Вокруг Света - Журнал «Вокруг Света» №02 за 1971 год
— Можете мне ничего не платить, — прошипел сикх приглушенным голосом. — Но вы что, не понимаете по-английски? С вас десять рупий, десять рупий, вы поняли?
Жозеф де Биннель до сих пор был словно закатан в ковер. И только тут в мозгу мелькнуло наконец, что ему называют вторую часть пароля, переданного Камом. «О господи, — подумал он. — О господи, какой я идиот».
— Извините меня, — пробормотал де Биннель. «Еще, чего доброго, — подумал он, — этот бородатый болван в чалме придушит меня какой-нибудь шелковой удавкой или напустит гадюк в постель». — Я не совсем хорошо себя чувствую... Конечно, конечно, десять рупий.
В глазах сикха он прочел презрение. Кажется, дипломатическая миссия, порученная Жан-Жаком, выполнялась не очень блестяще. Де Биннель опять вспомнил одно из выражений патрона: «Мы все немножко опустились в изгнании. Необходимо как можно быстрее снова войти в форму».
Когда Жозеф де Биннель открыл глаза после нескольких часов сна, вернувших ему способность соображать, в кресле, подмяв под себя его брюки и сорочку, сидел индиец с густой гладко прилизанной шевелюрой и печальными глазами за толстыми стеклами очков. Ошибиться было невозможно. Перед де Биннелем, очень похожий на свои фотографии в печати, сидел, несомненно, фюрер индийских эсэсовцев, напоминающий скорее университетского ученого-затворника, чем главаря фашистов.
— Мистер Тхакре? — спросил де Биннель.
— Он самый, — ответил индиец и показал в улыбке безупречные зубы. Он отложил в сторону кипу газет, которую просматривал. — Надеюсь, вы не обиделись, что я сидел здесь, пока вы спали. В той комнате мои люди, и, мне кажется, мы можем сразу перейти к делу...
— Но мои брюки и рубашка, — невольно вырвалось у де Биннеля.
— О, простите, я не заметил... Пожалуйста, не стесняйтесь и одевайтесь при мне.
Пришлось последовать совету.
— Я говорю с вами от имени нашего шефа и теоретика Жан-Жака Сюзини, вокруг которого сейчас объединяются люди, ранее других увидевшие грозящий и Европе, и другим континентам политический кризис, — сказал де Биннель, застегивая «молнию» на брюках. — Мы намерены собрать под общим знаменем политических единомышленников по всему миру... У вас, мистер Тхакре, насколько нам известно, около полутора миллионов приверженцев. Нас весьма интересует, насколько управляема вами эта сила? Я имею в виду средства и систему пропаганды...
Тхакре едва заметно улыбнулся:
— Вы знаете, я профессиональный журналист и поэтому начал с издания еженедельника «Марник». Помните геббельсовскую пропаганду? О ней прекрасно пишет американский профессор Доуб. Он открыл в ней девятнадцать главных принципов. Особенно меня поразил один, который можно сформулировать примерно так: «Необходимо выделять объекты для ненависти». Оставалось только найти этот объект. Для меня здесь, в Индии, это был коммунизм и всякого рода профсоюзы... Мы не стесняемся называть себя СС, хотя официально пока именуемся армией Шив Сена. Актив наш вы знаете. Многие крупные промышленники финансируют нас, во-первых, чтобы не ссориться с нами, а во-вторых, и это главное, потому, что они понимают: Шив Сена их действительно надежный оплот...
Бал Тхакре налил в стакан воды из графина, стоявшего на ночном столике, прополоскал горло и, подойдя к окну, выплюнул воду. Де Биннель с невольным отвращением вспомнил, как Тхакре сидел на его сорочке, и поежился.
— Сейчас мы собираемся постепенно отойти от чистого национализма, который обеспечил нам успех на юге, — раздалось от окна. — Индия — это ведь далеко не один только юг... Так что наиболее реальный путь — это не просто подчинение толпы, а постоянные пропагандистские и денежные инъекции тем, кто со временем вернет наши деньги...
Де Биннель смотрел на длинную худую спину индийского мини-Гитлера, позвонки которой проступали сквозь тонкую ткань пиджака. Отклеившийся хохол шевелюры колыхался в такт мягко звучавшим английским словам.
Они расстались, договорившись поддерживать прямую связь и обмениваться информацией.
Неприятный сюрприз
На аэродроме в Орли Франция показалась де Биннелю слишком американизированной, хотя в общем-то американцев стало явно куда меньше, чем восемь лет назад. Зато так приятно было вновь услышать «мой капитан» от встретившего его Жюля Катало, которого он помнил еще сержантом в «Дельте».
Они ехали по отличному шоссе в новеньком лимузине «ситроен-спесиаль», и Жюль, пожевывая углом рта зубочистку, выкладывал новости одна другой хуже.
