Темнейший путь - Алексей Русанов
Но в один отнюдь не прекрасный день то ли пресветлые аэдра рассердились на каджитский караван, то ли даэдра, дети извечного Мрака, решили подшутить над ними. Едва лишь Красотка и Старший Сын вернулись из города и избавились от добычи, как вдруг отряд городской стражи внезапно окружил лагерь каджитов, и десятник в блестящей кирасе, с бородой, заплетённой в две седые косы, предстал перед Отцом, держа руку на рукояти меча.
— Чем скромный караван каджитов привлёк внимание такой важной персо?… — начал было льстивую речь Отец, но десятник быстро его прервал.
— Нам поступило сообщение о краже ценной вещи! — пробасил он. — Свидетели говорят, что видели неизвестного каджита в городе.
— Это какое-то недоразумение! — очень правдоподобно возмутился Отец. — Стража у городских ворот не пропускает каджитов, и караван Дро'зарр-Дара ведёт свою скромную торговлю…
Вдруг над ухом Мордана, который просто стоял неподалёку и наблюдал за этим разговором, словно городской зевака за уличной перепалкой, раздался бесплотный шёпот Красотки:
— Они сейчас будут всё обыскивать. Могут забрать твою книгу.
Мордан вздрогнул и стал крутить головой, пытаясь обнаружить Красотку.
— Ты где, К’Хай-ла?
— Не верти башкой — заметят! — фыркнула каджитка. — Я невидима. Они могут изъять всё, что захотят, и мы ничего не докажем. Незаметно сними с плеча сумку и отдай мне. Я спрячу её в тайник.
— Понял, понял… — прошептал Мордан и сделал всё, как просила Красотка.
Тем временем препирательства между Отцом и десятником закончились, и начальник стражи действительно пошёл по шатрам всё осматривать. Мордан чувствовал себя неуютно под взглядами стражников, оцепивших лагерь по периметру. Какое-то внутреннее беспокойство, смутное ощущение беды возникло в нём и стало нарастать с каждой минутой.
Вдруг десятник вместе с парой других стражников вышел из очередного шатра. Из-за его спины выглядывал Отец, а в руках он держал… Мордан не поверил своим глазам. В руках десятника была его сумка!
— Чья это сумка? — громко спросил десятник.
— Моя, — не успев подумать, ляпнул Мордан и даже сделал шаг вперёд.
Десятник хищно осклабился и достал из сумки какую-то подвеску с крупным тёмно-синим камнем на цепочке, судя по цвету — золотой.
— А это тоже твоё? — спросил десятник, надвигаясь на Мордана. Стражники выдвинулись вперёд и встали от него по бокам.
— Нет, не моё, — ответил Мордан, пока не понимая, что происходит, и сделал шаг назад.
— Правильно, не твоё! — обрадовался десятник. — Потому что это — клянусь Талосом! — фамильный амулет почтенного главы клана Расколотый Щит. А не скажешь ли ты, серый, почему цепочка от амулета торчала из твоей сумки?
— Не знаю. Я никогда его раньше не видел, — сказал Мордан, ощущая словно большой кусок льда у себя в животе.
— Не видел? Удивительно! Наверное, он туда с неба свалился, да?
— Каджит хотел бы скромно заметить, — подал голос из-за спины десятника Отец, — что вход в город закрыт только для каджитов. Все остальные могут свободно входить и выходить оттуда.
Яркой вспышкой взорвалась мысль в голове Мордана. Он всё понял!
— Дро'зарр-Дар! — воскликнул он возмущённый кошачьим вероломством. — Как ты?… Почему?… Ты же сам говорил: каджит каджита не обманывает!
— Всё так, — спокойно ответил Дро'зарр-Дар. — Но Морд’Ан не каджит. Он — человек.
— Я не человек! — заорал вскипевший от гнева Мордан. — Я — тёмный…
Его прервал грубый толчок одного из стражников.
— Пошли уже, тёмный! А то тюрьма заждалась.
Глава 4. На самое дно и глубже
Тоска. Тоска, тощечка, тощища — самое главное чувство, которое ни на миг не отпускает человека в тюрьме. Это Мордан узнал довольно быстро, оказавшись в одиночной камере в тюрьме Виндхельма. Его бросили в каменный мешок пяти шагов в длину и четырёх в ширину. Охапка прелой соломы на полу да дыра для нечистот в дальнем углу — вот и всё, что в ней имелось. Заключённому оставалось или ходить от стены к стене, или валяться на соломе, крутить в пальцах фибулу Белки либо клык Рыжего — всё имущество, которое при нём оставили. Единственное, что не смогли у Мордана отнять и чем он с удовольствием пользовался — это воспоминания. Часами он перебирал их в памяти, начиная с самых приятных. Нарастающая тяжесть орехового удилища, которое сгибается под грузом попавшегося лосося. Замшелые надгробия фолкритского кладбища с полустёртыми надписями. Похвала старого Улрина перед всеми учениками за то, что самый первый решил задачку. Улыбка на лице Эйры при виде целой корзины корней Нирна, собранных им по берегам ручья в глухом распадке. Огненное заклинание, от которого впервые вспыхнул хворост под его рукой. Взгляд, быстрый, искоса брошенный, изумрудных глаз Белки, горячие поцелуи под грохочущий аккомпанемент грозы, сладкий вкус её слюны, отдававшей лесной земляникой. Настоящее Эльсвейрское Рагу и чувство удивительной лёгкости, вызванное махоньким глотком скумы.
Но незаметно приятные воспоминания сменялись тёмными, терзающими душу. Колено Болли на горле. Хруст птичьих костей под сапогом Тефара. Гулкий удар ноги Малога, выбивший из под него бочонок. Свист стрелы, выпущенной в него Белкой. Кривая распухшая нога, выглянувшая из задранной штанины. Вытягиваемый за золотую цепочку амулет с густо-синим самоцветом, заигравшим на солнце, как только седобородый десятник достал его из котомки Мордана.
Кулаки сжимались от бессильной ярости, перехватывало дыхание. И тогда память уступала место воображению. Он видел себя выпускником таинственной и манящей Коллегии магов Винтерхолда. Сладостные картины мести вставали перед глазами. Валяющийся на полу мёртвый Тефар с синим от отравы лицом. Болтающаяся в петле Белка. Красотка К’Хай-ла, испепеляемая теми самыми молниями, которым она же его и научила.
Раз в день этот водоворот воспоминаний и фантазий прерывался приходом
