Рыжая обложка - Иван Михайлович Миронов
– Даю минуту, ебанаты, чтобы вы убедили меня вас не убивать.
Сиплый и Диса, всегда смелые и хамоватые, тут же бросились просить пощады, клялись, что не трогали тачку, потом начали врать, что у них в родне мусора, потом Диса расплакался, а Сиплый клялся, что его мамка привезет на карьер любые деньги. Бебур же сидел, дрожа от ветра, и в голове его крутилась одна мысль:
«Нас убьют, нас убьют прямо здесь».
Говноед стоял рядом и даже не слушал, что несут Сиплый и Диса. Он залипал в телефоны, которые отобрал у парней. Красную раскладушку Дисы, поморщившись, сразу выкинул в лужу, старый «Айфон» Сиплого покрутил в руках, глянул, наверное, галерею с голыми бабами, после чего и этот телефон выбросил. А вот ущербный «Андроид» Бебура его заинтересовал.
– Это чей? – спросил Говноед, и Бебур не сразу понял, что обращаются к нему.
Сиплый пихнул его локтем.
– М-мой. – Бебур испуганно захлопал глазами, когда Говноед присел рядом, показал видос, на котором Сиплый и Диса запинывали алкашей.
– Видос не постановочный? – спросил Говноед.
Сиплый и Диса замотали головами, а Бебур промямлил:
– Нет, но я не хотел…
Говноед перебил:
– Сможете еще такие снять? Без постановы и с кровью? Тогда оставлю жить, еще и пятихатку сверху накину. Каждому. Есть люди, которые за такие видосы до хуя зелени отвалят.
Быстрее всех сообразил Сиплый.
– Снимем, скока скажете. Хоть десять штук, хоть за бесплатно, хоть…
– Ебало захлопни, – велел Говноед. – Одно снимите для начала, хорошее. С кровью и переломами. Чем четче картинка, тем лучше. За говно платить не буду. Не понравится видос – сам вас разъебу. Или заставлю друг с другом пиздиться на камеру. Посмотрим, Сиплый, выдержишь ли ты сам три удара своей Троечкой. Да-да, не хлопай ебалом, я много про вас узнал, про каждого. Бля. Хули вылупились? Расклад понятный?
Сиплый и Диса дружно закивали, Бебур же, предчувствуя нехорошее, в ответ промычал:
– Телефон старый, снимает херово.
Говноед пожал плечами.
– Нормальный найдите, хули как маленькие. Завтра вечером жду тут, с новым видосом. Не принесете – будет пиздец. И никому ни слова про это, если жить хотите. Всем ясно?
Сиплый и Диса снова закивали, Бебур промолчал.
– Все, проваливайте, ебанаты.
Как добрались до села, Бебур не помнил. Голова кружилась от бензина, его лихорадило так, что зуб на зуб не попадал. Запомнился только разговор с приятелями, которые осмелели почти сразу, как их отпустили.
– Шо, Дисыч, – скалился Сиплый, – уже решил, кого опиздюлить?
– Для начала, бля, переодеться. Вонизма, бля. И реквизитом бы, бля, затариться. С ним все красивее, бля, а ужо потом решим, кого, бля, крошить.
– Парни, еб вашу мать, – вспылил Бебур, – вас чуть не кончили, а вы собираетесь видосы снимать? У вас мозги есть?
Сиплый едва его не ударил, но сдержался.
– Слышь, прыщавый, если бы не брат твой старший, который под меня бабу положил, я бы сам тебя кончил. Не будь ссыклом ебаным. Нам деньги предлагают за то, шо мы раньше бесплатно делали. Тебя никто не заставляет махаться. Включил свою камеру ебучую и снимай, не ной.
– А с Говноедом ты хули не такой смелый был? – спросил Бебур.
И сразу пожалел. Сиплый больно ударил его по ребрам. Прошипел:
– Зато с тобой я очень смелый. Могу прям здесь тебя закопать. Ебало на ноль и телефон готовь. Херово снимешь – убью.
Если бы Бебура оставили одного, он бы, наверное, сбежал. Но приятели оказались умнее. Потащили его к себе, за реквизитом. Там и переоделись в старые шмотки Дисы. Сам он каждому раздал черные балаклавы, после чего затарился ломиком и молотком, а Сиплый, живший через улицу, сбегал к себе, притащил Троечку и пустой пакет.
– Охуенная тема, – заверил он, после чего набрал в пакет камней, завязал его на два узла, проверил на прочность и ударил Бебура по ноге.
– Сука! Нахуя?
– Шобы не кинул нас, трус ебаный. Теперь надо решать, кого разъебать. Я предлагаю инвалидов. Расклад простой. Вчера была пЭнсия…
К месту пробирались огородами. Убогий домик инвалидов, заросший лопухами, в темноте казался гнойным нарывом на теле села. В доме жил дядя Валера, в Афгане лишившийся руки и глаза, а с ним хромая баба, которую он притащил с другого села. Все звали ее Собачиха. И трахали ее, как собаку, все, кто не брезговал. Ходили слухи, даже Сиплый в нее вставил по пьяни.
Пока шли, прислушивались, нет ли шухера или хвоста. Село, измученное летним зноем, мирно спало, у дома участкового не было машины – значит, уехал по делам в город. Пьяные компании тоже разбрелись по домам. Лишь разок проехала старая «Копейка» Цыги, который любил катать своих сестер в соседнее село, на «еблю за деньги». Несмотря на это, Цыган был адекватный и с пацанами ладил, поэтому Бебур предложил:
– Надо бы Цыгу предупредить, чтобы к Говноеду не совался…
– На хуй пусть идет, никто никому не должен, – отрезал Сиплый. – Балаклавы напяливайте. И вперед.
Домик дяди Валеры следил за ними черными провалами окон. Свет не горел. Сиплый подергал входные двери – заперто. Диса тут же пробрался в палисадник, посмотрел в окна. Тихонько постучал.
Кто-то подошел, открыл маленькую форточку
– Чего надо? – раздался сонный голос дяди Валеры.
Диса, копируя голос участкового, пробасил:
– Свои, Валера. Это Харитонов. Открой.
У дяди Валеры будто голос изменился.
– Харитоныч, мляха! Ты чавой так поздно?
– Помощь нужна, – пробасил Диса, прячась под окном. – У меня тут машина заглохла, бля, надо оттолкать.
Инвалид, похоже, поверил. В сенях раздался шум, скрипнула дверь, дядя Валера торопливо подбежал к воротам, открыл. И тут же получил в живот от Сиплого.
– Вы кто?
– Хуи в пальто, – Сиплый махнул пакетом с камнями, но дядя Валера успел отшатнуться.
– Караул, убивают!
Инвалид хотел убежать в дом, но Сиплый настиг его одним прыжком, как хищник, уложил на землю.
– Будешь орать – убью на хуй. Встал, пошел в дом.
Внутри пахло перегаром и по́том. Над ведром с помоями летали мухи. На лавке, у стены, храпела Собачиха.
– Шторы задерни, – велел Сиплый Дисе, – эй, оператор, снимай.
Бебур нехотя достал телефон, включил запись. Дядя Валера, предчувствуя беду, забился в угол.
– Пацаны, не надо, вы че, мляха? Я отработаю долги, я все отдам…
– Встал, сука!
Сиплый ударил кастетом в стену рядом с инвалидом. Тот будто сморщился, спрятавшись в фуфайку, как в панцирь. Диса, задернув шторы, вернулся
