Авиатор: назад в СССР 9 - Михаил Дорин
— Слушай, Алик, а ты Качу заканчивал?
— Да. Хотели инструктором, как отличника оставить, да и я был не против. Но не срослось.
— Других отличников нашли? — улыбнулся я.
— Можно и так сказать, — сказал Альберт, достав слегка трясущимися руками из кармана сигарету.
Волнуется парень. Не расслабился ещё после полёта.
— Ну я хочу сказать, что в Каче неплохих парней готовят нынче. Техника пилотирования у тебя хорошая, — похлопал я его по плечу. — В Афганистан сам попросился?
— Разнарядка пришла, а наш полк на МиГ-29 пересаживается сейчас. Только в моей эскадрилье остались 21е. Комэска спросил кто хочет. Я вызвался. У меня же дружбан там погиб в прошлом году. Тоже в Качу поступал на год раньше меня, да только не прошёл туда. Поступил в Барнаул.
Если Барнаульское училище заканчивал его товарищ, то в Афганистане летал либо на истребителях-бомбардировщиках Су-17, либо на штурмовиках Су-25. В памяти всплыло одно имя, которое я решил назвать Альберту.
— Его не Юра Орлов звали? — спросил я и Алик тут же закивал головой, выдыхая табачный дым.
— Он самый. В закрытом гробу привезли. Посмертно орден Красной Звезды получил, — сказал Альберт и посмотрел куда-то в сторону.
Тот самый парень, которого подстрелил снайпер в Шинданде. Помню, что нам не сразу разрешили его и ещё нескольких человек должным образом на Родину проводить.
— Сергей, ты будешь докладывать о произошедшем в полёте? — спросил Альберт.
Не пришлось мне самому задавать этот вопрос. По-хорошему надо бы ещё пару раз с Аликом слетать и удостовериться в его пригодности или непригодности.
— Пока не буду. Но если подобное повторится, не обижайся. В Афганистан ты не поедешь, — ответил я и Алик поблагодарил меня, бросившись обниматься.
Ещё несколько дней полётов, и вот настал крайний этап — работа по полигону. Альберт летел со мной в крайнем вылете в смене.
Взлёт произвели без отклонений. Тубин весьма резво пошёл в набор высоты, чтобы выскочить сразу в район полигона на нужной высоте для работы.
— Подходим к полигону. Параметры ввода помнишь? — спросил я.
— Да. Выполняем переворот и пикируем, угол 40°, высота сброса 800, — сказал Альберт и начал запрашивать у руководителя полётами на полигоне разрешение на работу.
Через минуту Алик обнаружил цель и начал выполнять заход. Среди нескольких сопок стоял замаскированный муляж танка. Боевая зарядка у нас две ФАБ-250 не давала ему шанса на сохранение целостности.
— Главный включил. Готов к работе, — доложил он по внутренней связи.
— Угол прицеливания? — запросил я.
— 6.30 установлен. Оружие выбрал, — сказал Алик.
Ещё несколько секунд и мы вышли на цель.
— Переворот. И рааз! — подсказал я и Альберт начал выполнять манёвр. Я повис на ремнях головой вниз, а самолёт устремился к земле. Началось пикирование на цель.
В этот раз Алик проговаривал каждое своё действие. По внутренней связи был слышен его прерывистый голос, но пока всё хорошо. Перегрузка росла, скорость подошла к 800 км/ч.
— Угол… 40, цель вижу, — сказал Тубин, но слышно было, как ему тяжело.
Перегрузка на выводе при включении форсажа будет около 7. А высота вывода будет в пределах 300 метров.
— Высота 1500, — подсказываю я.
— По… понял, — вяло отвечает Алик.
Я положил левую руку на рычаг управления двигателем, а правой слегка держался за ручку управления. Стрелка высотомера подходила к значению 1000 метров, скорость 900.
Самолёт слегка подбросило вверх, будто что-то от него отвалилось. Вот же, Алик! Слишком рано нажал на кнопку сброса и бомбы ушли вниз, а самолёт продолжал пикировать. Я не стал ждать, пока он соберётся выводить его.
Включил форсаж, ручку управления отклонил на себя и перевёл самолёт в набор. В наборе высоты бросил взгляд влево и обнаружил небольшой недолёт до центра круга.
— В горах каждые пятьдесят метров высоты будут иметь значение. Чем отвеснее пикирование, тем точнее, — сказал я по внутренней связи, но в ответ тишина. — Алик, ты меня слышишь? — запросил я Тубина, но тот снова не ответил. — Алик?
Прошло несколько секунд, прежде чем Альберт откликнулся на мой вызов.
— Сам сможешь посадить самолёт? — спросил я, занимая курс на аэродром.
