Ученица мертвеца - Любовь Борисовна Федорова
— А что мы, — вякнул из стайки школьных подвывал Бури, заметив, что Клара не может выбрать себе правильное место. — Это вон она! С нее и спрашивайте!
Инспектор зло глянул в сторону школьников и тут только заметил Белку.
— Я пришла, — сказала Белка, насколько могла невозмутимо.
— Сколько у тебя в запасе слов? — строго спросил инспектор.
— Больше пяти тысяч, — с гордостью сообщила Белка.
— Мало, — бросил он и отвернулся.
Глава 9
* * *
Белка стояла у дуба, туго соображая, что дальше. Вот ее сюда позвали, а потом? Снова будут делать виноватой? Тогда она рванет в лес, навстречу к живодушным. Пока что они сыты и наигрались. Рванет не по-глупому, под самые старые елки, а наискосок, чтоб можно было выйти на лесную тропу, протоптанную к колдуновой избушке. Наст крепкий, ее, легонькую, выдержит. Погоня увязнет, провалится. А пока они сообразят, что она не просто в лес с обиды или, может, с отчаяния, для сокрытия вины, а в заветное колдовское место бежит, пройдет какое-то время. Сначала не догонят, а на ведьминых кругах уж поздно будет. Ей и дойти-то только до ведьминых кругов. Всего их три. Самый широкий — самый слабый, но живодушные не смогут преодолеть и его. Второй покрепче. Третий для чужих и без слова — вовсе непреодолимый. Охота, когда волков искала, даже первый не прошла. К избушке они не приближались. Хотя бы потому, что в ту сторону не вело упыриных следов.
Инспектор кругами обходил то дуб, то тело. Наклонялся, рассматривал. Поддевал что-то носком сапога. Не наступая на следы живодушных, пытался пройти по осевшему снегу ближе к лесной тени, но проваливался, потому что был тяжел и в городских сапогах. Встревал, стоял, глядел под елки, злился. На Белку не смотрел, на охотников тоже. Хмурился все больше и больше.
Для тела Хрода принесли носилки. Постоянно оглядываясь на лесную тень, стали перетаскивать его, грузить. Порвали и без того потрепанный волками тулуп. Повредили наспех сооруженные носилки. Простое дело, но из рук у всех валилось всё. Кто-то опять сказал запретное ругательное слово. Дураки. Не у древа же! Белку, знающую теперь цену словам, дернуло. Инспектора тоже.
— Молча! — прикрикнул он на охотников.
Они в ответ недовольно загудели, но громких ругательств больше не было. У инспектора стала наливаться краснотой шея, но он сдерживал гнев. Наконец, чтобы не раздражаться дальше, приказал Белке:
— Идешь со мной, — и двинулся прочь, назад в деревню.
Белка дернулась бежать, только ноги завязли. Ты ни в чем не виновата, говорил внутренний голос.
Когда они проходили мимо школьников, Белка увидала, что бури и Свитти со злорадными ухмылками переглянулись. Инспектор Вернер ничего не сказал им про неуместность улыбок в день, когда деревня понесла потерю, и рядом лежит бездыханное тело их учителя. Он не сказал, а Белка от себя скорчила рожу и показала кончик языка. В спину ей бросили рыхлый снег, но комок из него не слепился, рассыпался в полете.
— Тебя по-прежнему не любят, — сказал инспектор, когда они вернулись за плетень с оберегами и сделали десятка два шагов по деревенской улице.
— У меня нет планов стать всеобщей любимицей, — хмуро проворчала Белка. — Тем более, здесь.
Белка посомневалась, говорить ли что-то еще. Оглянулась. Ожидавшие у ограды бабы стали поворачивать за ними, расходиться. Инспектор уходит, Хрода уносят, ничего интересного больше не будет. Не все, но многие. Когда носилки подняли, кто-то из оставшихся завыл похоронную песнь, словно плакальщица на похоронах. Плохая примета, на самом деле. Петь, когда несут не к погребальному колодцу, а от него. Не в ту сторону смерть посмотрит.
Инспектор ускорил шаг. Белка теперь за ним почти бежала.
— А какие у тебя были планы? — спросил он.
— Почему — были? — удивилась Белка. — Учитель сказал, что я должна поступить в университет.
Теперь пришла очередь удивляться инспектору Вернеру:
— Ты? В университет? Вот из этого мышиного гнезда?.. — он обернулся на группу мужиков, тащивших носилки с Хродом и баб, вьющихся рядом. Дуру плакальщицу уже заткнули, не только Белка подумала про приметы. Инспектор махнул рукой: — Да отсюда сроду никто дальше уездного ремесленного лицея не выезжал!..
Тон был настолько презрительный, что Белку словно ледяной водой из ведра окатили. А с чего я его слушаюсь, подумалось Белке. Я этой людоедской бородище вообще ничего не должна. Я не Хрод, я не школьница, я экзамен не сдаю, не меня проверяет этот инспектор. Он школьный, а я, считай, университетская. Не в уездный город собираюсь, а в губернскую столицу. И пусть не верит, мне-то что! Да я и в деревне почти никто, живу на птичьих правах. Получужая. Разбойничья дочь. Нечего мне здесь делать. Я не из них и не с ними, я — выберусь! Хочет командовать деревенскими, пусть пробует, я не из их числа. Приближается полдень — самое время бежать к ведьминым кругам. Если проскочить мимо старых елок и бурелома за ними, то лес по дороге светлый. Упыри сыты. Пробегу!
И она остановилась посередине улицы. Поглядела в просвет между домов — здесь меж двух изгородей есть тропинка в огороды. Инспектор некоторое время не видел, что Белка за ним не идет, на стихшие за спиной шаги не обращал внимания. Тоже думал всякое невеселое, высокомерное, уничижительное. Белка прямо читала эти мысли по инспекторской спине, по движению рук и плеч, по походке. Ему-то из деревни убираться — либо по темной дороге, где его живоволки разок уже встречали. Либо, как все, испуганным тут сидеть и полнолуния ждать. А трусом он себя не чувствует. Просто сил против такой большой стаи маловато, а деревенское войско не признало пока над собой эдакого генерала. Начнет гнать их под живоволков — деревенские взбунтуются. Инспектора они боятся всяко меньше, чем костяных упырей.
Обернулся инспектор почти вовремя. Белка уже повернула в сторону и, между двух плетней, быстро захрустела наледью на узкой тропке к огородам и в сторону леса. Инспектор сначала не понял, просто провожал ее глазами. Потом крикнул:
— Ты куда? Вернись, мы идем в школу!
Белка не ответила, и тогда он повернул за ней. Вначале быстрым решительным шагом. Потом бегом. Его большие ножищи топали громко, сапоги ломали настовую наледь по обочине, но на тропке