Вокруг Света - Журнал «Вокруг Света» №01 за 1962 год
Артемовская машина. Золотой концентрат на обогатительную фабрику.
— А у меня цемент! — обиженно огрызнулся Леша.
— Цемент? — шофер явно смягчился. — Ну, проскакивай скорее!
И сам свернул в снег, уступив дорогу.
Лешу вдруг осенило. Он открыл багажник, вынул тетрадь, в которой подсчитывал расход горючего, и, вырвав листок, остановился за поворотом дороги.
«Цемент», — вывел он крупными буквами. Поставил три длинных, как пики, восклицательных знака, приклеил листок на лобовое стекло.
Едет дальше. Навстречу бежит самосвал. Леша сигналит, не снижая ходу. Требовательно. Властно.
Шофер читает: «Цемент!!!» — и сворачивает, уступая дорогу.
Еще одна машина беспрекословно пропускает Лешу. Цемент! Цемент сам себе пробивает дорогу!
«Вот приеду домой, — думает Леша, — и расскажу Кольке. Пусть напишет про цемент стихи. Хорошие стихи получатся. Это уж точно».
Mopж
Автогрейдер залетел в грязь чуть не по самую кабину. Эта огромная машина выглядит сейчас беспомощной и неуклюжей. Кажется, нет такой силы, которая могла бы сдвинуть ее с места.
Гриша Саенко вылез из своей кабины. Он длинный, как жердь, костлявый.
— Эй, друзья милые, помогите! — кричит он ребятам, размахивая шапкой. — Дерните меня малость!
Трактористы подходят к автогрейдеру и молча топчутся возле лужи.
Ничего себе «малость»! Скоба, за которую цепляется трос, глубоко ушла в грязную жижу. Как до нее доберешься?
— Чего вы глаза вылупили? — с досадой бросает Гриша. — Тащите буксир!
И начинает расстегивать промасленный ватник. А холодно. Снег валит. Пушистые хлопья падают Грише на рубаху, набиваются в волосы.
— Нырять хочешь? — наивно спрашивает Володя Самсонов, зябко передернув плечами.
— Нет, дрова рубить! — хмуро роняет Саенко, стягивая сапог. — Не зимовать же мне здесь?
На теле у Гриши проступают пупырышки. Между лопаток стекает струйка воды от растаявшего снега.
Гриша берет трос и лезет с ним в лужу, погружаясь по пояс. Потом набирает побольше воздуха и ныряет с толовой. На снегу черной змеей извивается трос.
Секунд через сорок из лужи показываются Гришина голова, плечи... Он делает ребятам знак рукой тянуть машину, а сам бежит к Сисиму обмываться. От ног его во все стороны летят ошметки грязи.
— Морж! — восхищенно произносит Володя, когда Саенко начинает плескаться в реке.
Кантата о Джеке Лондоне
У экскаватора, устало уронившего тяжелый хобот на кучу камней, сидит щупленький парнишка в матросском бушлате и уплетает колбасу, запивая молоком из бутылки. Подходит старик в фуражке лесника с дубовыми ветками на околыше. Сапоги у него густо смазаны дегтем, на плече висит двустволка.
— Хлеб да соль! — весело приветствует он парня, присаживаясь рядом.
— Ты бы мне, дед, хоть аппетит не портил! — отодвигается тот, косясь на дедовы сапоги. — Как сяду обедать, ты тут как тут. Неужели, кроме меня, язык почесать не с кем?
Ворчливый тон экскаваторщика нисколько не обескураживает старика. Он, видимо, уже привык к подобному приему. Положив ружье, он протягивает руку за книгой, лежащей на траве. Это Джек Лондон.
— Всё Жека читаешь?
Старик молча перелистывает страницы книги, старательно расправляет смятые углы, сдувает набившиеся песчинки.
— Надо бы ему Ленинскую премию дать, — пытается он втянуть парня в разговор. — В списках его почему-то нет.
— За что премию-то? — спрашивает экскаваторщик, расправившись с колбасой.
— За то, что вашего брата к нам в тайгу агитирует, — продолжает старик. — Сколько уже вас перебывало на перевале, и не один ты, смотрю, с Жеком. Надо бы, надо его премировать. Если уж не Ленинской, то хоть от начальника дороги.
Да он же, дед, буржуй! Американец! — восклицает парень. — И к тому же давно уже умер!
— Но?! — вырывается у деда. Но потом, сощурившись, он спрашивает: — Разыгрываешь опять, окаянная душа? Ну, скажи, разыгрываешь?
Товарищ за товарища
Вася Тихомиров вез на тракторе горючее.
Видит — у дороги навалена большая куча мешков со взрывчаткой. Ребята на горбу носят их на перевал.
— А ну, братва, — крикнул Вася, — сбрасывай бочки, грузи свое барахло!
Перевез им всю взрывчатку. Стемнело. А трактор у Васи без глаз.
