Ужасный век. Том I - Андрей Миллер
Ещё бы! Отец наверняка зачал его, едва отложив в сторону пищаль. Маленький Игги любил играть с фитильным замком, ещё не представляя, какую власть нехитрое устройство подарит ему через полтора десятка лет. Быть огнём, быть смертью. Тот мальчик увлечённо катал по дну обозной телеги пули, пока отец посылал такие же во врагов. А после мать обирала тела несчастных, которым не повезло оказаться на пути свинцовых шариков — для Игги пока лишь игрушек.
Неважно, кто перед тобой, если держишь в руках аркебузу. Неуклюжий крестьянин, с вилами наперевес защищающий свой хутор? Старый солдат, перерубивший алебардой больше хребтов, чем дровосек — деревьев? Блистательный рыцарь, у которого до войны на уме были турниры да прекрасные дамы? Всё одно: для них ты — огонь, смерть. Вспышка, грохот, и каждый равен перед тобой, словно перед божеством. А теперь — заряжай. Отступи под пики, прочисти ствол шомполом, засыпь порох, загони вслед свинцовый кругляш с кусочком ткани. Щепотку порошка на пороховую полку, да не забудь про крышку, а то просыплется. Раздуй фитиль или взведи замок.
Вот и вся огненная магия — без сказок про драконов.
— Ни хрена он не понимает. Карл, переведи. Ты ж болтаешь по-ихнему!
— Да хорош! Не видишь: с них хватит уже.
Игги ответил за Карла, который только жевал да запивал, словно баранины с вином не видал сто лет. Хотя таких хороших — и правда… давно не попадалось.
Кеннет, худой белобрысый мужик за тридцать, убрал пахнущий порохом ствол от лица вельможи. А может, то был просто богатый купец: солдат подробности не интересовали. Главное, что в доме всего было полно — и стоило за ценностями приглядеть. А заодно отпраздновать победу.
— Ну а ты чего такая невесёлая? Хозяева города в гостях. Это ведь праздник! Вон, у нас и музыка есть: Игги славно играет. Нравится?
Красивая девушка, хозяйская дочка, сидела за столом почти без движения — лишь пыталась отвести заплаканные чёрные глаза подальше от наёмников. Слов Кеннета она, разумеется, тоже не поняла: только вжала голову в плечи.
— Ничего с них, Игги, не хватит. Эти ублюдки убили Густава. А Густав был мой старый друг! Вместе плащи получали, так-то.
Ясное дело: ни богач, ни его дочка Густава не убивали. И останься десятник жив — вряд ли судьба хозяев дома сильно изменилась бы. У всего Фадла теперь одна судьба.
Игги сосредоточился на струнах и в сторону девушки старался не смотреть. Теперь при взгляде на неё юному солдату делалось не по себе. Злоба на врага и обида за своё увечье нашли выход. Что под руку подвернулась именно эта знатная мураддинка, а не какая-то другая — просто случай.
Злобу насилие утоляет хорошо, это правда. Однако новый глаз у Игги вырастать как-то не спешил. Да и Густав не воскрес.
Игги всегда видел большую разницу между собой и Кеннетом, но в последние пару часов она как-то стёрлась. Как это называется… «стыд», наверное?
— А вообще-то… — Кеннет уселся на стол и потянулся за кубком. — Порешить говнюка надо. Не нравится он мне. Глянь на эту рожу! Наверняка извращенец и курит маковое зелье. А ещё эта скотина мне лгала. Прямо, сука, в лицо!
Под ложью солдат имел в виду лепетание богача: дескать, женщин здесь нет, кроме его жены и прислуги. Никто не поверил. Дом ломился от нарядов, на которые служанка за полжизни не заработает. А хозяйка смогла бы натянуть эти платья на свои телеса лет двадцать назад. И то не факт…
— Капитан велел грабить местных. Не вырезать. И справедливо, город ведь сдался. Мне что, Кеннет, обычаи тебе объяснять?
Конечно, Кеннет сам понимал: убийство вельможи офицеры осудят. Команды на резню не было, мураддин не защищал имущество с оружием в руках. Не положено его убивать. Такой поступок мог повлечь последствия… а мог и не повлечь, это как повезёт. Но рисковать-то зачем?
Игги полагал: если вельможа и заслужил за вполне естественное поведение какое-то наказание, то уже понёс его сполна. Кеннет заставил его смотреть на всё случившееся.
Если честно, Кеннет никогда юноше не нравился. Да он вообще мало кому был симпатичен. Свой «ржавый» плащ стрелок получил по делу: единицы обращались с аркебузой настолько ловко. Но излишнюю жестокость под этими знамёнами никогда не одобряли — одобряли оправданную и управляемую. А у Кеннета тяга к насилию имела совершенно болезненный характер.
— Знаю я всё, знаю… Карл, да скажи ты ей, шоб меня не боялась! Я уже добрый.
— Дай пожрать спокойно.
Девушка Кеннету и правда уже не была особо интересна — мучить людей ему нравилось лишь до момента, когда они оказывались сломлены. После очередная игрушка теряла привлекательность. Но это не значит, что за Кеннетом не надо присматривать. Ведь возможные взыскания легли бы на всех девятерых.
Так уж повелось в Ржавом Отряде: десятина вместе живёт, вместе сражается и делится всем, что имеет. Будь то провиант или ответственность за проступок.
Подняв единственный глаз к расписному потолку, Игги перешёл с импровизации на любимую мелодию: наёмники узнали её с первых аккордов. Карл одобрительно замычал забитым ртом и замахал руками, Кеннет поднял кубок.
Карл, Кеннет и Седой Арджи давно носили свои плащи. Потому денег у них водилось больше, чем у Игги — что было легко заметить. Если одноглазый юноша носил самый обыкновенный гамбезон, крашеный оранжевым и красным, то одежды товарищей блистали буффами, оборками и декоративными разрезами до подкладки. Местами и бархатом обшиты. Карл на каждом из толстых пальцев носил по перстню, ни один из которых не покупал. На шее Кеннета болтался огромный золотой медальон с каким-то религиозным символом: солдат даже не знал, чьего бога тот обозначает.
Разве что доспехи, сейчас уже в основном снятые, у всех тут были почти одинаковыми. О броне заботились в первую очередь. Аркебузиры нечасто вступали в ближний бой, так что обычно ограничивались шлемами и приличными кирасами.
Послушать игру и пение Игги все любили. Кеннет соскочил со стола, подхватил мураддинку и закружился с ней в танце. Девушка в его руках напоминала куклу: плясать ей явно не хотелось. Хозяин дома смотрел как-то сквозь всё и молчал.
Седой Арджи танцевать и подпевать не спешил. Он привстал, чтобы дотянуться до оставленной Кеннетом на столе аркебузы. Бросать оружие абы как — дурная идея, всё правильно.
Песня чуть разогнала тоску Игги. Музыка всегда помогала ему. Может, потеря глаза — и не самое страшное: не
