Вокруг Света - Журнал «Вокруг Света» №09 за 1977 год
Ужинать нас пригласили в тот самый кряжистый дом, в котором, как оказалось, были и сауна, и бассейн, и кафе-ресторан.
На стенах висели огромные медвежьи шкуры и деревянные рельефные панно. На столах горели свечи, пламя которых отражалось в стекле и фарфоре. Где-то вверху тускло блестели электрические лампочки, свет их с трудом достигал деревянного пола, и массивные столы вырастали из полутени желтыми островками.
Перед каждым на деревянной тарелке лежала длинная и гладкая, без мяса, кость, рядом — деревянная палочка. Но что с ними делать? Один из нас попробовал кость на зуб — она с честью выдержала испытание. Шведы тоже: ни один из них и бровью не повел. Пришлось выслушать объяснение, что мозг, находящийся внутри кости, считается у лопарей лакомством, а деревянной палочкой нужно вытолкнуть его на тарелку. Если мозг покажется слишком жирным, на него крошат сваренную и растертую со специями оленью печенку. Тут же лежал тонко раскатанный саамский хлеб. Мы почувствовали себя несколько увереннее, когда очередь дошла до оленьих отбивных: нежное, вкусное мясо.
После ужина я погрузился в кресло возле большого камина, где потрескивали большие поленья.
— Извините, на каком языке вы говорили? — Рядом со мной в таком же кресле сидел человек лет пятидесяти, худощавый, с трубкой в зубах, в сером отглаженном костюме. Некоторое растягивание гласных выдавало в нем уроженца Северной Скандинавии. Темные глаза на широком, изрезанном морщинами лице смотрели дружелюбно и со спокойным любопытством. Наверное, финн, проживший здесь всю свою жизнь.
— На русском, — ответил я.
— Ну, что же, мы почти соседи, даже более того. У вас ведь тоже живет мой народ.
— Вы саами? — догадался я.
— Да-а, — в ответе прозвучала характерная интонация, которая на севере Швеции соответствует неопределенным выражениям, вроде: «в общем-то, да» или «а как же, не без этого».
Выяснилось, что мой собеседник — его звали Юхан — приехал из небольшого селения севернее Кируны.
— Приехал по делу, а заодно решил встретиться с товарищем, которого не видел очень давно. Но похоже на то, — добавил он, улыбнувшись, — что товарищ продолжает, как лапландцы в старину, делить год не на дни, недели и месяцы, а на «темное время», «светлое время» и «время между». Он уже запаздывает на два дня. Жить на базе отдыха удобно, но экзотика обходится недешево. Впрочем, раз в год можно себе позволить отдохнуть неделю и таким образом.
Наступила пауза. Я не знал, как подступиться к главной теме. То, что Юхан называл экзотикой, интересовало меня в самой малой степени. А вот красные с синим узоры манили, как недосягаемый символ загадочной жизни северных людей.
— Да-а... — снова раздался голос Юхана. — Саами в наших краях всегда были слабы и разрозненны, чтобы противостоять тому, что во времена Харальда Прекрасноволосого и Биркарлов называлось кабалой, а сейчас именуется «плодами цивилизации». Был у меня дед по отцу, который пытался по-своему бунтовать, но и у него в конце концов мало что получилось.
— Не хватило сил?
Юхан чуть улыбнулся.
— Сил-то хватало, да-а... Впрочем, если рассказывать, то по порядку. Как у вас со временем?
Я поспешно заверил Юхана, что времени у меня более чем достаточно.
— Ну, тогда слушайте...
Это было похоже на путешествие в другой мир. Мир, где встретились суровая природа и яркие краски саамов, символизирующие жизнь.
Дед Юхана Аслак был крепким парнем. Он твердо стоял на ногах, когда двухлетний олень-самец рвался изо всех сил, пытаясь освободить свои рога от накинутого аркана. Остальные члены ситы (1 Сита — несколько семей саамов которые объединяют своих оленей в одно стадо и кочуют вместе с ним.), кочевавшей от Каресуандо к океану и обратно, уважительно посматривали на молодого силача. Счастлива будет та девушка, думали они, которая станет женой Аслака. Да такая девушка уже была на примете — избранницу звали Стина. Множество подарков — серебряные брошки и шелковые шарфы — свидетельствовало о ее немалой популярности среди парней. Веселая, подвижная, Стина умела мастерски шить одежду и была искусна в вышивке. Вышивала она тот самый ярко-красный орнамент, который так дорог сердцу каждого саама. Взгляд северного кочевника теплеет, когда он видит, как на белой холодной бескрайности разгораются яркие угли красной узорчатой материи.
