Презумпция любви - Тамара Шаркова
– Костик, я пойду повешу блузку на балконе. Я её твоим шампунем постирала.
— Да, да. Там и вешалка на верёвке.
А Константин, встретился глазами с Горкой и застыл на месте. Как будто сработала машина времени, и перед ним сидел не шустрый мальчуган, который только что готовился к «званому вечеру» с предвкушением чего- то необыкновенно радостного, а тот, маленький равнодушный робот с ничего не выражающим лицом, каким он был неделю назад. Вот только не стало «заедов» на детски пухлых губах, и короткий ёршик густых русых волос покрыл круглую высоколобую голову.
— Ты что, Горка?! — Лавров схватил мальчика за плечи. — Что с тобой?!
Горка поднял на Константина полные слёз глаза.
— Я ничего. Я так. Я в комнате подожду.
— Чего?! — изумился Лавров.
— Чтоб не мешать. А в интернат меня можно на такси отправить. Я уже ездил так к майору.
— Когда это тебе в голову пришло?
Горка опустил глаза:
— Когда Она запела.
— Не понравилось?
Горка отвернулся.
— Да нет, — вдруг, сильно краснея, сказал Игорь. — У мамы моей тоже сопрано было. Папа любил, когда она дома напевала. Только он редко приезжал. Я не маленький. Понимаю теперь, как им хотелось друг с другом наедине побыть. А раньше обижался. Ну, и не хочу вам мешать.
— Волк козу задери! — в сердцах сказал Лавров, опускаясь на стул. — И этот за меня решает!
Вид у него был такой по- детски обиженный, что Горка неожиданно для себя фыркнул.
— Давай хлеб нарезай, и будем борщ по тарелкам разливать, — продолжил Константин устало. — Мы с тобой тут что- то перехватывали, а девчонка целый день на одном кофе.
Иванна вошла — они и не услыхали. Босые узкие ступни, почти прикрытые длинной юбкой, легко касались пола. Попала в солнечную дорожку и вся засветилась. Влажные волосы точно намокшие под дождём головки ромашек, собранные в пучок. А большие глаза — зелёные с тёплым желто- коричневым ободком вокруг зрачка.
Горка так и замер, раскрыв рот. И Лавров застыл с тарелкой в руках.
Первый раз за последние три года, Горка увидел то, чего ему не хватало в окружающих людях и чего было так много рядом с мамой — красоты, которая бывает только у женщин.
Какое- то он время сидел, как оглушенный. Слышал, что Костя и Иванна говорили о чем- то, но слов не разбирал. Налили вино в бокалы, чокались, смеялись. Горке достался большой бокал не- то Пепси, не то Колы, но он даже вкуса не почувствовал. Всё это было как- то отдельно от него. Сердце просто- таки толкалось в груди.
Наконец Солнце зашло за дом напротив, и в комнате стало прохладней. Горка почувствовал, что ему свободней и спокойней дышится. Он поднял глаза на Иванну. Она в это время положила ложку, встряхнула головой, улыбнулась:
— Спасибо вам, хлопчики. Только, похоже, я одна такая прожорливая, а у вас в тарелках ещё дна не видать. Коська, мне даже неловко!
— Мы же кусочничали весь день, пока готовили. Нашему аппетиту разбег нужен. Сейчас тебя догоним. А не много мы перцу добавили? Тебе- то мы может и угодили, а голосу как?
— Вот- вот, — засмеялась Иванна, — он отдельно от меня, как Нос у Гоголя! Только и слышу: то для голоса нельзя, это. Будьте людьми. Хоть вы меня не мучайте!
— А…у Вас…сопрано лирическое…да? — неожиданно спросил Горка осипшим баском.
— О…у тебя такое ухо?! Или тебе Костя сказал?
— Вы немного из Нормы пели. Значит сопрано, колоратура.
— Да. Тебе интересно?
— Очень. Вы соль диез третьей берёте или фа?
— Фа.
– И мама тоже…
— Ребята, — с напускной обидчивостью отозвался Лавров, — я что здесь — третий лишний? Что ещё за «фасоль»?
— Костик, разве мало я тебя просвещала в прошлом году?! Так что нечего ёрничать.
Она передразнила:
— «Фасоль»!
И Горке:
— А ты поёшь?
— Не- ет. У меня голоса нет. Я маме подыгрывал на пианино, когда она «Соловейко» пела.
— Алябьева?! — удивилась Иванка.
— Нет, это народная песня, там простой мотив. Но мама и на музыку Алябьева «Соловья» пела, и на Сен- Санса.
Тут Лавров не выдержал:
— Простите, господа артисты, но рояля в кустах у меня нет!
Иванна бросилась ему на шею:
— Даруй!
Горка ужасно покраснел, и стал суетливо убирать со стола пустые тарелки.
Лавров остановил его и громко рассмеялся.
— Если бы вы знали ребята, как бы мне хотелось всю жизнь вот так сидеть между вами и слушать! Но вы же меня бросите, бездарного такого! Так давайте хоть один вечер проведём, как мне о том мечтается.
Когда зазвонил мобильник Лаврова, он посмотрел на экран и сказал:
— Простите, мышки, звонит Господин Кот, пойду объясняться.
— Рудик, — не спросила, а утвердительно сказала Иванна.
Константин кивнул головой и поднялся:
— Пойду объясняться и «пардону» просить. Я та ещё хавронья.
Когда он вышел, Иванна сказала, вздохнув:
— Я всегда хотела иметь такого старшего брата, как Рудик…
Когда познакомились, ужасно на него злилась. Казалось, всё он присматривается ко мне по недоброму, через какой- то свой докторский микроскоп рассматривает. А у меня уже и бабушки не осталось. Ну, никого родного. Вот только одна близкая душа — Костя. И его пытаются отнять. А теперь вот Рудик и мне как брат.
— А у меня так не получится, — неожиданно для себя сказал Горка. — Я буду к дяде Косте хорошо относится отдельно от Доктора.
Иванна поднялась, пересела на место Лаврова, поближе к Горке.
— Игорь, Костя мне сказал, что живёт в квартире Рудика вместе с сыном своего погибшего командира. А больше я ничего не знаю, — с тревожными нотками в голосе сказала она.
— Ну, да. Всё правда, — ответил Горка. — Только отец мой не был его командиром. Они были в одном звании и служили в разных частях.
Помолчали.
— Папа не погиб, он умер. И мама тоже, — продолжил Игорь. — Она к нему поездом поехала. У них годовщина свадьбы была. Когда в вагоне у мамы приступ аппендицита начался, она думала, что перетерпит, не говорила никому. Её уже без сознания в часть привезли. А папа через несколько дней… от сердца.
Теперь я в интернате живу. И потому Доктор боится, что я дяде Косте навяжусь и жизнь испорчу.
Вы уговорите дядю Костю в санаторий поехать. Он без меня не хочет, а со мной
