоины; сквозь них выбираются на поверхность разные существа: личинки гребляков, водяные ослики, маленькие катушки. Вся эта живность ползает по льду, плавает в талых водах. Иногда и личинки жуков встречаются в этих промоинах. Один раз на оттепельном зеркале я поймал... водомерку. Водомерка в январе! Будто спуталось что-то в ходе природных часов, сбилось с ритма, и вот времена года наслоились друг на друга: посреди зимы пробрезжила озерная весна.
Но снова посыпал снег, снова загуляла метель. И озеро опять погрузилось в забытье, прерванное короткой оттепелью.
У озера в марте совсем зимний вид. И все же, идя за водой, обнаружишь новое: в проруби стало видно дно. Зимой опускал ведро в непроглядную черноту, а теперь подо льдом удивительная озаренность. Вот что значит высокое солнце! Ляжешь на снег и смотришь в прорубь: озеро снова родное, понятное. На илистом дне видны стебли шелковинка. Они как новенькие. Может, и впрямь озерный лютик уже в рост пустился?
Мартовская прорубь — это окно в весну. И оно становится все шире. В апреле уже легко прокалывать ночной ледок, прорубь не обмерзает, а раздается на солнцепеке. Хотя снег на озере еще белый, блескучий, но многое уже сдвинулось в мире — зачернели вытаявшие днища лодок, пробились из-под снега осоковые кочки, зяблики распевают на приозерных берегах.
Утром подул теплый ветер, и сдались озерные снега. Будто вынули из них какую-то пружину — разом осели, сникли. А на другое утро ты заметишь: в рыбачьи лунки стягивается талая вода, завивая малые водовороты, — один налево, другой направо, прозрачную спираль закручивают! Мир белых симметрии сменился живой диссимметрией жизни.
Вчера прилетели чайки; сегодня процвикали кряквы; завтра жди гоголей... Трясогузки нетерпеливо бегают по берегу. Но закраин с открытой водой еще не видно. Скоро появляется их эскиз: вдоль берега протянулась серая полоса. Утром спокойно прошел к проруби, а вечером лед стал проваливаться: под сапогом зазвенели стеклянные иглы, захлюпала вода. Теперь будем брать воду в заберегах. А недоступная прорубь чернеет поодаль, как добрая память озерной зимы.
Белые чайки на фоне коричневой ольхи. Стайка крохалей у самой кромки льда. Посвист кулика в дуэте с кряканьем трескунков. Но еще ходишь на рыбалку, только минуй удачно забереги. Но еще пусты острова — турухтаны, видать, на подлете.
Однажды утром внутренний голос подскажет; не ходи на озеро. Выглянешь в окно и сразу поймешь: заболели льды в нашем проливе. Черная хвороба пришла к ним, они потеряли волю, собранность. Ослепительные торосы громоздятся возле щелей, между островами тянутся полосы рябящей воды.
Лед сходит! — радостно встретиться с любимыми зеркалами. Лед сходит! — грустно прощаться с заветными лунками. Вытаяв, упали можжевеловые вехи; в широком забереге возле острова плавает пара лебедей; на торчащем из воды валуне поет милая каменка. Тая и распадаясь, лед теряет свою силу, но эта энергия словно насыщает пространство. Прозрачные волны испарений текут над нашей деревней — ты стоишь на дне этого высокого живительного потока, ты чувствуешь первозданность мира, ты весь обновлен...
