Мой друг – домовой - Гектор Шульц
Ночью мы сидели с Нафаней на кухне. Домовой все еще всхлипывал и держал в руке обрывки своей футболки, порой вытирая ими слезы.
– Дурацкая игра, – бубнил Нафаня, зашвыривая остатки футболки на холодильник.
– Нафань, все будет хорошо. Не переживай ты так, – улыбнулся я. Нафаня успокоился, только дышал он по-прежнему тяжело.
– Андреюшко, ты это. Извини. Знаю, что любишь красных, как я вот энтих охламонов, – домовой нехотя махнул рукой в сторону холодильника, где нашли предпоследний приют обрывки его футболки. – А я тебя доводил.
– Все хорошо, дурилка. Футбол – он такой. Иногда радуешься, иногда злишься, – Нафаня нехотя улыбнулся и вздохнул.
– Только майку жалко. Чагой-то я разозлился. Как так вышло? – задумчиво пробормотал он, смотря в пол. Я лишь улыбнулся и сходил в коридор, а когда вернулся, протянул Нафане белый пакет.
– Это чего? О! – домовой округлил глаза – Б-барин… это майка!
Нафаня держал в лапках новую футболку Челси последней коллекции. С фамилией Фрэнка Лэмпарда на спине. Дух заревел и кинулся ко мне ревя, не переставая стенать.
– Хорошо, что перед матчем не подарил. Погоди! Это не все, – я вытащил из пакета небольшую фоторамку. С фотографии улыбался Фрэнк Лэмпард собственной персоной, а чуть ниже виднелся автограф: «Нафане от Фрэнка».
Домовой снова завизжал и кинулся душить меня объятиями, целуя, облизывая, плача и смеясь.
– Барин. Автограф. Фрэнк. Мне. Лично, – отрывисто выкрикивал Нафаня в перерывах между объятиями и поцелуями.
Мне пришлось напрячься, чтобы достать автограф самого Лэмпарда, дежуря возле тренировочной базы в Москве и попутно пытаясь объяснить Фрэнку, как пишется «Нафаня». Но что не сделаешь ради друга.
Чуть позже, когда я укладывал счастливого домовенка спать, Нафаня шмыгнул носом и обнял меня.
– Спасибо, Андреюшко. Ты хороший. Очень хороший.
– И ты хороший, дурилка. А теперь спи. Нужно набраться сил перед следующим турниром, – улыбнулся я, поправляя одеяло.
– Жопа ты, все-таки, барин, – зевнул домовой и, поцеловав эмблему любимого клуба, моментально уснул, нарушая ночную тишину собственным отрывистым храпом.
Глава тринадцатая. Лето. Дача. Домовой.
Домовой на даче уже по сам себе парадокс. За те несколько дней, что мы провели на природе, Нафаня умудрился показать себя во всей красе.
Дача. Как много прекрасного и ненавистного в этом слове. Будучи маленьким, ты обожаешь носиться по маленьким улочкам среди низеньких домиков с другими детьми. А уж, сколько приключений ждало маленьких сорванцов – тут вам и купание в пруду, и догонялки с прятками, и страшные истории по вечерам, и даже воровство сладкой черешни с соседского участка.
Но когда ты взрослел, то отдых уступал место пассивному рытью ям под картошку, прополке сорняков, поливке и сборе урожая, пока не начинала хрустеть спина. Мечта…
Когда я купил небольшой участок за городом, то решил, что не буду повторять путь своих родителей и гробить нервы со здоровьем. Правда, для осуществления этой мечты пришлось-таки потрудиться.
Я разровнял грядки и засеял их газонной травой, вдоль забора росли цветы и колючие кусты малины, которую посадили еще мои родители. Нашлось место даже небольшому фонтанчику, который собственными руками возвел отец-рукодельник. Моя дача была создана именно для отдыха.
– Ох и красиво живешь, барин! – потянулся Нафаня, с видом хозяина осматривая участок. Домовой всю дорогу покорно провел в большой сумке, а дачники в автобусе даже не догадывались, кого я везу. Дача, природа и свежий воздух благотворно подействовали на Нафаню, который враз подобрел от созерцания подобной красоты и даже сподобился на похвалу.
– Знал бы ты, сколько трудов стоила мне эта красота, – хмыкнул я. Домовенок недоверчиво на меня посмотрел и покачал головой.
– Ты голову свою от подушки оторвать утром не можешь. А тут на тебе. Целое королевство, – поджал он толстые губы. – Хотя, бис с ним, барин. Где тут банька? Я купаньки хочу.
– Банька будет вечером, Нафань. Сначала нужно забор покрасить. Смотри, старая краска вся облупилась, – я кивнул на облезлые деревяшки, но домовой тут же скорчил недовольную рожицу.
Спустя полчаса поисков нужных вещей в сарае, я нашел для Нафани старый фартук с аляпистым цветочком на груди и дал домовому в руки банку с зеленой краской. Нафаня, с большой кистью в руках и недовольным выражением на лице, был похож на излишне бородатую версию Тома Сойера. Я не преминул это подметить и чудом сохранил в чистоте свою майку, потому что чувствительный домовой выставил кисть, как шпагу, и всерьез вознамерился меня испачкать.
Отправив Нафаню красить забор, я решил сперва полить газон. Зеленая травка на удивление разрослась довольно густо, и я, не утерпев, разулся, чтобы прогуляться по волшебному ковру. Если вы никогда так не делали, самое время попробовать. Уверен, что у вас будет улыбка до ушей и бесконечные мурашки.
Я немного постоял, наслаждаясь теплом и солнцем, потом включил стоящий на крылечке бумбокс и под бодрый панк-рок принялся поливать газон. Правда идиллию быстро нарушили.
Когда недовольные вопли послышались из-за забора, я вздрогнул и бросил шланг на землю. А ко мне на всей скорости мчался домовой. Фартук заметно стеснял Нафаню, но скорость он набрал приличную. Морда домовенка была разрисована зеленой краской, что в сочетании с горящими глазами выглядело довольно жутко. Бумбокс, словно почувствовав настроение, включил «Мисс Убийцу».
– Ой, дурилка! Ты чего себя изрисовал?! Как теперь тебя отмыть, – я погрозил домовому пальцем, но злой дух оскалился и ткнул меня кистью в ногу.
– Там пчел тьма! Гнездище целое! Огромадное! Я на Винни Пуха похож, а? – зло рявкнул Нафаня, пытаясь ужалить меня кистью. – Эти аспиды меня чуть не ужалили! Смеешься? Я тебя сейчас тоже изрисую, балбес.
Нафаня бушевал, а меня просто распирало от смеха, когда юный Халк принимался от избытка чувств высовывать язык. Однако, чуть успокоившись, я взял домовенка за шкирку и потащил к гаражу, где стояли канистры и должен был быть керосин.
В итоге удалось избавить Нафаню от краски, но несмотря на душ и мыло, домовой все еще вонял, как водитель маршрутки.
– И чего? Мне теперь папироску нельзя? – буркнул он, скрестив лапки на груди и поглаживая коготками соску.
– Можно. Только я не дам тебе гарантии, что ты не улетишь на Луну от первой же искры, – ответил я, на что домовой сразу надул губы. – Да шучу, я. Бери. Мы же вымыли тебя.
Ехидно усмехнувшись, Нафаня потрусил к сумке и, вытащив из нее пачку папирос, мгновенно запалил одну, утонув в клубе
