Дочери Лалады. Паруса души - Алана Инош
Ниэльм от железной руки сразу пришёл в восторг, совсем не боялся её. Напротив, когда матушка Эллейв обнимала его обеими руками, одна из которых была холодной и жёсткой, он даже повизгивал и смеялся. То и дело он норовил подержаться за эту руку, а Эллейв тренировалась быть нежной, осторожно сжимая его пальцы. Поначалу это было непросто, требовалось очень тонко регулировать силу давления, чтобы хрупкие пальчики ребёнка не постигла участь расплющенного кубка. Эллейв очень боялась причинить ему вред.
— Золотце, тебе не больно? — спрашивала она обеспокоенно. — Я не слишком крепко жму?
Ниэльм мотал головой и улыбался от уха до уха. Ему нравились такие «тренировки». А если ему случалось ойкнуть, Эллейв тут же разжимала искусственную кисть, брала пальцы мальчика живой рукой, придирчиво изучала на предмет повреждений и покаянно целовала.
— Ох, милый, прости...
Впрочем, до повреждений дело не доходило, она ни разу ему даже синяка не поставила. А матушкина новая рука стала для Ниэльма чем-то вроде любимой игрушки, он даже засыпал с нею в обнимку, когда Эллейв читала ему перед сном. Конечно, он и сам давно прекрасно читал, но ритуал укладывания спать оставался священным. Иногда заменять Эллейв в этом ритуале приходилось Эвельгеру, ему мальчик доверял и очень полюбил его. Конечно, матушка Эллейв, будучи женщиной, нежность и ласку дарить умела лучше, да и её весёлое внутреннее дитя превосходно находило с Ниэльмом общий язык, но и с Эвельгером ему было хорошо — надёжно и спокойно.
Купаясь в море, Эллейв предпочитала руку беречь и всё-таки снимать, хотя та и была, по утверждению изготовителей, совершенно влагостойкая и водонепроницаемая. Но мало ли — штука дорогая и сложная, вдруг испортится? Эллейв выбирала перестраховаться. Кроме того, от воды на ней оставались солевые пятна, которые потом приходилось счищать. Для ухода за рукой изготовители подарили Эллейв бутылочку особой жидкости, которой следовало натирать протез пару раз в неделю и полировать мягкой тряпочкой: так к нему меньше приставала пыль и создавалась дополнительная защита металла от внешних воздействий. Также рекомендовалось избегать перегрева изделия на жарком солнце, тогда оно могло работать не совсем хорошо и плавно, механизмы заедали, но если прикрывать руку от лучей одеждой, всё было в порядке. В месте присоединения к культе у руки имелась мягкая прокладка, держалась она на теле удобно и прочно, не натирала.
Онирис прильнула к искусственной ладони щекой. От живой та отличалась лишь тем, что была жестковатой и холодной, но в нежности ничуть не уступала ей. Если Эллейв хотела придать руке тактильную чувствительность, она покрывала ладонь тонким слоем хмари, а ниточку от него направляла внутрь себя — так она могла, к примеру, ощущать тепло и мягкость кожи Онирис.
Вечером они, как всегда, собрались на веранде дома госпожи Игтрауд и слушали её чтение. Ниэльм заснул, и Эллейв унесла его домой. Он и сквозь дрёму ощущал твёрдое прикосновение искусственной руки и улыбался.
Мальчики были уложены, Онирис поцеловала Эвельгера и вышла с Эллейв подышать воздухом на балкончик.
— Даже не ожидала, что Ниэльму она будет так нравиться, — с усмешкой сказала Эллейв, немного вращая и двигая искусственной кистью, проводя пальцами по плечу жены. — Он просто пищит от восторга, для него это как забава.
— Вот и хорошо, — сказала Онирис. — Было бы хуже, если бы она нагоняла на него страх или неловкость.
Эллейв пощекотала ушко жены сперва дыханием, а потом и искусственным пальцем.
— А тебе как? Она не вызывает в тебе страх, не отталкивает?
Онирис вздохнула, прижалась к обнимающей её сзади супруге спиной, поймала её за протез, погладила его.
— Трудно сказать, что я чувствую. Нет, она не отталкивает, что ты! Это удивительное чудо.
Искусственные пальцы ловко сбежали вниз по её плечу, точно на клавишах играя, и ладонь осторожно легла на живот. Кто из этих двух малюток раньше был Теманью, а кто — Ронолинд? Пока неизвестно.
— Я узнаю её, по глазкам узнаю, — шепнула Эллейв. — Клянусь, у неё не будет больше причин бояться. Я сделаю всё, чтобы она была счастлива.
Эпилог, часть 2. История печального клоуна
Затянутый в строгий тёмный костюм господин вышел из повозки и направился по дорожке к добротному и красивому особняку, обнесённому высокой оградой и окружённому уютным садиком. Он был стройным и изящным, носил щегольские блестящие туфли с золотыми пряжками и белоснежные чулки, которые облегали и подчёркивали красивую форму его голеней. Днём был дождь, но к вечеру небо расчистилось и теперь отражалось в лужах вместе с освещёнными лучами Макши стенами зданий. Воздух был свежим и немного зябким. Просверкав своими туфлями по ступенькам, господин поднялся на крыльцо, и одушевлённый дом впустил его.
— Это ты, Тьедриг? — раздался властный голос хозяйки дома. — Я занята в кабинете, возьми Э́длинд, одень её и погуляйте часа два.
Вернувшийся домой господин в некотором замешательстве постоял, понимая, что шляпу отдавать вешалке не имеет особого смысла: не успел он войти, как тут же приходилось снова покидать дом, даже не поужинав.
— М-да, — пробормотал он себе под нос. — И тебе добрый вечер, дорогая.
Вряд ли жена это услышала. Супруга была очень занятой, но и он ходил на службу. Второй муж, Гильдгриф, сидел дома, у него было больше времени гулять с детьми и регулярно принимать пищу. Сейчас он нянчился со своей годовалой Кругунд, а Эдлинд была дочкой Тьедрига.
Шестилетняя дочурка уже сама умела одеваться, но проследить за нею всё же было нужно. Держа шляпу в руке, Тьедриг прошёл в детскую.
— Батюшка пришёл! — весело и ласково объявил он, приближаясь к комнате. — Где мое сладкое сокровище? Одевайся, моя красавица, мы идём гулять!
Хорошенькая темноглазая девочка, как две капли воды похожая на него, вскочила ему навстречу с коврика, где возилась с игрушками. Тьедриг подхватил её на руки и расцеловал, а потом проследил, чтобы она ничего не напутала в одежде.
Он был хорош собой, носил аккуратные короткие бакенбарды и щипал брови, чтобы не зарастали и имели опрятную красивую форму, а волосы строго и просто убирал в одну косу, как полагалось конторским служащим. Вычурных причёсок им носить
