Бывший. Цена твоей любви - Марта Макова
Из роддома меня забирал Борис. Подавленный, виноватый. Старался что-то объяснить мне, оправдаться. Уверял, что любит. Я пошла с ним, но только затем, чтобы узнать, где похоронен мой малыш.
После колумбария несколько дней лежала, свернувшись калачиком, на нашей кровати и бессмысленно смотрела в стену. Я не жила. Моргала, дышала, двигалась и даже ела то, что старательно впихивал, ложку за ложкой, в меня Борис.
Я не разговаривала с ним, не плакала, не реагировала на вопросы и попытки расшевелить меня, это было бы проявлением живых человеческих чувств, а у меня их не было. Они остались запертыми в маленькой ячейке под номером восемьсот четырнадцать. Восьмой ряд, вторая сверху.
Там за безликой серой плитой с надписью "младенец", остались похороненными моя любовь, разбитое сердце и вынутая душа.
Борис ухаживал, не отходил ни на шаг, а я ждала, когда он уйдёт.
Квартиру сняла первую подвернувшуюся. Собрала немного вещей, и когда Бориса не было дома, ушла. Оставила все его подарки, наши совместные фотографии, украшавшие стены, всё, что могло мне напоминать о нём.
Он всё равно нашёл меня. Месяц осаждал квартиру, поджидал во дворе, присылал с курьерами цветы и еду. А потом, на безлюдной улице, меня сбила машина. Горящие лютой ненавистью глаза Дианы, кажется, будут преследовать меня всю жизнь. Они снились мне в кошмарах даже когда я ничего не помнила из своего прошлого.
Меньше всего мне хотелось, чтобы Борис и Диана опять появились в моей жизни. Снова втянули меня в этот смертельно опасный треугольник.
Я боялась их обоих. Беспринципных, способных на подлость и даже убийство.
И вот Борис снова стоит под моими окнами. Разговаривает с братом.
Они перекинулись друг с другом только несколькими фразами. Оба спокойные и уверенные в себе, но такие разные. Борис, статусный и холёный, выглядевший совершенно чужеродно на нашей скромной улице в своём дорогом костюме, с уложенной волосок к волоску, модной причёской, стоящий у шикарного автомобиля, и Гриша. Григ, огромный, грозный, похожий на свирепого и безжалостного хищника, сейчас вальяжно упирающийся плечом, обтянутым простой домашней футболкой, в створку ворот и сложивший загорелые руки на груди.
О чём они говорили, я не могла слышать, только наблюдала за Борисом. Невозмутимым и надменным. За время короткого разговора ни один мускул не дрогнул на его лице.
Гриша зашёл во двор и не спеша закрыл за собой калитку, а Борис сел в свою сверкающую глянцем машину и, не взглянув на моё окно, укатил, поднимая дорожную пыль.
Я забралась с ногами на кровать и обхватив руками колени, уткнулась в них лицом.
В груди болело. Вместе с памятью вернулось чувство горького разочарования. За что он так со мной? Я не могла понять. Снова чувствовала себя униженной и растоптанной. Столько лжи! Неужели можно было так правдоподобно притворяться?
– Лира? – брат вошёл в комнату и сел рядом.
– Что он сказал? Зачем приезжал? – несмотря на то, что внутри я просто задыхалась от боли, я не хотела больше жалеть и чувствовать себя жертвой.
Борис – это моё прошлое. Да, не очень приятно осознавать себя обманутой, но переживу. Я справилась, даже когда была совершенно выбита из колеи, растеряна, беспомощна. Когда очнулась в больничной палате и осознала, что абсолютно ничего не помню о себе. Это было страшно, непонятно. А сейчас я в полном порядке.
– Что ему надо, Гриш?
– Тебя искал. – брат недобро ухмыльнулся. – Я ему сказал, что о тебе нет сведений уже четыре года.
– А он?
– Пофиг, что там он. Пускай рыщет. Скоро ему не до тебя будет. – Гриша до хруста сжал кулаки и откинулся спиной на кровать, уставился взглядом в потолок, скривив губы в злой гримасе. – Как же хотелось втащить этому козлу! Ну ничего... ничего...
Последняя фраза прозвучала зловеще. Я с тревогой обернулась к брату. Знала, что если Гриша что-то решил, то не отступит.
– Я просто хочу забыть его, и всё, что произошло. Вернуть свою жизнь и никогда не вспоминать прошлого.
– Вот и забудь. – брат рывком вернулся в сидячее положение, положил тяжёлую ладонь на моё плечо и легонько сжал его. – Не думай о них, Лира. Просто живи. Остальное больше не твоя проблема.
А, Леон? Непрошеные слёзы жгли глаза. Это несправедливо! Борис снова ломал мою жизнь. Почему именно он оказался братом моего любимого? За что судьба так наказывала меня?
– Не плачь, сестрёнка. Всё будет хорошо, вот увидишь. – Гриша притянул меня к себе, обнял за плечи.
Лёгкий поцелуй в висок не утешил ноющее сердце. Брат не догадывался о причине моих слёз. Не о Борисе и нашем с ним прошлом я плакала. О потерянной любви и о моём искреннем, надёжном и улыбчивом Леоне. О том, что жизнь несправедлива и отнимает у меня человека, которого я люблю.
– Ты дома, а это главное. Уж я позабочусь, чтобы эта мерзкая семейка и на шаг к тебе не подошла.
Брат что-то ещё говорил, но слов я не слышала, только чувствовала как решительные и суровые, полные ненависти интонации в его голосе вибрировали в воздухе вокруг нас. И, казалось, эту ненависть можно пощупать руками, так плотно она заполнила пространство комнаты. Давила, сжимала тисками. Я задыхалась в этой вязкой атмосфере, не могла дышать. Мне хотелось вырваться из надёжных рук брата и сбежать на свободу. Вдохнуть полной грудью воздух, пропитанный запахом моря, бесконечного синего простора. В моём сердце не было ненависти. В нём жила любовь.
А под закрытыми веками стояла картинка склонённого надо мной лица Леона.
Тёплое сентябрьское солнце золотистыми искорками сверкало на кончиках его выгоревших за лето ресниц. Играло отблесками в зелёных, прозрачных на солнечном свету глазах, полных любви, восхищения и желания. Мы лежали на расстеленном в траве покрывале, рядом плескалась тихими волнами о берег река, в воздухе звенел жаркий полдень, а небо над нами было бесконечным и необъятным.
Я трогала кончиками пальцев тёплые мягкие губы, пахнущие смородиной, а Леон ловил их лёгкими поцелуями и прятал под прикрытыми веками прожигающие искры желания.
Горячая, чуть шершавая от мозолей ладонь, бродила по моему бедру под лёгким сарафаном. Поглаживала нежно, осторожно и всё равно возбуждающе, будоража фантазию.
Мы так любили друг друга! Но и это чувство Борис сумел безжалостно растоптать своими дорогими туфлями от Testoni.
Сможет ли Леон переступить через знание о нашей грязной связи с его братом?
