Вокруг Света - Журнал «Вокруг Света» №09 за 1989 год
Ты пошевелил головой. Твои глаза опять встретились с изучающим взглядом командора Сальвени.
— И что же, я все время находился под слежкой? — спросил ты достаточно спокойно.
— А как же!
— И каковы же результаты?
Командор несколько секунд тянул с ответом.
— Мы знаем, что вопреки тому, в чем вы пытаетесь меня убедить, с двенадцатого июня вы ушли далеко вперед. Чтобы не быть голословным... — он коротким рывком вытянул ящик письменного стола, сунул в него руку и протянул тебе поверх крышки несколько листков бумаги.
Ты быстро просмотрел их и сразу же почувствовал себя исключительно погано. Конечно, это не могли быть те листки, которые ты недавно подверг безжалостному сожжению, но почерк — размашистый, неровный — несомненно принадлежал тебе. В листках содержались те же самые преобразования, идентичные комментарии. И что самое главное — оканчивались они заключением, которое однозначно указывало, какой следует идти дорогой, если всерьез думать об успехе.
С этими листками, пока ты не предал их огню, ты не расставался ни на минуту. Каким же, черт побери, образом у командора оказались их копии? После недолгого лихорадочного раздумья ты пришел к выводу, что объяснение может быть только одно. Письменный стол. Все, что до сих пор ты выдал им, возникло именно на этом небольшом, уже достаточно дряхлом столе. Значит, для того, чтобы обеспечить себе полный контроль над твоими действиями, возможно, не доверяя тебе уже с самого начала, а может быть, только по присущему им недоверию ко всем и всему они должны были вмонтировать в стол какое-то передающее устройство. И как же ты раньше не подумал об этом, не пытался застраховать себя от их грубого вмешательства в твои личные дела! Ты закусил губу так сильно, что почувствовал во рту солоноватый вкус крови.
Сальвени упорно смотрел на тебя, в то время как ты все еще раздумывал над возможными последствиями обнаружения твоих записей. Ты вторично, на сей раз уже значительно спокойнее, без излишних эмоций, перелистал страницы. Когда добрался до заключительной фразы, грудь у тебя поднялась от легкого вздоха облегчения. Указание, которое было так понятно тебе — автору, практически ничего не давало никому другому. То, что было квинтэссенцией проблемы, ключом к ее решению, по-прежнему оставалось только в твоем мозгу. А к нему, независимо от своих несомненно колоссальных возможностей, они, вероятнее всего, еще не сумели пробиться!
— Уж от кого-кого, а от вас, знающего меня не первый день, я не ожидал такого недоверия,— сказал ты спокойно — воплощение невинности! — глядя в глаза командору. — Да, я уничтожил материалы, но сделал это из совершенно иных соображений, нежели полагаете вы!
Сальвени с непроницаемым выражением лица полез в карман, достал портсигар и извлек из него сигарету. Глубоко затянулся.
— Ну, так для чего же вы это сделали?
— Потому что пришел к выводу, что материалы совершенно бесполезны. Ошибка, которую я в них обнаружил после дополнительного анализа, показала их полную несостоятельность.
— В любом случае в соответствии с контрактом вы обязаны были передать их нам!
— Ну что ж, буду с вами совершенно откровенным,— вздохнул ты. — Просто я поддался обычнейшему тщеславию. По сути дела, никто не любит признаваться в ошибках. Я не лучше и не хуже других!
— Та-а-ак,— протянул Сальвени, выпуская в потолок струйку дыма. — Вот теперь мне все ясно! — Он на минуту замолчал, ты же лихорадочно размышлял над тем, как принять его слова: говорят ли они об успехе избранной тобою тактики или же о полном ее крушении. Однако командор не слишком долго держал тебя в неведении, стряхнул в пепельницу кроху пепла, успевшую образоваться на кончике сигареты, и докончил: — Поверьте, профессор, мне ужасно неприятно, но я не вижу никакой возможности продолжать с вами совместную работу.
— Должен ли я сделать вывод, что вы вообще отказываетесь от этой темы? — осторожно бросил ты.
— Ни в коем случае,— твердо сказал Сальвени.
Тебя охватила ярость. Ты стиснул пальцы на гладких поручнях кресла так, что побелели ногти. Что он вообразил?! Обвиняет тебя в том, что ты недооцениваешь их, а сам видит в тебе простофилю, не способного к логическому мышлению и не умеющего делать соответствующие выводы из сложившейся ситуации.