Аслак последнее время копил деньги и недавно подарил Стине большую и красивую брошь. Казалось, что девушка улыбается ему чаще, чем другим, но забрать Стину у родителей было не так-то просто. Аслак слышал, что уже дважды женихов со сватами с позором изгоняли из коты (1 Кота — жилище лапландцев.). Значит, к сватовству нужно подготовиться как следует. Шутка ли — на Стину, как и на каждого члена ситы, приходится определенное количество оленей. После свадьбы они перейдут в стадо мужа. А кроме оленей, семья теряла искусную работницу.
Однажды к коте Стины направились наиболее уважаемые родственники Аслака и он сам. Родители Стины, сидевшие у очага, молча предложили сесть поближе к огню. Они, видимо, догадывались о цели визита. Гости извлекли на свет угощение. Начались переговоры. От имени Аслака говорил самый знатный и пользующийся всеобщим авторитетом родственник. По его словам, Аслак был искусным, не знающим усталости охотником и настоящим хозяином своих оленей. Вместо одного оленя, подаренного ему при рождении, у Аслака их сейчас несметное множество. Родители Стины мало-помалу включились в эту нехитрую игру. Они сильно сомневались, так ли уж бесчисленны олени Аслака, зато Стина в их описании представала жемчужиной севера. Впрочем, было уже ясно, что исход словесной «битвы» предрешен.
Во время церемонии Аслак и Стина не имели права говорить. Преисполненные сознанием важности происходящего момента, они только обменивались быстрыми взглядами. Наконец, материальная сторона дела была обговорена. Аслак должен подарить семье Стины немалое количество материи, посуды и различных припасов. Сами молодые обязаны прожить после свадьбы не менее одного года в семье Стины.
Свадьба вышла на славу. Гостей было столько, что, когда кто-то начал их считать, ему не хватило пальцев ни на своих руках, ни на руках всех сидящих рядом. Священник, приехавший в эти края, с юга, не мог говорить на языке Аслака и Стины. Переводчик-саам мало чем мог помочь, но и так было ясно, что святой отец хочет, чтобы жених и невеста жили долго и вели себя смирно.
Голову Аслака венчала высокая шапка, богато украшенная ярко-красными полосами со множеством узоров. На груди крест-накрест сходился белоснежный шелковый шарф, схваченный огромной бронзовой брошью. Концы шарфа прятались под широким кожаным поясом, усеянным ослепительно начищенными медными бляхами. Полы синей рубахи так же алели от бегущих по ним узоров. Ноги обтягивали узкие штаны из оленьей кожи, а щиколотки были обмотаны кусками ярко-красной материи с пушистыми завязками.
Наряд Стины был почти такой же, разве что головной убор чуть пониже, да белого шарфа нет, зато на груди множество серебряных украшений. В трех платьях, надетых одно на другое, Стина казалась статной зрелой женщиной с сохранившейся тонкой талией.
Жених с невестой сидели на почетных местах. Одна волна гостей сменяла другую. На столах горами лежали лакомые куски оленины. Местный торговец Лестандер-старший, давным-давно пришедший сюда с юга, лично прислал два ведра водки. Потом, правда, нужно будет отдать за них немало мяса и шкур, но торговец не торопил с оплатой. Все чаще в воздухе звенел торжественный йоик (Йоик — саамская песня-импровизация, песня душевного настроя, которую исполняет автор.) — бард рассказывал о ловкости и храбрости мужчин Каресуандо, о красоте женщин, до которых далеко и жительницам норвежского Каутокейно, и пришельцам с юга. «Войя-войя-войя», — подхватывали гости, когда замолкал певец.
Это была веселая свадьба. Долго еще вспоминали ее побывавшие на празднике саамы.
...Камин разгорелся в полную силу, от жара у меня начали слезиться глаза, и я протер их рукой. Рассказчик истолковал этот жест по-своему.
— Да-а,—протянул Юхан.— Я гляжу, вы здорово устали. Хватит мне утомлять вас своими рассказами.
Я запротестовал, кляня себя за оплошность, но Юхан был неумолим.
— Послушайте, — сказал он, — а что вы делаете завтра после обеда?
— Вроде бы ничего. Свободен.
— Вот и прекрасно. Приглашаю вас на ловлю форели. Большого улова не обещаю: рыба уже начинает засыпать в холодной воде, — но в любом случае вы не пожалеете. Тем более приятно будет посидеть здесь вечером после холодного речного ветра.
На следующий день я еле дождался обеда, затем оделся потеплее и, на мой взгляд, был готов для рыбалки.
