Презумпция любви - Тамара Шаркова
— Ладно, пойду я, — неожиданно напомнил о себе Доктор. — Скажи Константину, чтобы укол сам себе сделал. Я всё, что нужно, на столе в кабинете оставил. И хотел бы я знать за какими- такими фенхелями он на такси отправился!
Горка резко развернулся. И если бы доктор Рудольф Янович Добжанский смотрел в его сторону, то увидел бы лицо совершенно незнакомого ему мальчика. Ну, просто отрока из древней легенды, причастного к тайне, что конец света отменяется. Такие у Горки становились глаза. Радость рождалась в них из глубины печали. Темно- серые с широкими зрачками, они светлели и начинали отливать голубизной.
Но Доктор на Горку не смотрел. Приложив мобильник к уху, он ждал ответа на свой вызов.
— Варвара? Ну, что он? Не паникуй. Еду я, еду. Терехова не отпускай. Ну, можно мне за двое суток на полчаса расслабиться?!
Вздохнул, сунул трубу в карман брюк, а оттуда извлек аккуратно сложенный носовой платок и вытер серое от усталости и влажное от пота лицо. Потом тяжело поднялся и пошел к выходу.
— А Вы … Вы чаю выпейте, — сказал Горка в спину уходящему Добжанскому срывающимся голосом.
— Пожалуй, можно, — согласился тот, уже стоя на пороге. — Ставь чайник, я руки пойду помою.
Вскоре раздались такие звуки, как если бы доктор мылся над ванной.
Горка сбегал на балкон, снял с верёвки горячую от солнца Костину футболку и повесил её на дверную ручку в ванной.
Стол для ужина Константин хотел накрыть в гостиной. Но поскольку именно стола там и не было, нужно было либо притащить в большую комнату огромный двухтумбовый гигант из спальни, либо поставить туда маленький из кухни. Клеёнка на кухонном столе была старой и несколько потёртой, хотя и в красно- коричневую клетку какого- то благородного шотландского клана. Решили её снять, но то, что обнажилось под ней оказалось в таких неблагородных пятнах и царапинах, что клеёнку вернули на место. В пустой, но большой гостиной с высокими потолками и лепниной по карнизам кухонный стол, пусть и в килте, смотрелся весьма убого. Возвратили его на место.
Тарелок и всего прочего хватало, а набор бокалов Константин привёз вместе с вином. И даже о салфетках не забыл. Наконец, всё, что нужно было сварено, нарезано и разложено, но «вечер» никак не наступал. В интернате был просто: вечер — это после полдника. Но часовая стрелка на настенных часах в кухне уже показывала восемь, время отбоя для малышей, а он не приходил. И ещё яркое июльское солнце, отражаясь в окнах квартир дома напротив, продолжало смеяться над Горкиным нетерпением.
И все равно звонок в дверь застал всех врасплох! Лавров вдруг подумал в этот момент, что надо бы почистить ванну, и птичья трель застала его со щеткой в руке. А Горка, стоя на подоконнике. выгонял на балкон красивую бабочку, запутавшуюся в шторах. Но первым после очередного звонка оказался у двери все- таки он. Испугавшись, что гостья может уйти, закричал громко:
«Сейчас! Сейчас!» И стал быстро открывать одну за другой все задвижки на двойных дверях, удивляясь, зачем людям, которые теперь живут в апельсиновом саду, когда- то понадобилось так много замков!
— Ой! — сказала стоящая за дверью молодая женщина, которую Лавров вчера называл странным именем «Иванна». — Извините, мальчик, я, кажется этажом ошиблась!
— Нет! Нет! — закричал Лавров, почти прыгающий на одной ноге по длинному коридору. — Это мой мальчик, Иванна! Мой! Ну, что ты стоишь, Горка! Приглашай!
Теперь, когда Горка оказался рядом с гостьей, она показалась ему просто очень высокой девочкой с веснушками у прямого чуть длинноватого носа и целой копной волос, о каких не скажешь, что они прямые, но и курчавыми их не назовёшь.
— А я вдруг на миг чуть сознания не лишилась, подумала, вдруг всё это мне просто привиделось. И поездка наша ночная, и утренняя встреча. Я же всё время твердила номер квартиры …41! На два больше, чем тебе!
Лавров протянул руки, Горка отстранился, и они обнялись.
— Послушайте, мальчики, — через секунду вырываясь из объятий Лаврова, просительно сказала Иванна, — а воду вам не отключили? Мы в гостинице едва успели умыться, как краны зашипели и всё! Какая- то авария! На мне столько пыли, что я чувствую себя чем- то вроде огородной грядки, на которой можно выращивать спаржевую фасоль!
— Не отключили! — в один голос сказали Горка и Константин.
— Тогда я в ванную! Костя, дай мне какую- нибудь свою рубашку. Я кофточку освежу.
— Ну, дам, конечно. И… там полотенце зелёное, оно это…чистое.
Когда из ванной раздалось пение, Горка, как стоял посередине коридора, так и застыл.
— Горка, — принялся тормошить его Лавров, — на балконе футболка сохла. Куда она делась?
— А? Футболка? Я её Рыже. Доктору отдал. У него мокрая была. Он звонил Вам?
— Звонил. Кругом я, парень, перед ним виноват. А тут ещё стиральную машину бельём набил, а порошка не купил! Ладно, пойду в шкафу пороюсь.
— Дядя Костя, дядя Костя, а она певица?
— Иванка? В общем да, у них областной музыкально- драматический театр. Маленький, но известный. Он во многих странах гастролировал. Даже в Италии. Она сейчас, можно сказать, «шепчет». А если во весь голос?! Но что же с рубашкой делать? А, сынок? Пойду форменку что ли достану.
Обращение «сынок», Горка пропустил мимо ушей. Мало ли кто обращается так к пацанам. Но дорогого стоило то, что Костя даже при таких обстоятельствах ничуть им, Игорем, не тяготился. Горке ведь не было уже давно тех восьми глупых лет, когда он не понимал, почему мама и отец иногда явно были озадачены, куда бы его сплавить из однокомнатной квартиры хотя бы ненадолго. Это несмотря на то, что он, Горка, был их собственным ребёнком. А зачем, скажите, ради него чем- то жертвовать полковнику Лаврову с подругой? И внутри Игоря от этого вопроса всё время сталкивались разные чувства. Он и по щенячьи радовался и готов был всё сделать для Кости. Во всём помочь за такое его отношение. А потом его, как холодной водой окатывало. Начинал думать: «Она из ванной выйдет, они переглянутся и поймут, кто здесь третий- лишний. Кто я им!»
Горка пошёл в кухню, опустился на стул и замер, положив руки на колени.
Он слышал, как Костя спешил по коридору, делая сильный упор на здоровую ногу, как открыла дверь Иванна, и они вдруг громко рассмеялись, вместе и как- то в тон.