Другая история - Лина Аспера
— Жаль, — я жестом попросил у пробегавшей мимо официантки счёт. — Ладно, сейчас вызову такси поприличнее.
Мы расплатились за вино и пиццу, и в ожидании машины вышли на крыльцо. А на улице, оказывается, всё это время шёл снег — первый и деликатный. Он легчайшим покрывалом ложился на газоны, деревья, дома, оставляя чернеть один лишь мокрый асфальт. Мы зачарованно смотрели из-под навеса на медленный вальс снежинок, и наконец Тим вполголоса сказал: — Спасибо. Мне на самом деле очень хотелось узнать, каково бы это было по-настоящему.
— Пожалуйста, — я бы хотел пообещать, что этот раз не последний, но послезавтра прилетала Анна, и жизнь моя снова возвращалась к обычному ритму. — Хороший получился вечер.
— Да.
Подъехало такси. В салоне, против обыкновения, не воняло ароматическими подвесками, и музыка играла на грани слышимости. Сначала мы отвезли Тима, а потом уже через весь город поехали в мои новостройки. Чтобы скрасить дорогу, я попросил водителя прибавить звук.
Тише, души на крыше медленно дышат перед прыжком.
Слышу все Твои мысли, то, что нам близко, всё кувырком.
Как проще сказать, не растерять, не разорвать?
Мы здесь на века, словно река, словно слова молитвы.
Надо же, та самая песня из пиццерии, да ещё и «Би-2». В первый раз у них такое слышу.
Всё, кроме любви, вся наша жизнь так далеко.
Я, я — не один, но без Тебя просто никто.
«— Бабочка-философ, скажи, что такое любовь?
— Бог».
Я закрыл глаза. Весь этот вечер, и снег, и песня — словно продолжение сна. Пожалуй, именно поэтому так светло и спокойно на душе, вот только что будет завтра? А, неважно. Важно то, что есть сейчас. Снег. Свет. Счастье.
***
Летняя послеобеденная сиеста, когда высокое июльское солнце заливает палящим светом сады и огороды, — дело святое. Белка, вывалив язык, осталась валяться в прозрачной тени яблонь, а мы с Тимом перебрались тюленить в прохладу дачного домика. Ширины полуторной, крепко сбитой из досок кровати как раз хватало, чтобы удобно разместиться вдвоём. Тим спал; его дыхание было глубоким и мерным, и я в чуткой полудрёме вслушивался в ритм вдохов и выдохов: здесь ли? не ушёл ли бродить по чужим полудённым грёзам? Загривок Тима пах мятой травой и пылью, и я воображал, будто точно так же пахнут солнечные зайчики, пробирающиеся в комнату через неплотно задёрнутые занавески. В ленивой, густо-медовой тишине вообще очень легко воображались всякие глупости. Например, как Тим зашевелится, просыпаясь, и повернётся в моих объятиях. Как дрогнут пушистые светлые ресницы, открывая миру неуловимую прозелень глаз, и какой сладкой будет сонная улыбка. Да, я по уши влюблённый романтичный придурок — на тридцать лохматом году жизни — ну и пусть. Не всё же быть прожжённым циником.
Тим счастливо вздохнул, разворачиваясь. Открыл глаза, улыбнулся — мои фантазии были лишь бледным отблеском лучистого сияния этой улыбки — и шёпотом спросил: — Что?
— Ты, — выдохнул я, накрывая его губы своими. Нектар и амброзия, как любят петь служители Эрато, не подозревая о том, что иногда их эпитеты прозаически правдивы.
Потом сладость сменилась солью — под моими губами бешено пульсировала голубоватая жилка на шее Тима. Чуть ниже и левее её было особенное место, которое обязательно следовало прикусить, чтобы Тим беззащитно всхлипнул «Ах!». Ещё одно такое место находилось у него на внутренней стороне правого бедра — я всё-таки составил подробную карту его тела и, по-моему, открыл тогда много нового для нас обоих. Сегодня мне тоже хотелось чего-то вдумчивого и неспешного, тягучего, как расплавленный уличный воздух.
— Не будем спешить?
— Если удержишься.
Я замер в нерешительности: правильно ли я понял?
— Предлагаешь повторить наш последний опыт?
— Почему нет?
Потому что это больно, хотел сказать я, но не сказал.
— Смазка…
— Всё в тумбочке.
Фантастически предусмотрительный человек.
Пускай этот раз был не первым, я всё равно волновался, как подросток, и поэтому медлил, сколько мог. Бережно растягивал Тима пальцами, не забывая при этом уделять внимание и его напряжённому члену. Иногда аккуратно касался внутри чувствительной выпуклости простаты, и тогда всё тело Тима пронизывала сильная дрожь. Однако наступил момент, когда я поймал короткое «Пора» в брошенном на меня через плечо полуночном взгляде, и медлить стало некуда.
Он был восхитительно, сладостно узким, и даже смазка здесь мало чем помогала. Забывая дышать, я вошёл в него на всю длину и остановился, пережидая острый предоргазменный спазм. Что за наваждение: я занимался анальным сексом с самыми разными партнёршами, но такого кайфа просто от того, что я внутри, не испытывал никогда.
А вот Тиму сейчас было не до удовольствия. Я чувствовал, как он старается расслабиться, привыкнуть ко мне, и помогал ему в этом, чем мог: прикосновениями, поцелуями, жарким шёпотом о том, какой он горячий и тесный внутри, как я люблю его и как благодарен за то, что он разрешает мне делать с собой такое. Наконец напряжение ослабило тиски, и Тим хрипло выдохнул «Продолжай». Тогда я собрал в кулак всю свою выдержку и начал двигаться. Нам обоим хватало лёгких покачиваний, однако даже так я продержался позорно мало.
— Сейчас, — пробормотал я Тиму. Он резко кивнул, и мои последние фрикции вышли чудесно размашистыми.
Молния невыносимого блаженства, от крестца до темени. Белая вспышка под крепко зажмуренными веками. Улыбка Бога, от которой я, поражённый, застыл на стыке сна и яви. Потом качнулся, теряя равновесие, в панике хватаясь за ткань сновидения, но она расползлась под моими пальцами, как гнилая ветошь. И я проснулся, ярко помня своё безумное желание остаться на той стороне навсегда.
***
Спать днём — дурное занятие. Мало того, что голову потом разламывает похлеще, чем с бодуна, так ещё и снится такое, что после хоть в петлю лезь. Я закрыл глаза и громко, внятно выматерился самым отборным матом, который только знал. А потом встал с дивана и пошёл устраивать себе ледяной душ, чтобы усмирить возбуждённую до предела плоть — грёбаная физиология срать хотела на естественное отвращение разума.
Почему я? Что со мной не так, отчего мне нельзя жить, как обычному человеку? И как быть теперь? Занести алкоголь и пиццу в список пищевых табу, сменить паспорт, место работы, профессию, город, страну? Или трусливо попросить Тима написать заявление? Хотя, если мы поделили этот сон