— Как же ты теперь ночью доберешься? — забеспокоились взрывники.
— Ничего, доеду! — весело бросил Вася. — Я, как кошка, в темноте вижу!
Но не доехал. Наткнулся в чаще на какой-то валунник, подмяв толстую березу. Береза попала между гусениц, оторвала от земли трактор, и он как в капкан залетел — ни вперед, ни назад.
«Пойду звать кого-нибудь на помощь», — решил Вася, вылезая из кабины.
Дело было в конце осени. Снег повалил, ветер поднялся. Ничего не видать. Уже в полночь наткнулся Вася на избушку 71-й мехколонны. Ребята спали, развесив у печки мокрые спецовки. Вася в нерешительности остановился возле нар. Кого будить? Кому охота в такую непогоду по тайге мотаться? А ехать надо. Бензин должен быть утром у плотников.
Разбудил Вася одного парня наугад. Так и так, мол, выручай. И тот, не говоря ни слова, начал одеваться. А как его фамилия, Вася не помнит.
Знает, что Петром звать. Да в 71-й все такие. И в 77-й и в 80-й.
Жизнь здесь сама сортирует людей. Одних заносит в Саяны, на передний край трассы, других — назад, в Абакан, к вокзалу.
Н. Горбунов Трасса Абакан—Тайшет
Человек с "Кон-Тики"
Жил человек по имени Кнут. Он родился в местечке Рьюкан в тысяча девятьсот семнадцатом году, когда Рьюканский водопад, свергающийся с высоты в двести сорок пять метров, еще не был запрятан в трубы и по праву назывался дымящимся. Кнут был сын... Так начинались древние саги, но нам сейчас неважно, чей он был сын. Человек по имени Кнут жив. И мы сидим за столом у него в кабинете.
Кнут Хаугланд, мой собеседник, — директор музея «Кон-Тики».
— Тур Хейердал написал хорошую книгу, — говорит Кнут, — и сделал нас всех героями. Я никогда не был жуиром, но вот теперь из-за него получаю любовные письма от девиц в возрасте до двадцати лет со всего мира. Из Америки... И даже из России. Впрочем, из России не любовные. Вот, — Хаугланд открывает ящик стола и роется в нем. — От паренька с Камчатки. Он пишет: «Я полностью согласен с Хейердалом и прошу взять меня с собой в следующую экспедицию».
Сюда, в музей «Кон-Тики», еженедельно приходит писем двести пятьдесят в адрес участников экспедиции...
— Наверное, точно так же норвежские мальчишки просят включить их в ваши космические полеты, — говорит Хаугланд.
Мой собеседник, которому лишь немногим за сорок, голубоглазый, со светлыми, с рыжинкой волосами, невысокий, сухощавый, не похож на киногероя, но я уже видел два фильма о его невероятных приключениях — «Битва за тяжелую воду», «Кон-Тики». А куски последней картины — «В кольце», еще не совсем законченной, на днях мне показывал талантливый норвежский писатель и кинорежиссер Арно Скоуэн, известный советскому зрителю по фильму «Девять жизней».
— Три фирмы предлагали мне поставить картину об этом эпизоде моей жизни, но я решительно отказывался... Хотелось начисто забыть про войну, про стрельбу, про кровь. Я не желаю стать персонажем американизированных боевиков. Но когда за дело взялся Скоуэн, я согласился, потому что он замыслил картину психологическую, гуманную, обращенную к юношеству. Скоуэн как бы подслушал некоторые мои мысли. И я решил: молодежь должна знать, через что мы прошли, что пережили, чтобы никогда не повторялось безумие войны... Если бы вы знали так, как теперь знаю я, сколько любви, заботы, страданий вложено в то, чтобы появилось на свет крошечное розовое тельце! Но вот свинцовая капля — и все это прах.
Однажды я вышел из «трубы», чтобы проинструктировать товарищей, как обращаться с рацией, — вам ведь известно по фильму, что я со своей радиостанцией скрывался в центральном родильном доме Осло! И у двери чуть не столкнулся с человеком, который, увидев меня, отпрянул и быстро пошел прочь. Уходя, он то и дело оглядывался. Это меня насторожило. Вечером я вернулся поздно... И опять чуть не столкнулся с тем же человеком. Все стало ясно — меня выследили. Я зашел к главному врачу, который приютил меня, и сказал:
— Нужно бежать. Шпик дежурит у дверей.
— А как он выглядит?
Выслушав мой ответ, врач подвел меня к окну и в щелочку показал:
— Этот?
По тротуару взад и вперед ходил человек, с которым я дважды чуть не столкнулся.
— Он!
Тогда врач засмеялся, хлопнул меня по плечу и сказал:
— Погоди, придет время, и ты будешь так же ходить под нашими окнами! Это отец ребенка, который с часу на час должен родиться!..
