Всё не то, чем кажется - Олли Бонс
— Знаешь что? — заявляю я, поднимаясь на ноги. — Сейчас мы найдём ночлег, и только посмей мне возражать!
— Но ведь ночлег — это когда ночь, а сейчас только утро едва началось…
— Я сказал, не смей мне возражать! — грожу я кулаком. — Если не поспим хоть пару часов, то или ты упадёшь в полёте, или я.
Я отстёгиваю упряжь и навешиваю её на себя. Дракон цепляет наш мешок на шею, и в таком виде мы плетёмся, отчаянно зевая, к ближайшему поселению.
Это оказывается деревушка под названием Подгорье. Там уважают драконов, но очень удивляются, что дракон прилетел не по призыву, ведь они не трубили в свой рог.
— Ну что вы, — говорю я селянам, которые нас окружили. — Драконы, конечно, покидают свой замок только ради помощи людям. Вот сейчас, к примеру, э-э-э…
— Это вот из Пень-Осинок парень, — вступает в разговор дракон. — Староста местный попросил его доставить…
— На свадьбу! — осеняет меня.
— …к бабуле, — завершает дракон свою мысль, не успев остановиться.
— Надо же, весёлая у тебя бабуля, — хлопает меня по плечу ближайший мужик. — Годков-то ей сколько?
— Шестьдесят два, — выпаливаю я, не подумав. Нет, ну а что? Моей настоящей бабуле было именно столько лет.
Вокруг поднимается небольшой шум, слышится смех и свист. Людям нравится моя бабуля.
— А где живёт-то такая красавица? — подмигивает мне парень с виду чуть постарше меня, подкручивая ус. — А то, может, она ещё раз свадьбу решит сыграть, а я вот невесту ищу!
Я смотрю на дракона, но он молчит. Вот как, значит. Как поставить в неловкое положение, так он первый, а как нужна помощь, слова из него не вытянешь.
— Э-э-кхм! — тяну я время. — Живёт она, гм-м, в домике.
— Он не очень умный, — шепчет дракон, прикрывая рот и косясь на меня. Шёпот такой громкий, что все присутствующие наверняка не пропустили ни слова. — Потому староста и попросил его сопровождать, а то ведь сам заплутает, бедняга.
Люди сочувственно кивают.
— А направляемся мы в Холмолесье, — сообщает дракон. — Там его бабушка и живёт.
«Вот гад, сразу сказать не мог!» — думаю я. Как-то неприятно, что меня теперь считают дурачком. Стоящая у плетня чернокосая девушка глядит с жалостью, и я стараюсь сделать суровое мужественное лицо, как у Бугая, нашего дворцового стража.
— Ах, бедняжка! — говорит чернокосая вполголоса, всплёскивая руками. — И впрямь видно, что не в себе. А ведь такой пригожий.
Нас ведут под навес к большому стогу сена, чтобы мы отдохнули. Селяне приносят нехитрую снедь — печёные в золе картошки, яйца, рыбу. Видно, что деревушка небогатая, но с нами рады разделить всё, что имеется.
Мы благодарим их от всей души. Но спать хочется так сильно, что даже не удаётся всё доесть. Я так и засыпаю с картошкой в руке.
Просыпаемся мы уже под вечер, когда солнце клонится к закату. Неподалёку мнётся пара мужиков в бедной, заплатанной одежде.
— Нам бы это, вот… кабы ваша милость… — бормочут они.
— Что такое? — спрашивает дракон.
— Уж не гневайтесь, простите нас, если откажете, мы не в обиде! — перебивают они друг друга.
— Помощь нужна, что ли?
— Да, батюшка дракон, живём мы бедно… неурожай, опять же…
Батюшка-дракон даже раздувается вдвое. В ширину.
— Ты первый говори, — произносит он неестественным басом, тыкая коготком в сторону одного из мужиков.
Мужик приглаживает жидкую бородёнку, затем быстро отвешивает полупоклон (хотя, может, у него просто заломило поясницу). Наконец он произносит:
— Нам бы с рыбкой помощь. Вы бы, батюшка дракон, протянули сеть по реке и наловили бы нам рыбки. А мы бы её солили, вялили и вас добрым словом вспоминали.
— А то староста у нас шибко суровый, — вступает в разговор второй мужик. — Говорит, негоже дракона ради такого звать, по пустякам, значится. А у нас неурожай да засуха, пока с вёдрами бегаем, и рыбу некому ловить. Так скоро и голодать начнём, — и он сурово косится на выпавшую у меня картошку.
— А так как мы, так сказать, вовсе вас и не звали, а вы вовсе сами пришли, — кланяется первый мужик, — то, может, и ничего оно будет, если о помощи попросим. Только не серчайте, мы понимаем, дело у вас уже есть…
— С рыбой я помочь смогу, — говорит дракон. — Если только сеть протянуть, то много времени это не отнимет.
Мужики ликуют, ещё раз отвешивают поклоны и убегают готовить сети.
Расправив смятое нами сено, мы идём к берегу, куда ушли мужики. Под берегом скачет река Вертихвостка, которая берёт начало где-то в Дальних Кремовых скалах. Сперва она мчится вниз быстрее стрелы, словно расшалившийся ребёнок, убегающий от няньки (прямо как мы с Сильвией в детстве). Затем петляет по холмам, будто уходя от преследования, и на одном из поворотов огибает Подгорье.
В окрестностях Подгорья река делается то шире, то уже и, наконец, окончательно набирает вес, остепеняется и величаво вплывает в озеро, именуемое Царь-Рыбой. К слову, называется оно так вовсе не потому, что в нём обитает крупная рыба, а потому, что прошлый правитель Четвёртого королевства однажды изволил кататься на лодочке без свиты и перевернулся. Выручили его подоспевшие рыбаки, несколько раз закинувшие сети и наконец в сетях же притащившие короля на берег. Но это не от неуважения, а оттого, что лодка рыбаков была крошечной и грозила перевернуться, если в неё попытался бы забраться кто-то третий.
До того дня озеро носило какое-то малозапоминающееся название — то ли Синее, то ли Округлое. А после спасения короля в народе начало расходиться новое имя, да так и прижилось.
Сам правитель, когда прознал об этом, не стал гневаться, вопреки ожиданиям придворных, а повелел обновить карты. А кроме того, дал столичному городу название Царь-Лодочка (до того город звался Гнилозерьем — тут уж любые перемены были на благо, как по мне). Да и прежнее имя всё равно устарело. Оно задержалось с тех времён, когда жители приозёрного края ещё не умели правильно выбирать и обрабатывать древесину для домов, и постройки нередко гнили от большой влажности. И город раньше, говорят, стоял намного ближе к воде.
На берегу нас уже ждут. Народ собирается, переговаривается — кто-то радостно, кто-то с тревогой. Причина беспокойства вскоре становится ясна: к нам приближается староста, чтобы узнать, по какому поводу все тут собрались.
— Это ещё что такое! — возмущается он, услышав причину. — Не позволю!
Три девицы, которые неподалёку сшивали все имеющиеся сети
