Вокруг Света - Журнал «Вокруг Света» №05 за 1981 год
Наша беседа затянулась допоздна. Выходя из мастерской, я думал найти город спящим. Но Монтилья и не думала засыпать. По ее улочкам все так же бродили молодые люди. По-прежнему вели нескончаемые разговоры женщины в черных платьях, которые так и не поднимались со своих стульев. Шумели в таверне мужчины. А из дорогого кафе в нашу сторону вновь устремились злобные взгляды. Комментарий Хосе Луке на сей раз был совсем кратким: «Сейчас не прошлый век, времена жетонов канули навсегда».
Школа, где учат красоте
Современному путешественнику, который едет по Андалузии, не услышать чудесных народных мелодий. Нет, не раздаются, как в те времена, когда здесь путешествовал наш великий композитор М. И. Глинка, серенады от Севильи до Гоанады. И в Кордове не поют, как в былые времена, влюбленные под балконами красавиц. Правда, на улицах городов можно встретить бродячих певцов, гитаристов, танцоров. Но, честно говоря, зрелище это грустное, и никакого отношения к прекрасному испанскому народному искусству не имеет. Грохочущие заокеанские ансамбли, звучащие в эфире, заглушают перезвон испанской гитары.
И все же в народе живет неистребимая любовь к своему, унаследованному от прадедов искусству. Кордова всегда щедро дарила всей Испании блестящих музыкантов, певцов, танцоров. Отсюда вышли песни типа солеа, серрена, а многие специалисты считают город колыбелью знаменитого «канто хондо», пения ни с чем не сравнимого. А что же сейчас? Учат в Андалузии старинному искусству? Есть, например, школа танцев в Кордове?
— Есть одна такая школа,— ответил мне местный журналист, страстный поклонник искусства.— Но... Впрочем, сам увидишь...
Я долго бродил, разыскивая улицу Помпейос. Она оказалась тихой и совсем пустынной. Я прошел по ней два раза — сначала по одной стороне, потом по другой. Никакой вывески, ни одного здания, хотя бы отдаленно напоминающего школу, как мы ее представляем. Вдруг услышал за спиной девичий смех. Несколько стройных девушек в традиционных нарядах Кордовы, надетых явно для танцев, нырнули в довольно обшарпанную дверь одного из скромных домиков. Вслед за ними зашел и я, спустился в подвал, откуда раздавались звуки музыки, и нашел там нужную мне школу.
Антонио Мондехар, ее владелец и единственный педагог, оказался на редкость любезен. Профессиональный танцор, он много лет работал за границей, а потом любовь к родной Кордове пересилила заманчивые контракты. И вот он создал свою школу, которая помещается в двух тесных подвальных комнатках. Занятия ежедневные, плата, для учениц — школьниц, студенток, работниц — чисто символическая. Под руководством Антонио совсем маленькие девчушки и взрослые девушки постигают нелегкое искусство севильяны, фанданго, соксара и типично кордовского танца вито. Чудесные ритмы, яркие костюмы, изящные и гибкие движения под перебор гитар и щелканье кастаньет заставляют забыть, что ты всего лишь в скромной частной школе, а не в испанском провинциальном театре.
Глядя на движения своих учениц, преподаватель рассказывает, что его цель — готовить не профессиональных танцовщиц. Сюда приходят для того, чтобы просто постигнуть подлинно народное искусство, к которому тянутся сердца молодых.
— На пути этого искусства множество помех и преград,— говорит Антонио. — Практически в стране нет бесплатных балетных школ для одаренных детей, а 70 процентов способных юношей и девушек не имеют средств для обучения танцам. Найти педагогов тоже проблема. И все же испанец остается испанцем. Музыка для нас все равно что хлеб насущный. Наш долг — сделать все для того, чтобы наши танцы и песни жили, развивались, продолжали доставлять людям радость...
Я уезжал из Кордовы тихим вечером. Только что скрылось за холмами знойное солнце. Чуть повеял спасительный ветерок. Мимо проплывали поселки и деревушки, окруженные оливковыми рощами. Провинция Кордова заканчивалась. Но вот промелькнуло еще одно небольшое селенье с белыми домиками и оживленной толпой людей на главной площади. И подумалось мне, что и на этой древней земле некогда тихая, сонная жизнь все чаще вскипает бурлящими водоворотами.
И. Кудрин
Фото Л. Придорогина
В плену завалов
Резкий звонок отвлек наше внимание от проверки датчиков и все прильнули к иллюминаторам. Сквозь шум двигателей доносится голос штурмана:
— Под нами Пильда!
