Предатель. После развода - Арина Арская
— Действительно, — вытираю пальцы о салфетку и откидываюсь назад, устало глядя на нее. — Хотя я бы не сказала, что вы очень скрываетесь.
Нашему старшему сыну одиннадцать, а младшей дочке только годик. Сейчас они дома у моих родителей, а я тут. В ресторане с хрустальными люстрами у потолка и талантливым пианистом, чьи пальцы выбивают минорную мелодию.
— Это конец, Герман, — вновь смотрю на мужа.
Последние месяцы были похожи на ад с сомнениями, подозрениями и ревностью, но сейчас, когда я получила подтверждение того, что муж мне изменяет, я хочу смеяться и я смеюсь.
Над собой и над той уверенностью, с которой я выходила замуж, что я точно не буду той, кому изменяют. Я не позволю этому случиться, ведь мои родители прошли через жесткий кризис в отношениях, и вместе с ними я научилась многому.
И я с мужем не дойду до измен и обмана, но самоуверенность всегда жестоко наказывается.
— Проваливай, — рычит Герман на Алину. — Повторять не стану.
То есть сейчас он принял мою сторону?
Очень мило, но зря, потому что Алина в красивом коротком платье в обиде на злого “пусю” решит отыграться на мне.
И она это делает, потому что ее женское самолюбие требует реванша, а я тут такая стремная в спортивном костюме сижу с капюшоном на голове.
— Он любит, когда берут поглубже до самых яиц…
Ну, это же святое дело похвастаться перед женой своим крутым мастерством, задоминировать лохушку, которая не хочет себя насиловать и глотать член мужа до самых яиц.
Потому что он большой, и мне больно. Неприятно от этих рвотных спазмов, слюней и соплей по всему лицу.
И нет, я не ханжа, которая отказывает мужу в оральных ласках и чувствует отвращение. Вовсе нет. Просто у меня в арсенале другие техники, которые тоже приносят удовольствие до рыка и дрожи в теле.
Герман подрывается после слов Алины, грубо хватает ее за предплечье и тащит прочь:
— Я тебе сказал оставить нас!
Вот так. Сначала тайные звонки, подарки, романтичные ужины, пока жена у родителей проводит выходные, горячий секс, а потом грубость и даже ненависть в глазах, которых вот только пять минут назад вспыхивало томное желание.
Какие нехорошие жены. Все портят.
Другие посетители косятся на Германа, который буквально выволакивает Алину из главного зала в фойе.
Все кончено.
Придвигаю тарелку Германа с румяным стейком и гарниром из спаржи к себе. Я кормящая мамочка, и никто не отменит этот дикий жор. Даже измена мужа. Отрезаю кусок мяса, лезвие ножа неприятно скрипит по фарфоровой тарелке.
Все кончено.
Я любила, и хотела семейного счастья и уюта, в котором можно спрятаться от всех невзгод.
Отправляю кусок мяса в рот и тщательно жую, игнорируя любопытные взгляды, в которых можно прочитать недоумение, сочувствие и напряжение. Будет ли громкий скандал?
Но скандалят те, у кого есть надежда.
А у нас все кончено.
Я разведусь с Германом. Возможно, во мне нет женской мудрости, которая позволила бы перевоспитать мужа и сохранить семью.
Жую сладковатый кусочек мяса и наблюдаю, как Герман размашистым шагом возвращается ко мне. Высокий, широкоплечий и суровый красавчик с темными хищными глазами.
— Анфиса, — вот он уже стоит у стола и смотрит на меня тяжелым взглядом, — ты должна была быть у матери с отцом. Какого черта…
Глава 3. Давай будем взрослыми
Два года назад
— Анфиса, да послушай ты меня!
Герман рывком разворачивает меня к себе. Злющий, как черт:
— У нас же дети!
— О детях ты не думал, когда завел любовницу, — всматриваюсь в глаза Германа. — Никто тебя их не лишит, но разводу быть, Гера.
— Прекрати, Анфиса, — сжимает мое предплечье, когда я хочу вырваться из его захвата. — Но ты не можешь отрицать, что в постели у нас…
— Замолчи, не закапывай себя еще глубже, — цежу сквозь зубы. — И оправдания мне твои не нужны. И разговоры тоже. Любишь? Тогда ты сейчас поедешь домой, соберешь свои вещи и свалишь нахрен…
— Анфиса, — глухо рычит он.
— После выходных мы пойдем чинно и мирно к адвокату, начнем оформлять документы на развод без споров, скандалов и угроз, — взгляда не отвожу. — Запускаем процесс и, — приподнимаю подбородок, — и после нас ждет серьезный разговор с родственниками, с сыном, а Афинка маленькая, — мою глотку все-таки схватывает болезненный спазм.
Маленькая, но скучать будет.
— Анфиса, послушай меня…
— Да нечего тебе сказать! — рявкаю я. — Нечего, раз ты начал с самого отвратительного! С того, что у нас что-то не так в постели! Глубокой глотки не было? Вот какое у тебя оправдание? Ты порнухи пересмотрел?!
Мимо с круглыми глазами проходит пожилая женщина с красным платком на шее. Да, мы решили посраться на тротуаре у парковки ресторана, и мне пофиг. Мне нестыдно. Моя семья разрушена.
— Мы можем поговорить, Анфиса.
— Давай сразу уясним, — хватаю его лацканы пиджака, — я не буду оспаривать того, что я бревно в постели, что не сосу, как пылесос, что не подставляю жопу и что ты такой весь бедный несчастный и недотраханный, — в тупой ярости вглядываюсь в его глаза. — Я не буду спорить и принимаю твою правду, поэтому отпускаю на все четыре стороны в поисках огненного секса.
И я вижу в его глазах осознание того, что он зря ляпнул о наших проблемах под одеялом. Это подлый и низкий прием, который затрагивает женские комплексы и страх, что ее неопытность — причина всех проблем с мужем.
А меня сейчас тема секса злит, потому что мужики совсем уж охамели, решив, что их тяга к экспериментам и неудовлетворенность оправдывает ложь и любовниц.
— Ты меня прекрасно знаешь, Гера, — недобро щурюсь на молчаливого мужа. — Я не боюсь остаться с двумя детьми, и давить на эту тему не стоит.
— Ты-то справишься, — он усмехается, — а они? Им не нужен отец? Уж тебе ли не знать, что в каждой семье случаются кризисы и все можно решить, если есть желание.
Вот мудак.
Это он сейчас про моих родителей, а именно про мою маму, которая смогла принять и полюбить внебрачную дочь отца. И эта женская самоотверженность действительно спасла нашу семью и возродила доверие, но в Германе
