Дело о благих намерениях - Ольга Васильченко
Я едва сдержался, чтобы не осенить себя защитным знаком Пресветлых. Или того хуже, поплевать через левое плечо, чтобы отогнать подальше невидимых куцьих прихвостней, вселяющихся в тела нерадивых людей. Но вместо этого, собрал волю в кулак и громко поприветствовал:
— Доброго утра, пан Куцевич! Меньше всего ожидал в столь ранний час увидеть именно вас.
Он не сразу оторвался от созерцания потолка. Медленно повернул тяжелую голову на толстой шее. Камзол затрещал, сбился и оголил потную рубаху на объёмном пузе.
— Сразу всё понял, — продолжая смотреть куда-то вдаль, заявил городской голова. — Ты один можешь мне его вернуть.
— Кого? — напряженно переспросил я, пока Куцевич недоуменно хлопал осоловевшими глазами.
Он подошёл ближе и долго смотрел снизу-вверх.
— Ты смог понять, что приключилось с моим Кузькой. Ты мне его и вернёшь, — толстая короткая рука взлетела к моему лицу, отметая все возражения. — Ты пробрался в его память, нашёл его тогда на самом краю бездны. Найдёшь и сейчас. Найдёшь и вернёшь. Я всё понял. Не дурак. Понимаю, когда просто так, а когда всё само проясняется и объясняет, как надо.
Пока он путано рассказывал о своём небывалом прозрении, я сплёл чары и проверил его от жёлтых ногтей толстых мизинцев до одиноко торчащего на макушке седого волоса. Ни одного проклятья, ни единого заговора. Нет даже тончайших токов энергии, остающихся после применения магических артефактов. Выходило, что Куцевича никто не заколдовывал, и он просто сбрендил.
— Вчера на площади у ратуши чернявый чужестранец показывал небывалое представление. Он пробирался в самые затаённые закрома человеческих душ, — городской голова облизал пересохшие губы. — Меня впечатлила его сила, смелость и обширные знания. А уж толпа и вовсе готова была таскать его на руках, но не позволять же ему тратить на них своё драгоценное время. Что у них может быть такого, что они… да и он… и...
Я вздохнул. Пора было отправлять посыльного в лекарню. Врачевание не по моей части. Для того чтобы лечить души, людей надо хоть немного любить.
— Забрал его с собой, — продолжал шептать Куцевич. — Он сразу увидел мои страдания и прочёл в моих глазах муку. Поклялся, что даже такое невыполнимое дело можно сделать, если найти то, что скрыто. Даже зелье специальное продал, сказал, пить по ложке еженощно для пущего прозрения. Тогда-то всё стало понятно. Лучше всех это сделаешь именно ты! Ты всегда находишь! Всегда.
— Конечно, конечно, — не стал спорить я, продолжая раздумывать над состоянием городского головы.
А что если это не магия, а алхимия. Может его не заколдовали, а опоили?
— Пан Куцевич, — нависая над тяжело дышащим коротышкой, проговорил я. — Вы правы. Искать моя прямая обязанность. Расскажите, что именно, и всё оно будет ваше. А пока, скажите, вы то зелье пили? И покажите мне ваш язык.
— Искать надо деГЫэй лЫкиир…
Его рот распахнулся, глотая недосказанные слова. Внутри за жёлтыми кривыми зубами разросся махровый зелёный налёт совершенно неестественного происхождения.
— Вы кого-то ещё видели? Кроме чернявого чужестранца? — уточнил я.
Городской голова задумчиво кивнул, распахнутый рот дёрнулся и челюсти прикусили высунутый язык. Но несмотря на показавшиеся капли крови, Куцевич даже не вздрогнул.
— Кого? — продолжал допрашивать я.
Грех было не воспользоваться его состоянием, когда придёт в себя, он уже не будет так непринуждённо каяться.
— Делегасия алхимиков, — причмокивая пробормотал он. — Ходили всё выспрасивали про каких-то грызунов. Мол где их достать. Мозет для опытов каких. Делегасия из самой столисы. Скасал им сегодня зайти в городскую управу если не найдут. Сразу видно мастера своего дела.
Я нахмурился. Снова они!
— Марек! Марек!
— Нет его, ваше капитанство, — отчитался испуганный стражник, прибежавший на крик.
— Как появится, немедленно ко мне. А сам мчись в лекарню. Голове плохо. Пусть алхимика прихватят, дело серьёзное.
— Так точно, — козырнул стражник и унёсся прочь по коридору, а я медленно, увещевая как малолетнего дитятю, повёл Куцевича в свой кабинет.
Из рассказа Аланы де Керси, хозяйки книжной лавки «У моста»
Утро… как же я ненавижу утро. Нужно продирать глаза, шевелиться, вылезать из теплой постели в промозглую серь, снова месить ногами раскисшую снежную кашу. После переезда в лавку, проблема ежедневного путешествия на работу решилась сама собой, и получилось облегченно выдохнуть — не нужно было больше мерзнуть на промозглом ветру, пробегая ранним утром по сонным, пасмурным улицам, и запасаться зонтом, который все равно выдирало из рук. Помнится, мне частенько приходилось гоняться за ним по набережной, а то и по мосту. Пока однажды особенно коварный порыв ветра не унес зонтик в Чистинку, а я, пытаясь его поймать, не полетела через перила следом. Выбралась, конечно, точнее Румпель выловил. Воды нахлебалась по самое не балуйся, насквозь пропахла тиной и, что самое обидное, утопила новый пенал с кистями. После этого, плюнув на все, выпросила у тролля бесформенный моряцкий плащ, решив, что лучше быть огородным пугалом, зато сухим, чем убиться, гоняясь за куцьим зонтом!
Сегодня утро началось так же, как и сотни до него — проснулась от того, что замерзла. За окном было серо, но без тяжелых хмурых туч. А это означало только одно — на улице подморозило. Вчерашний вечер смутно выплывал в голове паром горячей воды, колючим шерстяным пледом и какой-то терпкой горчащей гадостью, которой меня напоил домовой.
Я завозилась на кровати пытаясь выпутаться из пледа, одеяла и чужой пижамы не по размеру. Интересно, Вильк давно ушел? Который вообще час? Мне же ещё сегодня в Школу ехать, портреты рисовать! Думала не заезжать в лавку, а отправиться сразу туда… но одежда моя после вчерашних перипетий, по едкому замечанию Проньки, годилась только чаек в заливе пугать. Выбравшись наконец из коварного одеяла, я дико заозиралась. Мои вещи, чистые и отутюженные, аккуратно лежали на стуле. Все-таки молодец у нас домовой, надо бы как-то отблагодарить его, за то, что с нами возится, а не ушел к более нормальным хозяевам.
Когда доползла до кухни, тщетно пытаясь пригладить торчащие после сна волосы, Пронька уже хозяйничал возле плиты, видно получив указания от Балта.
— Смолу свою сама сваришь, — вместо
