О любви. О жизни… с болью - Евгения Кибе
Я поняла, что попала по полной. Собрала вещи и ушла, но он нашел меня, вернул в нашу проклятую квартиру, избил и изнасиловал. Мы всегда предохранялись, но, кто же думает о таких мелочах во время насилия? Когда увидела две полоски на тесте, то поняла, что это конец. Он узнал о моей беременности и сказал, что, если сделаю аборт, то меня будут собирать как паззл по частям по всему городу.
Таким образом у меня появилась Маша. Этот жирный боров радовался, а я плакала, понимая, что теперь у него на крючке на долго.
Потом таким же образом появился Федя. Меня радовало в беременностях только то, что он не прикасался ко мне. Это было счастье, несмотря на то, что рвало и тошнило постоянно. Кстати, учебу я так и не закончила. А зачем? Я теперь рабыня в золотой клетке.
Каждый день надеюсь, что он не приедет, что ему надо в командировку, что его в конце-концов кто-то из партнеров грохнет, но нет. Он ведет дела честно, в командировки ездит редко.
Детей он любит, да. За это ему спасибо. У них будет все, что нужно и даже больше.
Меня тоже он любит. По своему. Садистской любовью и ему абсолютно все равно, что с моей стороны к нему нет ни любви, ни уважения. Он знал с самого первого нашего свидания, что он мне отвратителен, но я позволяла себя любить, так как он платил мне.
Как-то ему сказал:
— Вить, найди себе кого-то помоложе. Зачем я тебе? С детьми будешь встречаться, когда захочешь, я не стану препятствовать.
Он рассмеялся мне в лицо.
— Тань, у меня и так есть помимо тебя предостаточно сосок. Когда захочу, уйду и тебя не спрошу. Про детей вообще тему не поднимай. Они мои. Ты просто их выносила, как суррогатная мать. Да и ты тоже моя. Мне нравится, что тебя ломаю каждый раз. Как ты от отвращения кривишься, когда подхожу к тебе. Меня возбуждает то отвращение, которое испытываешь, когда тебе надо снимать трусы или открывать рот по делу. Так что, заткнись и приступай.
Сказав это, он раздвинул свои толстые ляжки, сидя на диване напротив меня.
Столько лет прошло, а я каждый день проклинаю ту минуту, когда погналась за большими деньгами. Если бы могла, то перемотала бы время назад и никогда не стала бы продавать себя за четыре стены и новое платье.
Я как робот отрабатываю свою программу. Практически научилась выключать свои эмоции, когда мой денежный мешок рядом. Если не вижу его лица, то могу представить того инструктора по фитнессу, или парня-соседа, или одногруппника. У меня была вся жизнь, моя жизнь, впереди, а я продала ее за тридцать сребренников.
Чужая ошибка.
На улице дождь, который безжалостно лупит по лицу, всему телу. Но Саша не чувствует его. Она стоит перед белой дверью больницы и смотрит в никуда.
По лицу стекает тушь, разделяя его на три неровные части. Челка прилипла ко лбу смешными рваными клоками. Сердце как-будто замерло, остановилось в тот момент, когда тот же мышечный орган перестал стучать в груди Сергея.
" Почему мне не больно? Я не могу плакать. Я хочу, но не могу. Все же плачут и я должна, но не получается" думала Саша.
— Девушка, вы бы хоть встали под крышу, — услышала она голос какой-то сердобольной старушки.
— Да, я должна, — ответила девушка невпопад каким-то бесцветным голосом.
Старушка посмотрела на нее с удивлением, пожала плечами и, сложив свой зонтик с аляповатыми огурцами, зашла в больницу.
Станция Маяковская была не сильно загружена и Саша, открыв тяжелую стеклянную дверь, ощутила характерный запах резины, человеческого пота и какого-то масла. Приложив карточку к турникету, встала на ступени эскалатора, который неспешно спустил ее в недры метрополитена.
Девушка прислонилась к стене, ожидая электричку и не замечала взглядов в свою сторону.
" Фу, какая неряха" думала блондинка, стоявшая на противоположной стороне, брезгливо морща нос.
" Наркоманка!" пронеслось в голове женщины с ребенком, которая тащила упирающееся чадо к переходу на Восстания.
" В метро работают теперь проститутки? Потасканный видок, но в остальном ничего такая" рассуждал студент, ожидавший поезд рядом с Сашей, жадно пожирая ее взглядом.
А ей было плевать. Ее мир только что рухнул и она не понимала, как жить, дышать.
Поезд нес ее через станции, рассекая километры темноты в тоннеле. Она сидела и смотрела в свое отражение в противоположном от ее сидения окне вагона.
" Это я?"
Ее станция. Она на автомате встает и выходит. Эскалатор несет ее наверх, к свету. А что он для нее сейчас? И почему все ещё не приходят слезы?
Дождь всё ещё лил как из ведра, незаметно затекая за шиворот и в джинсы.
Нелепый звонок в 7 утра. Слова человека, который представился какой-то полицейской должностью, но это все не отпечаталось в памяти. Потом такси, везущее ее безумно медленно в больницу, куда после аварии доставили мужа. Холодный коридор, безразличные лица медперсонала и она одна, с безумно колотящимся сердцем в груди. Удар, удар, а потом тишина. В груди что-то сильно сжалось и как-будто лопнуло. Через минуту вышел врач и холодно сказал:
— Мы сделали, что смогли. Соболезную.
Саша развернулась и молча вышла из здания больницы.
Теперь она дома, вся мокрая сидит на новом диване, который только неделю назад купили с Сергеем на новоселье. На журнальном столике свадебная фотография, на которой он такой живой, смешной с красными от волнения пятнами на щеках. Они всегда появлялись, когда он волновался. А вот фотография на стене, на которой Саша и Сергей в день знакомства. Уже не трезвые, но влюбленные. Рядом фото из похода в Карелии, когда ее искусали комары и Саша выглядела ужасно, а Сергей ее мазал йодом и ругал, когда расчесывала укусы.
Саша повернула голову в сторону кухни их квартиры- студии. На плите стояла грязная пустая сковородка, в которой вчера вечером были любимые рыбные котлеты мужа и такая же пустая кастрюля от пюре. Медленно перевела взгляд на кухонный стол. Недопитая чашка утреннего кофе, приготовленного мужем наспех перед работой.
Саша встала, взяла в руки чашки и прикоснулась губами с той стороны, с которой пил Сергей.
И слезы хлынули рекой. Она задыхалась от них, а
