Последний - ЙаКотейко
— Кто ей владеет?
Стоящему рядом крючконосу передали какую-то бумагу. Наори заинтересованно замолчал, посматривая на реакцию ученого. Тот вчитался, скривился и передал бумагу Наори.
— Из доступных нам существ таких нет, — задумчиво пробормотал он. Так же скривился и передал документ суетящемуся рядом лаборанту. — Монстры уверяют, что не знают таких существ. Дохнут в лабораториях, но не признаются. Скажи мне, Найт, почему. Что скрывают ваши твари?
От сказанного внутри все скрутило не лучше, чем от воздействия ошейника. Хотелось ругаться, рычать, оскалиться. Но нельзя. Вздернув бровь, лишь с легким удивлением проговорил:
— Они дети, Наори. Ты воюешь с детьми, ты убиваешь детей, что они могут знать?
Наори вспыхнул. Во всех планах. Лицо исказила гримаса ненависти. По ощущениям ударило лютой злобой и отвращением. В следующее мгновение пришла боль. Стерла реальность, подарив лишь вечность в объятьях невидимого огня. В себя приходил долго. Слышал неторопливые шаги людей, они прохаживались рядом, ожидая пробуждения. Тихие разговоры были ни о чем. Наори разозлила моя реплика, но, похоже, не по той причине, на которую надеялся я.
— Очнулся? — холодно поинтересовался слегка расплывающийся человек. — Не стоит учить меня, вампир, не стоит защищать монстров, я прекрасно знаю, кто они есть. А теперь, скажи мне, кто владеет магией?!
— Здесь нет и не будет таких существ, — с кривой улыбкой прошептал я, глядя человеку прямо в глаза. Если уж дети предпочитают смерть признанию…
Из стенда меня достали глубокой ночью. Луна звала, пытаясь пробиться сквозь пелену боли и голода. Тело не слушалось, и меня впервые в комнату тащили под руки. Я не видел дороги. Я не видел ничего, кроме черноты и алых вспышек в ней. Где-то на краю сознания чувствовался голод, но даже он был неспособен вырваться из плена всепоглощающей, захватившей мир боли.
***
Как бы ни старался делать вид, что все хорошо, последние выходки человека слишком сильно повлияли на меня. Вогнала в тоску и обреченность, с течением времени лишь усугубляющихся. Полностью отбили желание делать что-то, сопротивляться, искать возможность избавиться от рабства. Янка видела мое состояние, пыталась подбодрить, вселить уверенность или, хотя бы надежду. Но последние три дня я даже не выходил из комнаты, полностью отдавшись тоске. Возможно, так продолжалось бы и дальше, если бы утром четвертого дня Янка не наорала на меня, пригрозив, что, если не возьму себя в руки, больше не придет. Верить лисе не хотелось, но сомнения терзали до самого вечера.
— Найт, мясо будешь? — влетел в мою комнату Сай, когда мне уже откровенно хотелось выть на луну.
Лицо у него в этот момент было истинно лисьим: глаза лукаво блестят, хитрая улыбка на губах и поглядывает по сторонам так, будто что-то замышляет.
— Какое мясо? — непонятливо посмотрел на него, приподнимаясь на локте с кровати, где лежал, бездумно глядя в потолок.
— Жареное. На костре, — склонил Сай голову набок, разглядывая уже меня, а не комнату.
— В смысле, откуда у вас мясо? — уточнил поднимаясь. Похоже, Янка нашла способ достать одного старого вампира из логова. Так к чему тогда сопротивляться? Нет, ни желания, ни настроения не прибавилось, но страх в душе, что угроза перерастет в правду, набирал сил.
— Волчара спер в деревне барана, когда бегал отслеживать кого-то по заданию, — еще шире улыбнулся лис.
— А как к этому отнеслись люди? — ехидно уточнил, накидывая на плечи колет.
— Они думают — это олень, — еще более лукаво, если это возможно, улыбнулся Сай.
— Угу, похоже. Идем, — выпихнул его из комнаты и вышел следом.
— Как будто они разбираются, — буркнул лис, успев сцапать яблоко, притащенное Янкой и так и лежавшее нетронутым на стуле у входа вместе еще с тремя.
Люди не заставляли сидеть внутри здания, позволяли гулять по территории. Главное — не входить в запрещенные места и не вылезать за ограду — на этот случай предусмотрено включение блокатора. Так что, нарушившие могли и не дождаться, когда их найдут. Иные нашли способ немного отвлечься от своего положения — жгли костры. Для этого облюбовали крышу, замаскированную под полянку, поросшую травой. Кто-то сюда даже несколько бревен для сидения притащил. По ночам у главного костра собирались те, кто хотел провести время в большой компании, развеяться, отдохнуть от напряжения дня и пообщаться. Помимо него, были еще и несколько маленьких, вокруг основного, там собирались те, кто хотел посидеть со своими.
Наш костерок горел практически у края крыши, в другой стороне ото всех.
— Не съели без нас? — вместо привета, спросил Сай, швыряя огрызком в черта. Стан красочно выругался и пообещал оторвать чью-то ненужную рыжую голову.
— Съели! — буркнул Корад, — привет, кровосос, садись, — и он сдвинулся ближе к Стану, освобождая краешек бревна.
Усмехнувшись, поприветствовал остальных и плюхнулся рядом с ним. Стоило выйти из комнаты и настроение несколько улучшилось. Темнота, свет луны, серебривший беззаботные фигурки существ, живой огонь, словно освободили тело от оков. Остался позади институт и Наори. Ушли в прошлое пытки и ненависть. Только бескрайнее небо, усыпанное мириадами звезд, и близкие существа, готовые поддержать.
— Не боишься, что узнают? — кивнул я на жарящиеся над углями, отодвинутыми в сторону от костра, куски мяса, нанизанные на железные прутья.
— Да они не узнают, даже если я одного из них здесь зажарю, — криво усмехнулся Корад.
— Привет, мальчики, — раздался за спиной голос горгульи, заставив меня обернуться — чтобы успеть обхватить бросившуюся на шею Янку.
— Привет, — поздоровался, когда губы, наконец, освободились, усаживая лису на колени.
Вечер был великолепен. Луна, тонким серпом висела почти над самыми деревьями, с другой стороны «поляны» неслись песни и споры, а от леса уханье совы.
«Стоило попасть в плен, чтобы позволить себе посидеть у костра», — думал я, прижимая лису и слушая тихий голос Миши. Не знаю, кем они были в своем мире, но здесь горгульи стали хранителями знаний, библиотекарями, и Миша могла рассказать много разных историй, правдивых и не очень.
— Аккуратно, куда ты лезешь рукой? — дернулся к Буралу, потянувшемуся поправить выпавшее из основного костра перегоревшее полено.
— О, мамаша включилась! —