— Прошу простить за смелость,— начал ты, даже не пытаясь замаскировать насмешливую ухмылку,— но, сдается, кто-то, деликатно выражаясь, ввел вас в заблуждение. Ибо оба мы — во всяком случае, я надеюсь, что так оно и есть,— прекрасно знаем, что на всем свете существует только один человек, который в состоянии правильно интерпретировать этот материал, дать ему заслуженную оценку. И этот человек — я!
Наступило молчание. Сальвени старательно примял сигарету о дно пепельницы. Потом, явно избегая твоего взгляда, сказал:
— В определенном смысле вы правы. Но, увы, не совсем...
Ты заморгал, словно пытался убедиться, что не спишь.
— Не... понимаю. Не поясните ли?
И тут ты услышал то, что повергло тебя в полнейшее изумление.
— Но это же абсолютно... невозможно! — прохрипел ты, когда смог наконец заговорить.
— Отчего ж? Вы прекрасно знаете, что клонирование применяется уже довольно давно. И с прекрасными результатами!
— Но не людей же!
— Вы говорите так, словно не знаете, что человек — не что иное, как одна из множества разновидностей животных.
Ты опять на несколько минут потерял способность говорить. Однако на сей раз причиной было возмущение.
— Я имею в виду не физическую невозможность,— наконец выдавил ты,— а моральный аспект такой процедуры.
— Мораль — понятие весьма относительное,— сказал Сальвени так, как говорят ребенку, когда хотят дать ему верное представление об окружающем мире, о царящих в нем законах. — Все зависит от точки зрения. Для нас важнейшим, единственным исходным пунктом является благо Федерации, а в результате — и всех нас! Ради этого можно и должно отказаться от многих укоренившихся в нас сантиментов, принести жертвы на алтарь отечества.
Мир за окном был таким же, что и минуту назад. Однако тебе казалось, что ты неожиданно очнулся в совершенно иной реальности, заполненной зловещими тенями.
— Можно кое о чем спросить? — глухо бросил ты после долгого молчания.
— Извольте,— мило улыбнулся командор.
— Когда взяли... клетку?
— Примерно одиннадцать лет назад.
Ты мгновенно мысленно воспроизвел тот период своей жизни, но не отыскал в нем ничего, что подтверждало бы слова Сальвени.
— Но я должен был бы кое-что об этом знать! — сказал ты сухо.
Командор сочувственно улыбнулся.
— Ошибаетесь. Сейчас взять клетку так же просто, как сделать маникюр. Мы воспользовались оказией, когда вы лежали в нашей клинике с вывихнутой ногой.
Ты в отчаянии прикрыл глаза. Действительно, одиннадцать лет назал ты вывихнул ногу. Случилось это по-дурацки. Ты, словно сумасшедший, бежал по лестнице, перепрыгивая сразу через две-три ступеньки, потому что в холле тебя ждала у видеофона Лена. Резкая боль в щиколотке лишь немного задержала тебя. На пол ты опустился только тогда, когда Лена своим низким, слегка вибрирующим голосом сообщила, что между вами все кончено. Тогда они могли делать с тобой что угодно. Другое дело теперь! Однако понимает ли Сальвени, что опять кинул тебе кроху надежды? Пожалуй, нет.
— Одиннадцать лет! — сказал ты голосом, который казался запоздавшим и слегка искаженным эхом голоса командора. — В таком случае, если вам даже удался эксперимент... ему должно быть где-то около... десяти?
— Да.
— То есть пока что вы не можете ожидать от него слишком многого! — заявил ты уверенно, даже не пытаясь скрыть удовлетворения. — Мне в том возрасте и не снилось, что выберу этот, а не иной жизненный путь, стану тем, кем стал!
Сальвени еще не успел раскрыть рта, как ты по выражению его глаз догадался, что и в этом раунде будешь безжалостно побежден.
— Сожалею, профессор, но придется вас разочаровать. Вы ошибаетесь. В данный момент он уже, в принципе, вполне сформировавшийся ученый. Правда, по биологическим меркам ему всего десять весен, но с точки зрения объема знаний и умения ими пользоваться — прошу не возмущаться, но это голые факты! — он по меньшей мере равен вам. Просто, с самого начала зная, для чего мы его растим, какую роль предназначаем, мы позаботились о том, чтобы он не терял времени на что-либо иное. Кроме того, взятая от вас клетка была клеткой не ребенка, а зрелого человека... Что же касается вас...
Ты опустил глаза. Почувствовал себя так, словно тебя вдруг покинули все силы. Итак, рушились последние надежды на то, что еще можно что-то изменить.
— А что будет со мной? — хрипло спросил ты, с трудом преодолевая сухость в горле.
