Разведенка. Как я мужика искала... - Айрин Лакс
— Я не обвиняла.
— Нет, ты обвинила. И ты не видела ни поцелуев, ничего такого, зато уверенно заявляешь, что там роман. Может быть, это просто коллеги по работе? Или даже если роман, то что?
— Отлично. Дочь крутит роман с мужиками твоего возраста, а ты готов похлопать ей в ладоши. Отличный ты ей пример подал со своими молоденькими шалавами!
— О, он уже моего возраста, то есть даже постарше тебя. Забавно, как прогрессирует тяжесть твоих обвинений. А дальше, что, Лиз? Дальше ты позвонишь дочери с истерикой, чтобы она не смела принести тебе в подоле, а?
У меня не хватает дыхания.
Снова он все перевернул с ног на голову.
Я даже слов подобрать не могу, до чего он всё извратил….
— Ясно, Перминов. Поступай, как знаешь! — резко встаю.
Он цепляет меня за руку.
— Не наседай на дочь. Она совершеннолетняя, взрослая и неглупая девочка. Даже если у нее роман с мужчиной постарше… Подчеркиваю, даже если так, пусть я в это не верю!То что ты сделаешь? Запретишь? Поистеришь? Пофукаешь?!
— Я надеялась поговорить, — произношу тихо. — Вот и всё.
— Так что же ты в аналогичной ситуации не поговорила со мной, Лиз?
— Не понимаю, на что ты намекаешь?!
— Намекаю? Лиз, я тебе прямым текстом говорю. Ты не знаешь, что видела, как и при каких обстоятельствах, но надумала выводов в своей голове и понеслась обвинять всех кругом! И если в ситуации со мной уже ничего не исправить, то я не позволю тебе на ровном месте гнобить дочь и вмешиваться в ее личную жизнь из-за глупых и необоснованных подозрений!
Глава 14
Лиза
— Хочешь сказать, что я истеричка?
— Заметь, я ничего подобного не говорил и не намекал. Вообще, — подчеркивает Алексей.
Я готова расцарапать ему красивое, холеное и немного уставшее лицо.
Выглядит на все сто, кобель.…
А я бы хотела, чтобы он страдал да так, чтобы ух.… Хотела, чтобы ему без меня жизни не было, чтобы грыз локти!
Вот только жизнь продолжается дальше и несется на огромной скорости, разводя нас в разные стороны.
Это очень неприятно и больно, когда у тебя всю твою жизнь в мечтах, в постели и в сердце был только он, а у него таких, как ты, и даже лучше тебя — десятки.
И ничего уже не изменить, не исправить.
И, даже если нас вернуть к исходной точке, то мы снова придём к тому же самому финалу.
Я молча встаю и иду к выходу.
— Лиза, ты куда! Лиза…
Алексей торопливо рассчитывается, спешит следом за мной.
— Куда ты пошла?
— К себе, — замечаю тихо. — А что?
— Ничего, просто… — кажется, он немного растерян, по крайней мере, выглядит таким. — Ты в следующий раз предупреждай, хорошо? Люди не встают вот так, посередине разговора и не уходят молча. Чёрт!
Он сердито трет подбородок, скрывая свое смущение.
— Не переживай, дочери я звонить и устраивать истерики не стану. Вообще ничего делать не буду. Большая девочка, сама разберется.
Наверное, самое паршивое здесь — это внезапно понять, что если я окажусь права, если отношения Лизы и этого мужчины закончатся провалом, если он обидит мою девочку, она ко мне не придет, не принесет мне свою печаль, боль и слёзы.… И радость, наверное, тоже не покажет.
У нее теперь своя взрослая жизнь, свои близкие люди, в круг которых не входят родители.
По крайней мере, истеричная мамочка точно выпала…
Так и слышу злой голос Олеси: «Мам, тебе заняться нечем? Ну, правда! Найди себе занятие!»
— Постой, Лиз. Чёрт побери! — Леша цепляется за мою руку изо всех сил. — Ты в порядке?
Муж обеспокоенно заглядывает мне в лицо, пристально смотрит в глаза, не отпуская моей руки.
— Я не хотел сказать ничего дурного, пойми! Или, что, ты думаешь, меня не подкинуло от этой новости? Пздц как подкинуло, знаешь… — голос Алексея становится ниже и отрывистее. — Я готов вот этими руками взять и оторвать яйца тому старому мудаку! Вот что я думаю.… Но если мы, не зная ситуации, полезем, сделаем только хуже, понимаешь? Мы и так не в чести у собственных детей и это… просто тотальный провал. Нет ничего хуже, чем оказаться прокаженными мамочкой и папочкой, которых всех допекли!
— Я тебя понимаю. И отпусти уже, что ли, Перминов. Я.…
— Предлагаю проследить, — перебивает бывший муж.
— Ты больной?! — ахаю я. — Леша, не смей! Вот этого делать точно не смей! Дочь тебя после этого возненавидит, а как узнает, что я знала и не остановила тебя… И меня тоже! Возненавидит!
— Я просто подумал…
— Предлагаю тебе на досуге подумать о том, что ты сам… такой же старый кобель и мудак, который молодых девчонок таскал и тискал… Даже тех, что помладше твоей дочери! Или, что, это другое? Это не считается? Или дело лишь в том, что за тех девчонок заступиться некому?!
— Да, это другое! — шипит. — Да, совершенно другое! Потому что не было у меня ничего с этими сосками! Я нарочно их снимал, чтобы тебя позлить, чтобы ревность вызвать! А ты… Да в жопу это все! — замолкает, поняв, что сболтнул лишнего.
Его признание, выпаленное в гневе, стоит дороже и больше, чем если бы он спокойно и продуманно мне об этом сказал. В пылу эмоций мы можем проболтаться о многом.
И он проболтался.
Вот только это больше не имеет никакого значения.
Потому что если так…. особенно если так, это означает, что Алексей целый год меня мучил и травил осознанно, расчетливо.
Он, что, садист моральный?
— Хорошего вечера, Леш.
Вот, пожалуйста… Он снова стал Лешей и это тоже на эмоциях.
Самое верное сейчас — это держаться друг от друга подальше.
— Давай я тебя отвезу? — предлагает он.
— Хочешь проконтролировать, где я буду и с кем? — хмыкаю. — Это больше тебя не