— Ребят накрыли на квартире у Скелета, у Жака Лафая, — рассказывал он де Биннелю. — Кроме самого шефа, из руководства взяли еще Жиля Бюссиа. Потом еще четырнадцати ребятам пришлось прокатиться на казенный счет на улицу Гувион-Сен-Сир (На улице Гувион-Сен-Сир в Париже находится французское министерство внутренних дел.). Скелет-Лафай и там выкинул номер. Вечером, когда его привели на допрос на второй этаж, он головой вышиб оконное стекло и удачно спрыгнул вниз. Черт дернул очутиться в это время и на этом месте патруль, иначе только бы его и видели. А началось все, когда никто этого не ждал. После амнистии шеф приказал провести несколько налетов — нужны были деньги. Пришлось плюнуть на закон. Каким-то образом полиции удалось напасть на след...
...Когда они подходили к кафе в Энгиене, где был назначен сбор, Черный Пьер вдруг дернулся к Жюлю:
— Засада, Зубочистка! Вон с тем любителем пива я уже встречался однажды на Гувион-Сен-Сир.
— А, дьявол! — громко выругался Жюль, чтобы его услышали на террасе кафе. — Я ведь забыл сказать Анри, чтобы он подогнал машину сюда.
Он повернул и направился назад в сторону переулка, рассчитывая подойти к углу одновременно с какой-то старушкой, прогуливавшей кошку на бельевой веревке. За спиной дробно застучали каблуки. Жюль весь подобрался. Поравнявшись со старухой, он рывком закрылся ею, выхватил пистолет и, не целясь, выстрелил в сторону кафе. Старуху он намертво схватил за тонкий, как запястье у ребенка, локоть.
Черного Пьера уложили сразу. Он так и ткнулся губастой физиономией в асфальт, нелепо задрав полу пиджака рукой, которой пытался достать пистолет. Жюль пятился, прикрываясь старухой, ведя огонь и одновременно наблюдая за свалкой внутри кафе. Когда двое ажанов из оцепления выскочили на него сбоку, Жюль швырнул им под ноги старую каргу, которая продолжала тащить за собой орущую кошку, и бросился вперед.
Он перепрыгнул через какой-то забор, ввалился в ящик с отбросами, выпутался из гнилого тряпья и пробежал под аркой. Перед ним лежало шоссе на Париж. Он мчался по обочине, пока не натолкнулся на такси.
В город Жюль приехал на метро. С улицы Сены он дал сигнал вызова в Марсель по условленному телефону. Через полчаса позвонил Сюзини. Он не поверил, что Черный Пьер убит.
— Успокойся, Жюль, — сказал патрон. — Это его проверенный трюк. Он уже однажды валялся подобным образом в горах Кабилии, выжидая момент, когда арабы перестанут обращать на него внимание. Под утро он явится...
Патрон помолчал несколько минут. Жюль терпеливо ждал.
— Засада на вас меня утешает, — наконец снова услышал он голос Сюзини. — Это значит, что они не знали, где вас искать по квартирам. Операция «Велюр», как они называют охоту за нами, видимо, выдыхается. Мне говорили, что капитан Лефевр, начальник той группы, которая гоняется за тобой, в последние дни вообще не спал. А толку пока чуть. Так что не хорони себя раньше времени...
Если патрон шутил, это означало его расположение.
— Благодарю вас, патрон, — сказал Жюль в трубку.
— Ладно, ладно, Жюль... Вся работа еще впереди. В Париже. Завтра повторяем связь в полдень.
Утром действительно заявился Черный Пьер. Ему удалось в суматохе отползти в какой-то подвал, где он и отлежался до темноты.
В полдень звонка от патрона не последовало. К вечеру пришла телеграмма от его жены. Шифрованный текст сообщал об аресте Жан-Жака Сюзини марсельской бригадой по борьбе с гангстерами...
— А как взяли патрона? — спросил де Биннель. Он просто отказывался понять, как полиция смогла докопаться до их столь тщательно законспирированной организации, не один год действующей по классическому принципу всех коммандос: подготовка, нападение, отход. И все в сугубом секрете. Газеты после каждого налета писали о суперпрофессионалах, об их детально отработанных приемах и системе, исключающих всякий риск. А между тем потерян склад полицейских мундиров, автоматов, револьверов, флаконов с хлороформом и фальшивых бород. И самое страшное — парализован «мозг» организации, арестован Жан-Жак Сюзини.
— Как выяснилось потом, один из парней, захваченных в Марселе, — продолжил свое невеселое повествование Жюль, — проболтался, что вся добыча из банков, сберкасс и почтовых отделений переводилась Сюзини. Кроме того, полиция знала, что именно Жан-Жак командовал всеми арестованными, когда те были под его началом в «Дельте». Словом, прямых улик нет. Официальное обвинение, предъявленное патрону, — соучастие в квалифицированных кражах. Он в тюрьме «Бомет» и держится хорошо. Красные хотели бы, конечно, придать всему делу политическую окраску, чтобы начать охоту за нами теперь, после амнистии. Они утверждают, что речь идет не просто о кражах, а о фашистском заговоре. Но патрон так и заявил следователю, что обвинения против него подстроены и что с несколькими миллионами все равно никакого движения не создать, даже если предположить, что он по-прежнему имел отношение к ребятам из бывшей «Дельты»...
