Судья - Роберт Рик МакКаммон
Но не вы. О, нет. Ваш послужной список говорит сам за себя.
Скажите мне кое-что. Что вы получили, стоя в том парке в толпе цветных, когда вас поливали из шлангов?
У меня есть мечта. Красивые слова, не так ли? Ну, человек, произнесший их, был так называемым проповедником, профессиональным оратором, так почему бы ему не говорить красивыми словами? О, этот человек знал, как завести толпу, не так ли? Но он все время смеялся над ними, он смеялся над ними, потому что у него были романы с женщинами, как и у его приятеля президента Камелота[2]. Итак, вы стояли там, в парке, и вас поливали из шлангов, и вы чувствовали дыхание собак, и чувствовали их зубы, и вы ехали в школьном автобусе, и не могли пить воду из обычного фонтанчика, и вы хотели поступить в колледж и проголосовать, и где теперь эта мечта?
Я скажу вам, где она, мой друг, если у вас хватит мужества выслушать меня.
Эта мечта разогналась, как потерявший управление автомобиль, и врезалась в стену реальности, и разбилась вдребезги, и никто не знает, как собрать эту мечту воедино. Как будто вы больше не можете найти нужные детали, а чертежи погибли в Мемфисе. У вас хватит мужества это услышать?
Вы сдались.
О, вы все еще кричите. Вы все еще скулите, но это скулеж побитой собаки. Эта мечта попала в шприц и во флакон, и вы можете купить её за пять долларов на углу, и вы можете прокрасться в дом, где другие побитые собаки сжигают мечты и всасывают голубое пламя в свои легкие, а потом вы можете мечтать, мечтать, мечтать, вы можете мечтать, пока Лен Байас[3] не выполнит слэм-данк[4] и Мэрион Берри[5] не воздаст хвалу Богу, и все цветные, улёгшиеся в могилу с мечтой, встанут и станцуют чечетку в костлявых рядах хора.
Вам действительно следовало бы почаще улыбаться, друг мой.
Раз уж вы читаете, скажите мне: где цветные писатели? Я их не вижу. Знаете, чтение само по себе – это что-то вроде вымирающего вида птиц, не так ли? И мне кажется, что большинство издательств выпускают одно и то же снова и снова, только под разными обложками. Чтение не сравнится с просмотром телепередач. Кому захочется читать, когда можно смотреть? Только не мне. Я хочу, чтобы меня развлекали, я не хочу прикладывать усилий, чтобы развлекать себя. Ну, в любом случае, большинство писателей начинают писать книги по сюжету напоминающие телешоу, не так ли? Быстрый экшн, экшн, еще экшн, автокатастрофы, вонзи нож, стреляй в меня, быстрее, быстрее, быстрее, аххххх, теперь мы подошли к концу. Наконец-то. Мне кажется, нужно давать людям то, чего они хотят. А им нужны кровь и экшен, сердечки и цветы. Что-нибудь со счастливым концом. Если им нужна реальность, они могут посмотреть новости. Вот почему, конечно, никто в здравом уме не смотрит новости.
Теперь мне отчетливо видно ваше лицо.
Это вы пели «Дайте миру шанс»[6]. Это вы воткнули цветок в заряженную винтовку национального гвардейца. Это вы зажгли свечу в знак протеста против войны во Вьетнаме. Это из-за вас все эти прекрасные храбрые парни вернулись домой, покрытые позором поражением.
Я надеюсь, вы довольны собой, трус.
Это ведь вы затеяли всю эту экологическое дерьмо, не так ли? Что хорошего в мире, где есть дельфины, если вы не можете заказать хороший кусок тунца в ресторане морепродуктов? Скажи мне, что киты сделали для меня такого, от чего мое сердце должно обливаться кровью? Видите этот молоточек? Примерно столько же ума у кита. Это вы снова почувствовали запах гари, там, на Амазонке. В очередной раз вы делаете это – лишаете иностранцев возможности найти работу. Вы знаете, что происходит, когда иностранцы не могут найти работу? Они приезжают в Америку, выпрашивая подачки. Так что оставьте их в покое, пока наши налоги еще больше не выросли! Да, держу пари, вы даже считаете, что мясо воняет, не так ли?
Это были вы, всегда вы. Говоря, что у женщины должен быть выбор, говоря, что СПИД – это не Божий способ истребления педиков, говоря, что бездомные не по своей воле оказываются в этих картонных коробках, что американская промышленность больна. Ну, если она и больна, то только потому, что мы лишили детей работы, и каждое поколение вырастает ленивее предыдущего. Это всегда вы, говорящие, что порнография должна маскироваться под искусство и развращать наших маленьких детей, говорящие, что поклонники сатаны и ниггеры должны иметь право извергать в нашем эфире любую желчь, какую им заблагорассудится.
И это все еще Америка, клянусь Богом.
И теперь я здесь главный.
Знаете, многие люди говорят, что не знают, что такое порнография. Я знаю, что это такое.
Это все, что мне не нравится.
Возьмите эту так называемую книгу, за чтение которой вас арестовали. Я думаю, это прекрасное название, не так ли? «Ночные видения», восьмая часть. Вы хотите сказать, что было еще семь книг, похожих на эту? И вообще, что означает «ночные видения»? Это что-то вроде лихорадки? Болезни? Да, это болезнь, не так ли? Просматривая некоторые из этих так называемых историй, я получаю «ночные видения», это точно.
Это и есть те самые так называемые писатели? Джон Фаррис? Стивен Галлахер? Джо Лансдэйл? Мне кажется, я когда-то встречал этих людей в зале суда. Видите ли, у меня хорошая память.
Да, давайте просто взглянем на некоторые из этих названий. О, вот отличное: «Волосяная рубашка»[7]. Держу пари, что моя бабушка с удовольствием свернулась бы калачиком рядом с ней. «Доброе утро, папочка»[8]. Я уже чувствую запах непристойностей. «Ручка мертвеца»[9]. Ух ты, порнография и поклонение смерти. «Охотник, убийца»[10]. Это уже не так приятно, не так ли? Я не хочу даже смотреть на «Время драйв-ин»[11], потому что знаю, что это мерзость. Я вижу, что имя Господа употребляется всуе в «Выхожу на улицу. Лето. 68»[12]. Да, это лето такой человек, как вы, могли бы запомнить, не так ли?
Когда же вы наконец запомните другое, друг мой?
Читать эту непристойность больше нельзя.
О, да, я знаю, как называются эти истории. Предостерегающие истории, не так ли? И некоторые люди могут попытаться сказать, что в этих историях есть
