Не верь глазам своим - Нинель Лав
— Клянусь, я люблю только тебя и тебе не изменяю! Верь мне, любимая!
И я конечно же поверила… обхватила его за шею, и мы начали целоваться.
Губы его такие требовательные и такие нежные одновременно впились в мои губы, заставляя их раскрыться и принять его язык, но несколько секунд я еще сопротивлялась, обиженно сцепив зубы, и тогда он применил совсем уж запрещенный прием: оторвался от моих губ и провел языком по шее… по спине побежали мурашки удовольствия, я моментально сомлела, глаза закрылись, и я застонала в его объятиях… Родные, трепетные губы его тут же набросились на меня, зацеловали лицо, глаза, снова впились в губы, и я с радостью приняла его в себя, ласкаясь с его языком и подчиняясь его желаниям…
«— Безвольная дура! — пронеслось в голове, — Но такая счастливая…»
2. Глеб
Вспомнив о ресторане, я перестал целоваться с женой и поставил ее на землю.
— Нас ждут! Пошли.
Взял расслабленную, податливую Иришку за руку и, преодолевая легкое сопротивление, потащил к ресторану.
— Может, не пойдем? — попыталась она воспротивиться.
Но я не позволил — это совсем не мелочь: заказан столик, куплен подарок, а главное, ждут мои родители…
С родителями у меня сложные отношения: мать меня безумно любит (до сих пор, до трясучки — как Иришка трясется над дочкой), ревнует к жене (каждый раз старается ее унизить), поначалу даже пыталась развалить наш брак, нарочно подстраивая двоякие ситуации, но отец каждый раз выручал меня из неловкой ситуации и «учил», и убеждал Иришку мне верить… Спасибо ему! Только благодаря его заботам, подсказкам и убеждениям мы счастливы в браке и любим друг друга. Еще в детстве отец меня научил: «Дал слово — держи! Совершил ошибку — проси прощения и исправляй! Клятва — последний аргумент правды!» — ни разу не слышал, чтобы отец клялся, а я клянусь постоянно, потому что никакие заверения и доводы не могут совладать с Иришкиной ревностью, а клятвам моим она верит, и эта ее наивная вера — мой последний непререкаемый аргумент правды. Даже странно… эта ее наивная вера мне… вроде уже не девочка — двадцать пять, дочке уже три года, а она верит — раз поклялся, значит, так и есть на самом деле… Но такая она только со мной: нежная, любящая, наивная и послушная… и красивая — прямо светится вся своей любовью ко мне! Я это вижу и не ревную ее, потому что… я у нее первый и единственный! И я это ценю!
Когда мы с Иришкой с опозданием вошли в просторный зал ресторана, родители недовольно уставились на нас, вернее, недовольно смотрела мать, а отец… отец смотрел на нас с каким-то тайным обожанием и восхищением: мы, и правда, были пара — и по внешности подходили идеально: высокие и пригожие, и внутренне, дополняя друг друга: я — серьезный и деловой, она — нежная и открытая.
— Ну, сколько можно ждать? Прихорашивайся-не прихорашивайся — результат один и тот же! — сказала свое уничижительное «фи» мамуля в сторону моей жены, даже мои нахмуренные брови не остановили поток ее недовольства. — Будем еще час ждать, пока все приготовят!
— Не будем! — поднялся нам навстречу отец. — Прости сын, я взял на себя заботу об ужине и все заказал — я как-никак тоже имею отношение к сегодняшней дате.
— Что за дата? Я думала просто ужин в честь Женского дня… или приятное известие…
— За две недели до 8 Марта?! Ты нас с Глебом за идиотов держишь?
— О нашем разводе, например, — тихо шепнула мне на ухо Иришка и стала обходить столик, чтобы сесть рядом с моим отцом, хотя я отодвинул для нее стул рядом с матерью. — Спасибо, Илья Семенович, что показали ту фотографию Глебу, если бы не вы…
— Глебушка женился бы на дочке наших друзей по даче, — припечатала мать, снова показывая свое неодобрение моего выбора жены, — и стал бы уже каким-нибудь министром.
— Легенькой промышленности, например, — подсказал я.
Отец вздохнул и, наклонившись, тихо извинился перед Иришкой. Она посмотрела на него с благодарностью и пониманием… Иришка всегда хорошо относилась к моему отцу, слушала его и была благодарна за поддержку (наверно, потому что своего отца лишь смутно помнила и ее воспитанием занималась только ее мать).
Принесли салаты, закуски и обстановка разрядилась.
— Как твой контракт? Подписал?
— Скоро подпишу, — нехотя произнес, зная, что отец не одобряет моей самостоятельности — я всегда работал с его транспортной компанией, а под другой контракт хочу поменять перевозчиков товара. — Я уже вырос, выбрался из-под твоего крылышка и хочу полетать сам.
— Дело не в крылышке, а в надежности партнера! — не согласился отец. — Во мне ты был уверен, а в новом…
— Отец, давай не будем говорить о работе! — его настойчивость и нравоучения раздражали.
— А о чем еще говорить? Я за тебя волнуюсь!
— Я большой мальчик!
— Это только так кажется, сын! Твой успех кружит тебе голову — думаешь ты все можешь, на все способен! Это не так! Поверь, это иллюзия! Я это уже проходил! Многие делают разрушительные ошибки в этот период: уверовав в свою удачу и вседозволенность, заключают сомнительные сделки, рискуя всем: деньгами, репутацией, даже семьей! Что нельзя делать ни в коем случае! Семья — это святое — это твои родные, любящие тебя люди! Помни это, даже если с высоты своего бизнес-Олимпа ты это уже не чувствуешь…
— Дамы скучают!
Перебил отца, взял бутылку, долил красное вино в бокалы, но «дамы» даже не смотрели друг на друга — вот это отметили и повеселились.
— Возьми хотя бы моих людей, Глеб — они не подведут!
— У меня свои есть!
— Твой дружок Липатов? Нашел кому доверять! Гони его с должности начальника службы безопасности! Он в своей семье не может разобраться…
— Это его личное дело!
— А что у них в семье? — встрепенулась Иришка. — Поссорились?
— Вроде как… Помирятся.
С Ленкой — женой Стаса они вроде подружились, но последнее время (как узнал про любовницу Стаса приглашать его в наш дом перестал — не хочу в собственном доме врать жене, подбирать слова, скрывать ложь — противно!)
— Ириш, пойдем потанцуем, — поднимаясь, пригласил жену, чтобы сбежать от нравоучений отца.
— А можно мне… — поднялся отец и протянул руку моей смутившейся жене. — Можно пригласить?
— Конечно… — кивнула она и, вкладывая свою руку, поднялась