Вертолет, разворачиваясь, выходит к устью полугорной реки, которую мы должны пройти на надувном резиновом плоту. Мы — это маршрутная группа гидробиологического отряда Хабаровского комплексного научно-исследовательского института, в которую входят старший инженер Игорь Штыцко, студент пятого курса Дальневосточного университета Сергей Сиротский, ученик десятого класса Алексей Сабусов и я, Виктор Богатов, начальник отряда.
Кто знает Пильду? Уверен, очень мало найдется людей, кто слышал об этой речке, и еще меньше, кто побывал на ней. Но разве в известности дело? Существует целый сонм средних и малых водных артерий с разными вариантами обжитости, использования, полезности.
Пришвин назвал озера глазами земли. А реки — ее кровеносные сосуды, по которым идет бесконечный круговорот обновления пресной воды и без которых жизнь на нашей планете прозябала бы в незавидном состоянии.
На Нижнем Амуре, у озера Удыль, раскопали мы на редкость богатую водяную жилу. Выбирай наперед нужную ситуацию и приступай к исследованиям. Вот, к примеру, невеличка Ута — речка, с чистой, прозрачной водой, куда идет нереститься кета. Экспериментальное воздействие на нее оказывать очень удобно: не сопротивляется, слишком мал расход воды. Здесь мы изучали, как убегает от пестицидов всякая живность, хотя их количество не превышало установленных законом норм. Речка Бичи типично горная, с порогами и перекатами, удобная только для водорослей, способных цепляться за гальку и камни. Такие водоросли называются перифитоном. Река Гальбука течет по болотам, коричневая от торфа вода. Чем не модель загрязнения реки органическим веществом? И все-таки мы решили отправиться вниз по Пильде. В самых верховьях она совсем необжитая. Там не бывает людей, и путь туда один — на вертолете. На этом участке можно увидеть, что такое река в первозданном виде. Ниже она принимает, впитывает в себя мутные стоки, и, следовательно, это уже река, в какой-то степени больная. Но ей еще бежать и бежать через дикую тайгу, прежде чем напоить озеро Удыль. И постепенно, как и у человека, идет процесс выздоровления, который у реки называется самоочищением. Здесь очень важно узнать, как это отражается на ее жизни.
Прохожу в кабину к пилотам. Здесь лучше обзор. Пролетаем над каждым изгибом реки, что дает мне возможность все сложные участки отметить на карте. Пильда расходится на десятки проток, русло которых скрывает мощный полог тайги. На отдельных участках видны крупные завалы. Оборачиваюсь назад. Ребята заняты датчиками. Счастливые, они еще не знают, какой лабиринт нам предстоит пройти.
С вертолетчиками выбираем место для посадки. Четверо человек и около тонны груза остаются на маленьком пятачке мари. Вертолет делает прощальный круг и уходит. Туча кровососов мгновенно облепляет лицо и руки. Несколько неожиданно после шума вертолета, запаха бензина, пыльных улиц города видеть сразу столько комаров, столько тайги и солнца.
За 18 дней маршрута группе предстоит пройти по безлюдной местности 120 километров на плоту и около 20 километров по суше.
Ребята разбивают лагерь, а я начинаю отбирать первые пробы. На грунте — богатейшая фауна. Практически вся верхняя поверхность камней покрыта домиками личинок ручейников, сделанными из крупных песчинок. В каждом домике прячется житель, изредка высовывая наружу крупную коричневую головку. Под камнями скрываются плоские, с тремя длинными хвостовыми нитями личинки поденок. Всю основную часть жизни они проводят в воде и только в самом конце ее вылетают из воды, чтобы за несколько часов дать потомство и погибнуть.
Через некоторое время ко мне присоединяется Сережа Сиротский. Специальными пинцетами среди нитчатых водорослей мы вылавливаем личинки двукрылых комариков. Помещаем их в раствор концентрированной уксусной кислоты с летучим оргсоединением. Такая фиксация в дальнейшем позволит в лаборатории изучить у этих личинок наборы хромосом.
Игорь Штыцко датчиками снимает первые показания, раскладывает на косе реки свое химическое хозяйство. С любовью упакованные бюретки, колбы, пробирки, химреактивы, бутылки с дистиллированной водой. Сейчас он поставит на горящие угли медный таз с кипятком (по-научному — водяная баня), опустит туда колбы с жидкостью и начнет колдовать над определением перманганатной окисляемости, которая позволит судить о количестве органики в потоке. В остальные не загруженные химической деятельностью периоды водяная баня разукомплектовывается, и таз выполняет функции сковородки. А когда-то местные старатели в нем мыли золото.