— Смогу. Нам поговорить нужно, Сергей. Тут такое…
— Вот на земле и поговорим. Управление возьми, — прервал я его и отпустил органы управления.
Но после посадки Алик очень быстро решил от меня скрыться. Когда я пытался его окликнуть, он сделал вид, что ничего не слышал.
Бубко увидел этот эпизод, когда я кричал вслед Турбину и тоже удивился.
— Я так понимаю, Сергеич, полёт не удался? — спросил сержант.
— Трудно сказать, Вениамин Александрович, — ответил я.
— Сергеич, ты меня вот так не называй. Я себя директором завода чувствую, когда слышу своё имя и отчество от тебя, — неуверенно сказал Бубко, протягивая мне журнал подготовки самолёта.
— Даже не расписался. Вот же Алик! — воскликнул я.
— Если честно, мне кажется, что не надо ему в Афган. Расшибётся это как пить дать, — шепнул Веня, утирая свой маленький пушок под носом.
— Саныч, ты бы меньше такое говорил. Накаркаешь ещё, — сказал я, протягивая технику журнал. — Мне бы на «высотку» побыстрее попасть.
— Так вот, же АПАшка! — воскликнул Бубко, указывая на отъезжающий автомобиль со стоянки.
Прыгнув на подножку, я быстро домчал до нужного места. Надо сразу рассказать всё Гнётову. Вот только обойти самый щепетильный момент — возможную потерю сознания Алика. С таким недугом из лётной работы попрут сразу. С другой стороны, жив останется, поскольку нельзя ему с большими перегрузками летать.
Войдя в класс предполётных указаний, своего врио командира эскадрильи я там не обнаружил. Зато сразу же увидел беседующего Алика со своим старшим. Это был заместитель командира его полка. Что-то он ему там очень интересное рассказал, что зам. на меня волком посмотрел.
— Идите-ка сюда, старший лейтенант, — грубо произнёс подполковник в камуфлированном лётном комбинезоне.
Такие сейчас редко у кого встретишь. Через пару-тройку лет начнут их всем выдавать.
— Старший лейтенант Родин, — подошёл я и представился.
— В чём у вас проблема с моим лётчиком? — спросил он с неким наездом.
Альберт в этот момент прятал глаза и смотрел куда-то в сторону. Эх и зачем этот цирк нужно было ему устраивать⁈ Спокойно бы всё решили и поехал бы он обратно в свою часть. А теперь конфликта нам не избежать.
— Я не понимаю вашего вопроса, товарищ подполковник, — ответил я.
— Тубин утверждает, что вы не дали ему выполнить как следует бомбометание. Мол сами ещё не совсем научились это делать…
Ну, Альберт! Как только у тебя язык повернулся такое сказать.
— Что можете на это сказать? — поставил руки в боки подполковник и стал сверлить меня взглядом.
— Во-первых, никто ему не мешал. Бомбометание он выполнил сам. Вывод из пикирования выполнил я — это правда. Во-вторых, это был не единственный случай, когда я вмешивался в управление. Причину я вам назвать не могу, поскольку Альберт не объяснил мне, в чём у него была проблема на выводе.
— А с чего это он должен тебе что-то объяснять? Он программу выполнил, потренировался. Ты в плане его подготовки расписался и отметки о выполнении поставил и всё, — развёл руками подполковник.
— Да, работа у меня несложная, товарищ подполковник. Но вот с Тубиным случай особый.
— Так, всё! Давай-ка ты перестанешь тут показывать себя крутым инструктором, пойдёшь сейчас и распишешь ему допуск.
Вот это даёт подполковник! Как будто у себя в полку командует.
— Решение о его допуске будем принимать завтра. Если позволите, то мне нужно идти, — сказал я и старший группы Тубина небрежно махнул мне рукой.
Кажется, назревает очень серьёзная ситуация. Зачем только Алик развёл это всё? Настолько боится не поехать в Афган, что готов пойти на ложь?
Уснуть вечером у меня никак не получалось. Завтра предстоит отстаивать свою позицию. Для себя я решил, что буду до конца бороться, чтобы парня не пустили в Афганистан. Не хочу, чтобы на мне висел потом груз ответственности за его жизнь. Он при первой же атаке с пикирования отключится и погибнет.
Про потерю сознания надо постараться смолчать. Это оставит ему шанс перейти на транспортников хотя бы. Да и если бы я об отключке говорил, доказать это очень тяжело. Можно прослушать радиообмен и как я попытался докричаться до Альберта. Однако этого мало.
Утром я расписал на всех допуска, а Гнётов провёл по документам официальный допуск к полётам в Афганистане, как это и было предписано нашими методическими указаниями. Естественно,
