Усмешка Авиценны - Александр Козлов
Лечение оказалось невозможным – опухоль признана неоперабельной…
Осадить и образумить
В каждом из нас живет стремление к состраданию, которое порой сталкивается с суровой реальностью. Даже самые возвышенные идеалы не застрахованы от ошибок и недостатков, которые присущи человеческой природе. Однако, когда годами выстраиваемые нравственные устои начинают разрушаться, волей-неволей задаешься вопросом: что значит оставаться человеком в мире, где безразличие затмевает сострадание?
Невролог Маргарита Тюлева всю сознательную жизнь защищала врачебное сообщество. Причем не только из чувства солидарности, а скорее, по этическим соображениям. Бесповоротно верила, что врачи, как и все люди, ошибаются или сердятся не к месту и времени, а в одиночестве признаются себе, что порой чертовски устали.
Нравственные устои, привитые с детства и сооруженные в непоколебимую цитадель за годы студенчества и профессиональной врачебной деятельности, в одночасье рухнули.
Случилось это в один из лелеющих сознание и тело дней – выходной, завтра… тоже никуда не нужно спешить. Очарование безоблачного дня омрачилось, когда престарелая мать Маргариты на заднем дворе сильно ушибла ногу о приступок перед входной дверью. Сразу вскочила шишка. Немудреное дело в таком возрасте: давление подскочило, перед глазами поплыли светящиеся круги, а тут некстати приступок на пути подвернулся.
– Да чтоб тебе неповадно было, – обрушила мать на ступеньку праведный гнев. Она наотрез отказалась от помощи, вплоть до вызова «скорой», проворчала недовольно, что похоронить всегда успеют, а до травмпункта как-нибудь сама дохромает.
Ушла, полная решимости, а вернулась (на удивление – минут через сорок) в слезах, с трясущимися руками, в той же марлевой повязке, что наспех намотала при выходе из дому. Рассказала сквозь частые всхлипывания, что в травмпункте ее принял врач (по имени Маргарита догадалась, о ком речь: молодой специалист, работает недавно, неохотно).
– Посмотрел вначале карточку, да так неспешно, будто времени у него – вечность, посмеялся так противненько (мать попыталась воспроизвести смешок травматолога) и сказал, чтобы шла лечить свои реальные болячки, а не с пальчиком тут бегала, – едва договорила и снова разразилась плачем.
– Собирайся! – глаза Маргариты вспыхнули гранями изумруда, каштановые волос зашевелились, будто змеи Горгоны. – Пошли обратно!
Травматолог – в полном расцвете светловолосый крепыш – встретил женщин, сидя за столом в приемном отделении. Белесые глазки предупредительно забегали, когда в сопровождении отвергнутой пациентки увидел заведующую неврологическим отделением больницы. У коллег эта дама слыла жестким характером, но отзывы больных возложили на нее нимб.
– Выходит, лечить реальные болячки отправляете вместо того, чтобы выполнить прямые обязанности, так? – Тюлева говорила четко, не повышая голоса. – А не опасаетесь ли, что реальность для вас станет куда болезненней, когда начальство узнает, что из-за вашей беспечности мог пострадать реальный человек!
– Ничего никто не скажет, – нервически усмехнулся эскулап травматологии, – сегодня тружусь последний день, а завтра – «гуд бай!»
Маргарита шагнула вперед, не сводя глаз с его посеревшего лица:
– Делаете вы, а стыдно мне! На сколько случаев загодя вы приготовили этот свой «гуд бай»? Вы похожи на промокашку, которая все впитывает, высыхает и – вуаля! – опять готова к использованию. Думаете, что где-то вам повезет работать так же, как здесь, засучив рукава? Ошибаетесь! Везде вас ждет встреча с людьми, которые будут нуждаться в вашей помощи. Они видят в вас гарантию, надежду, за которую цепляются как за спасительную соломинку. А что делаете вы? Убеждаете, что спасение утопающих – дело рук самих утопающих? Зачем тогда вы здесь! Для чего тогда, с какой целью вы пришли в медицину: заниматься мздоимством, получать подарки, строить карьеру – и все только в отместку за годы, напрасно прожитые и потраченные во имя диплома? А знаете, это не вы разочаровались в профессии, а профессия разочаровалась в вас! Потому-то вам и не удается ничего достичь, найти себя, ощутить свою значимость и нужность; вы – пустой и никчемный. Мне жаль вас, но больше – потраченного времени…
Бледная, задыхающаяся от волнения Маргарита развернулась и, взяв старую мать под руку, направилась к выходу. Как вдруг донеслось несмелое:
– Простите…
Она ошарашенно обернулась. Молодой врач стоял с опущенными глазами и пурпурными щеками; его руки предательски дрожали.
– Надеюсь, – сказала Тюлева, проникаясь чувством всепрощения, – наш разговор останется между нами…
Маргарита вышла на улицу, ощущая, как напряжение охватывает ее, словно железные холодные тиски, а в груди желчью разливается горечь от всего случившегося.
– Ты не должна была так себя вести, – произнесла мать, вытирая слезы. – Он ведь тоже человек, может, у него свои проблемы…
– Да, но он выбрал эту профессию, – ответила Маргарита, стараясь сохранить спокойствие, – и должен понимать, что на кону – человеческое здоровье, а не просто работа.
Они медленно зашагали по тротуару, и в голове Маргариты продолжали роиться мысли. Она понимала, что не может просто закрыть глаза на безразличие, которое, как чума, проникает в стены больниц. Каждый день врачи сталкиваются с человеческими судьбами, и порой это требует от них не только глубоких профессиональных знаний, но и простого человеческого сострадания.
После напряженного разговора с коллегой Маргарита испытала смешанные чувства. В ее сознании возникло ощущение ловушки. С одной стороны, ее переполняла праведная злость и решимость. Она гордилась тем, что вступилась за свою мать и, возможно, за других пациентов, которые могли столкнуться с подобной бесчувственной медицинской практикой. В ней крепло убеждение, что поступила правильно – выступила против несправедливости. Однако, с другой стороны, ее одолевали сомнения и тревога. Тюлева осознавала, что ее слова глубоко ранили молодого врача, и этот факт вызывал у нее чувство вины. Маргарита не хотела становиться одной из тех, кто разрушает надежды и мечты, даже если эти мечты основаны на неверных представлениях о выбранной профессии.
Воспоминания о матери, ее слезах и переживаниях только усиливали внутреннее напряжение. Как могла она, невролог и защитница врачебного братства, оказаться в такой нелепой ситуации!
Вдруг Маргарита остановилась, взглянув на свою мать, и почувствовала, как ее сердце наполнилось теплом, постепенно уступая место напряжению. Именно ради таких моментов, ради таких людей она и выбрала эту профессию. Возможно, ее слова заставили молодого травматолога задуматься, возможно, они пробудили в нем искру человечности!
Надежда, как свет, всегда отыщет путь, чтобы пробиться сквозь тьму. И кто знает, может именно ей, Маргарите Тюлевой, предначертано стать той самой искоркой, которая разожжет огонь перемен…
Дваждырóжденный, или Чудо,
