Дворянство. Том II. Ступай во тьму - Игорь Игоревич Николаев
Основной лагерь расположился далее, не унижая себя близостью к деревеньке и крестьянскому быту. Там светились огнями и яркими красками тенты с павильонами, играла музыка, раздавались песни. Многохвостые вымпелы и хоругви полоскались на ветру или обвисали тяжелыми складками - в зависимости от богатства отделки, вышивки, а также ткани. Выше прочих оказались подняты штандарт тетрархов Сибуайенн и «корнет» - прямоугольное, очень длинное полотнище, на котором был вышит (а может и пришит) двойной герб – «Сломанные Ветви» правящего дома Готдуа и «Две Щуки» семьи Пиэвиелльэ. Корнет символизировал наличие в поезде юного Артиго, которого Елена больше и не видела - мальчика охраняли как величайшую драгоценность.
Пейзане подожгли солому, крепко запахло жженой шкурой. Пребывая в медитативном спокойствии, Елена тренировала мелкую моторику вращением небольшой медной ложки, то было еще одно упражнение от Пантина – разнообразно крутить что-нибудь маленькое, используя лишь пальцы, выключив из движения кисть. Получалось так себе, руки загрубели от суровой жизни - но уже существенно лучше, чем пару месяцев назад. Послышались характерные звуки, за углом кто-то шумно блевал, поминая через каждый приступ сатанинское воинство и все людские грехи. Кто-то из благородных опять напраздновался. Столичные дворянчики посещали встречавшиеся на пути маленькие городки, а также деревни, как занимательный аттракцион и сафари, где можно было развлекаться на всю катушку, в том числе поколачивая мужчин и соблазняя девушек посимпатичнее, благо серебра полные кошели, а золота подлому сословию не надобно.
Мимо прошел, тоскливо шаркая, Гаваль, юноша уже неделю пребывал в сплошной фрустрации и саморефлексии. Поэт-песенник надеялся, что в благородном обществе, наконец, обретет достойное признание и гарантированный достаток. Однако быстро выяснилось, что менестрель он для всяческого быдла, в кабаках и придорожных деревеньках, где за выступление наливают кружку пива и дают несколько подопревших луковиц. Приличная же публика воспринимала Гаваля лишь как экзотическое разнообразие высокой культуры - скоморох, да и только. Благо с поездом тащилась целая арт-группа из непотребных девиц и всевозможных песенников, на фоне которых любительская самодеятельность Гаваля была видна особенно ясно и неприглядно. Пока юноша играл и пел что-нибудь «народное», с хорошей примесью сортирного юмора, он имел успех и благосклонное внимание аристократической публики. Но любые попытки влезть чуть повыше неизменно венчались освистыванием и забрасыванием свежеобглоданными костями.
Гамилла не видела в этом ничего плохого, дескать, какая разница, платят тебе за изысканную культуру верхов или пошлые частушки, главное, чтобы публика была довольна, и монетки звенели в кошеле. Но Гаваль все равно страдал. Насильник со знанием дела посоветовал ему сохранять такой же настрой до королевской столицы, где найдется много вдовушек и скучающих мещанок среднего возраста, эти с легкостью ловятся на комбинацию «свежесть юности + дудка + качественное страдание». От совета мудрого искупителя Гаваль огорчился еще больше.
Раз или два молодого человека пытались побить более изысканные и удачливые конкуренты - профилактически, чтобы не оскорблял профессию. Тут и выяснилось, что Гамилла берет свой процент с доходов менестреля вполне заслуженно, а крепкая дубина при должном навыке отлично компенсирует легкость женского кулака.
Елена вздохнула, убрала ложку в поясной футляр, где хранилась всякая мелочь вроде складного ножика и однозубой вилки. Посмотрела на корнет, опять вздохнула, предвидя вечер и кислую морду бретера, который тщетно искал возможность как-нибудь попасть в ближний круг, охранявший Артиго. Из-за угла, пошатываясь, выбрел, утирая мокрый рот, один из рыцарей королевской свиты. Елена припомнила, что это какой-то барон, естественно родовитый, однако не знаменосный, то есть не способный набрать и вооружить за свой счет, по меньшей мере, десять «копий». Несмотря на по-зимнему холодный день, здоровенный плечистый мужик щеголял голым торсом, демонстрируя приличный набор шрамов, при этом ниже пояса рыцарь был закован в металл, от кольчужной юбки до сабатонов со шпорами. Посеребренные колесики шпор звенели при каждом шаге.
Жандарм посмотрел на женщину, женщина посмотрела на жандарма, оба друг другу категорически не понравились. Из-за спины полуголого рыцаря выглянула молоденькая девчушка очень сельского вида, неуловимо похожая на дочь фрельса, которая запомнилась Елене. Только насчет этой девочки сомневаться не приходилось, у нее разве что на лбу не было написано «крестьянка». Она, кажется, хотела обнять мужчину, куда-то его отвести, но завидела Елену и ойкнула, зардевшись, как свекла перед осенними дождями. Закрыла пунцовые щеки ладошками, демонстрируя уже припухшие в ожидании скорого артрита суставы. Исчезла, будто ее здесь и не было.
Интересно, все с той же меланхолией подумала Елена, тут все по любви (разумеется, большой и чистой), за денежку или девчонка хочет просто любой ценой попасть в город, сбежав от непосильной работы? И что насчет этого думают родители? В деревне невозможно скрыть какую-либо тайну, здесь все на виду. Да вот хотя бы эти свиное… воды. Впрочем, это не ее дело.
- Эй! – гаркнул жандарм. – Ты-ы-ы-ы…
Судя по всему, он пытался вспомнить имя.
- Хель, ваша милость, - вежливо подсказала Елена.
- Хель, - повторил жандарм, которому пришлось опереться на стену, чтобы не упасть. Рыцаря тряхнул спазм, воздух с утробным гулом вырвался из глотки.
- Хель… А-а-а… А почему ты сидишь передо мной? – недовольно гаркнул жандарм, продышавшись после могучей отрыжки.
- Со всем уважением к вашей милости, - все с той же рафинированной вежливостью Елена встала и поклонилась, сняв шапку.
- Вот… - пробурчал рыцарь, явно не понимая, что делать дальше. Кажется, он по какой-то причине ожидал, что странная рыжая баба начнет артачиться и демонстрировать особый статус.
- Писца! Срочно писца!!! – прокричал кто-то за домами. В голосе звучало неподдельное страдание, буквально дистиллированная мука.
- Чего изволит ваша милость? – Елена избегала прямого взгляда, чтобы не провоцировать конфликт. Формально группа бывших театралов считалась привилегированными гостями, их нельзя было просто так обижать и тем более обходиться как с обычными селянами. Но… зачем без лишней нужды проверять, как далеко простираются твои права?
- Чего… изволю… - глубоко задумался рыцарь, вращая налитыми кровью глазами. Тут его взгляд упал на пажа, все еще бесплодно мучающего себя и господское платье. Жандарм сразу, как по щелчку пальцев, забыл о Елене и переключился на новую жертву.
Вот и славно, подумала женщина, садясь обратно. Пока разворачивалась драма с выволочкой и громогласным требованием вылизать драгоценную ткань, Елена подставила лицо неяркому, но умеренно теплому солнцу. Мышцы болели после обеденной тренировки, рыцарь бесился, паж страдал, жизнь шла своим чередом. Кто-то продолжал взывать, требуя писца. Елена даже чуточку задремала, ощущая теплый уют войлочного коврика под
