Дочери Лалады. Паруса души - Алана Инош
А ещё у него были белые и мягкие, ухоженные руки, не знавшие тяжёлого труда. Он занимался в конторе бумажками. Жалование получал очень скромное, но деньги значения не имели, всё равно он жил в доме супруги. Он считался старшим мужем просто по первенству вступления в брак, а по характеру Гильдгриф был более бойким. Он тоже кем-то там служил, но после свадьбы засел дома. Зато он умел петь и играть на инструментах, рисовал и писал стихи, а потому обычно развлекал гостей, которых супруга приглашала раз или два в неделю. В плане светских навыков он был более искусен. Весёлым и изящным, нарядно и модно одетым, общительным и занятным, как певчая птаха, Гильдгрифом жена щеголяла перед гостями и любила появляться с ним в обществе, а Тьедриг был скромником, серьёзным и застенчивым. В общении он был неловок, мог ляпнуть невпопад, что-нибудь уронить или пролить, и на приёмах ему предписывалось помалкивать с глубокомысленным видом — авось, и за умного сойдёт, а также ничего не трогать руками. Его неуклюжесть вызывала смех, он вполне мог бы работать комедиантом просто будучи самим собой, а супруге было за него стыдно. Он даже иногда пытался пользоваться своей природной способностью быть нелепым и веселил гостей, что-нибудь опрокинув с серьёзным и печальным лицом, а потом неловко пытаясь загладить последствия; гости находили это гениальным и смеялись до упаду, но супруга считала, что это негодная затея, муж-клоун — едва ли предмет для гордости. Она сама удивлялась, что она в нём нашла, таком недотёпе и увальне, выходце из скромной семьи... Но внешне он был хорош, это правда. Может, на красоту и повелась.
Погода была прекрасная, на небе — ни облачка, столица была охвачена заревом великолепного заката.
— Как славно дышится, правда, дитя моё? — сказал Тьедриг, шагая с дочкой за руку по улице.
Девочку больше интересовал не чудесный воздух и обучение навыку поддержания светской беседы, а отражение в лужах — она норовила в них наступать, да не просто так, а с брызгами, и отцу приходилось её от них оттаскивать от греха подальше:
— Радость моя, ты промочишь ножки и испачкаешься, матушка станет сердиться!
А если матушка рассердится, влетит и отцу: почему не смотрел за деткой? Почему она у тебя грязная с головы до ног?
Потому что она — дитя, хотелось ответить Тьедригу. Она хочет баловаться и играть, это её природное желание, происходящее из детской непосредственности! Но если бы он так ответил, супруга посмотрела бы на него уничтожающим взором. Печальный клоун по жизни и мелкий клерк по роду деятельности — что он мог смыслить в воспитании детей? Дитя должно быть всегда чистым, считала она. Дочери такой важной госпожи, как она, не по статусу гулять замарашкой!
Он был голоден. Супруга ему даже поужинать не позволила, сразу отослав гулять с ребёнком, но что ему мешало зайти в его любимую кондитерскую на Портовой улице? Батюшка рассказывал, что на этой улице он познакомился с матушкой, которую Тьедриг никогда не видел. И даже не знал, кто она такая. Отец говорил, что она — какая-то очень важная госпожа, потому что оставила ему много денег на воспитание сына. Но в мужья отца так и не взяла, потому что ей нужно было уплывать за море. Из чего Тьедриг сделал вывод, что родительница была, скорее всего, морским офицером, и у неё были любовные связи в портах, где останавливался её корабль. Капитаны пользовались уважением в обществе, тут было чем гордиться, несмотря на отсутствие матушки в их жизни. Но уже сама её благородная и таинственная фигура, овеянная романтическим ореолом, манила к себе мысли мальчика. Он читал книги о морских приключениях с детства и представлял матушку героиней этих историй.
Отец воспитывал Тьедрига один до двенадцати лет, а потом ему всё же посчастливилось найти супругу. Мачеха не особенно тепло относилась к Тьедригу, но и не обижала. В пятнадцать лет, едва Тьедриг выучился, его отправили работать. Он трудился клерком в нескольких местах, пока не осел прочно в ведомстве картографии и кадастра, где тоже перекладывал бумажки. Должность у него в отделе обработки документов была самая низкая, намного ниже госпожи Онирис, по которой он тайно вздыхал, но так и не решился сказать о своих чувствах. Платили ему в конторе скверно, но кое-какой вклад в семейный бюджет он вносил. Когда на него обратила внимание госпожа И́гногенд, зачем-то зайдя в их учреждение, отец очень обрадовался: дама была из солидного общества и ещё холостая к своим уже вполне зрелым годам. Тьедриг стал её первым супругом. Муж должен быть красивым и скромным, не щеголять своим независимым мнением и не открывать рот без разрешения — таков был критерий её выбора, потому она, вероятно, и обратила свой взгляд на Тьедрига. Он продолжал служить, хотя жена выдавала ему приличные суммы на «карманные расходы». Жалованье он отдавал в семью отца, потому что у того с мачехой подрастала дочка.
О матушке-моряке Тьедриг часто думал. Временами ему было обидно, что она оставила его с батюшкой, но голос разума вещал: она же не совсем на произвол судьбы их бросила, а хорошо обеспечила, так что отец мог не работать, снимать неплохие комнаты и воспитывать сына на эти деньги. Когда деньги подошли к концу, родитель и стал крутиться, суетиться, подыскивая супругу. Работать ему не очень хотелось, да и делать он мало что умел. Одно время он пытался также служить клерком, но это показалось ему безумно скучным занятием, и он подался в актёры, чувствуя в себе творческую натуру. Кое-какой талант у него был, но плохо складывались отношения с коллегами по ремеслу, и он мог бы оказаться на обочине жизни, если бы на представлении его не заметила госпожа, ставшая впоследствии мачехой Тьедрига.
Батюшка был яркой личностью с сильными, хотя и поверхностными проявлениями чувств, а мачеха — сухой и холодноватой, расчётливой, но не злой, Тьедрига держала хоть и в ежовых
