Земля обетованная - Татьяна Николаевна Зубачева
Убрав и развесив всё по местам, Андрей пошёл в комнату, выключая по дороге свет. Не спеша, но и не мешкая, разобрал постель, завёл будильник, выключил свет и лёг.
Ну вот, завтра в Сосняки, там купить всяких деликатесов, заглянуть в магазины: книжный, мебельный, да, и в джинсовый за поясом. И подарок… Здесь не купил, хотелось чего-то особенного, а там Эркина отвлекать придётся. И главное – позвонить. В Царьград и Колумбию. Чёрт, тарифов он не знает, сколько же взять: Тысячу? Тогда уж точно на всё хватит.
За этими мыслями Андрей и сам не заметил, как заснул.
Американская Федерация
Алабама
Деревья вдоль дороги сплошь жёлтые и красные, зелёных листьев почти не осталось, а трава яркая, как летом, и небо чистое. Не погода, а подарок. Чак гнал машину, опустив стекло, чтобы продувало осенним прохладным ветром, и курил, наслаждаясь пахучим дымом дорогой сигареты. А что, может себе позволить! Не прежнее время. Сейчас были бы деньги и голова на плечах, чтобы знать край, и можешь себе позволить, если не всё, то очень многое и куда больше, чем раньше. Всё у него прекрасно и ва-аще! Он лихо вписал машину в поворот, искоса посмотрел на карту и, проверяя себя, на часы. Всё точно. На ленч ему по маршруту полчаса, а он ещё шестнадцать минут выгадал. По хорошей дороге и умеючи… всё можно!
Из-за деревьев мелькнула сверкающая новой кровлей крыша, и он повёл машину к стоянке.
Машин было немного, и левая терраса, где сидели цветные, пуста, хотя… наверняка внутри все: осень всё-таки, прохладно. Чак вышел из машины, снисходительно кивнул подбежавшим к нему мальчишкам с ведрами и тряпками – да, пусть помоют – и без особой спешки, независимо вскинув голову, пошёл к террасе, поднялся по выложенным шероховатой плиткой ступеням.
Терраса пуста, столы без скатертей и даже стулья не отодвинуты, а так и стоят на передних ножках, прислонившись спинками к столешницам. Чак пересёк террасу и открыл дверь. А вот здесь всё, как и положено: людно, весело и шумно. У стойки не протолкаться, гремит музыка из автомата в углу, суетятся Пегги и Гвен, весело отругиваясь от шлёпающих их по крутым задикам шофёров, блестит потная коричневая лысина бармена Тедди.
– Ленч? – бросила на бегу Чаку Пегги.
– Точно, – подшлёпнул он её. – И побыстрее.
– Успеешь! – увернулась она.
Чак подошёл к стойке и втиснулся между молодым мулатом в новеньком ярко-красном пиджаке и седым негром в старой рабской куртке. Те покосились на него и подвинулись, давая место. Тедди кивнул ему с привычной улыбкой.
– Привет, парень, как обычно?
– Привет, Тедди, а как же ещё.
Тедди поставил перед ним стакан с пузырящейся содовой, отпустил подходящее замечание насчёт погоды и, что сегодня баранина у них особенно хороша.
– Давай, – кивнул Чак, припадая губами к стакану.
Не так уж сегодня жарко и пыльно, но спиртного ему нельзя: за рулём, а содовая – это не обычное дешёвое пойло для цветных, а рангом повыше.
Чей-то взгляд ощутимо лёг ему на затылок. Чак проглотил сразу ставшую безвкусной воду и небрежно обернулся, быстро оглядел зал, готовясь поймать прячущееся движение. Но от него и не думали прятаться.
В углу, откуда просматривался весь зал, дверь и через окно стоянка, удобно расположился со стаканом виски с содовой Гэб.
– Давай, Тедди, – повторил зачем-то Чак и, оттолкнувшись от стойки, пошёл к Гэбу.
Коротко кивнув, Чак сел за стол, не напротив, а сбоку, чтобы прикрыть спину и заставить противника поворачиваться для удара.
– Привет, – равнодушно сказал Гэб.
– Привет, – так же ответил Чак.
Гэб покосился на его стакан и понимающе хмыкнул.
– За рулём?
Чак кивнул.
– А ты?
Гэб самодовольно ухмыльнулся.
– Когда деньги есть, самому баранку крутить незачем.
Теперь изобразил понимание Чак.
– Ссуду, значит, проедаешь. Ну-ну.
– Лучше на беляка ишачить, как ты?
Подошла Пегги с подносом, и Чак промолчал. И пока она расставляла тарелки, быстро думал. Гэб – жадина и вот так шиковать без выгоды не будет. Значит, что? Только одно. Либо подсадка, либо слежка. И, когда Пегги, пожелав приятного аппетита, упорхнула, спросил с небрежной насмешкой.
– На полицию работаешь?
– Стану мараться! – рявкнул Гэб. И всё-таки не утерпел, похвастался: – В частном агентстве, понял?
– Один хрен, – ответил Чак, разрезая отбивную.
Гэб, к его удивлению, не стал заводиться, а спокойно отпил из своего стакана, вернее, поднёс к губам, наклонил и дёрнул кадыком, будто глотает, а содержимое стакана, как заметил Чак, не уменьшилось. Совсем интересно. Раньше Гэб такого не умел. Заглатывал всё сразу, и ещё пайковый кусок в глотке стоит, а он уже по чужим мискам шарит. Смотри, как выучился. Грин тогда так и бросил тупаря, не стал доламывать, а новый хозяин, значит, довёл… до нужной кондиции.
– Много пороли, пока блефу научился?
– Шофёришь? – ответил вопросом Гэб.
– И автомехаником, – уточнил Чак. – А ты топтуном или подсадкой?
Гэб покосился на него, оглядел зал и миролюбиво – с чего бы это? – ответил:
– Как для дела нужно, так и работаю.
– Такой ты трудяга? – удивился Чак. – С чего это у тебя?
– Получаю сдельно, – исчерпывающе ответил Гэб.
Чак понимающе кивнул.
– А ты? – снова изобразив глоток, спросил Гэб.
– Я на окладе. Ну, и сверхурочные, премию на конец года обещали.
– Ну, раз обещали, то жди, – насмешливо ответил Гэб.
Ни ругать, ни, тем более, хвалить хозяев Чак не хотел и пренебрежительно промолчал, занятый едой. Из-за стены смутно донёсся шум: похоже в «белом» зале драка, но никто и головы не повернул. У белых свои дела, а у нас свои. Чак доел баранину и овощи и сыто откинулся на спинку стула.
– Всем доволен, значит?
– Живу, как хочу, – кивнул Гэб.
У Чака вертелся на языке вопрос о руках, работают ли у Гэба руки, но удержался. А то самому придётся на такой же отвечать. А этого совсем не хочется. Он посмотрел на Гэба, натолкнулся на внимательный настороженный взгляд и понял: у Гэба всё так же. Как и у него. А значит, и говорить не о чем. Чак молча допил свой стакан и встал.
– Ну, бывай.
– Бывай, – кивнул Гэб.
Чак подошёл к стойке, расплатился за ленч и вышел.
Гэб в окно видел, как он прошёл к машине, заплатил мальчишкам-мойщикам, сел, уехал… всё! Гэб перевёл дыхание и отхлебнул всерьёз. Пронесло. Сволочь Чак редкостная, хуже любого беляка, вот кого бы пришил с радостью и
