Капитаны - Goldy Circe
Дождь медленно поёт свою песню лесу, щедро укрывает саваном тишины ночной лагерь разведчиков за Стенами. Но даже в такой промозглый холод где-то там в лазарете бьются в такт два горячих сердца. Любящих сердца, что счастливы друг с другом.
Комментарий к Песня о селезёнке
Пояснения по наркозному делу: в «классическом» эфирном мононаркозе (а в комбинированном наркозе во вселенной АТ я сомневаюсь) есть 4 стадии: Анальгезия — возбуждение — хирургический наркоз (4 уровня «глубины») — пробуждение/передозировка;
Современные варианты медикации позволяют практически пропустить 2 стадию + серьёзно уменьшить её выраженность. Вторая стадия проявляется угнетением сознания — коры головного мозга, которая имеет во многом тормозное значение; угнетение этой функции в свою очередь даёт волю спинномозговым рефлексам, и проявляется это следующими явлениями: увеличением частоты дыхания, частоты сердечных сокращений+их нерегулярностью, могут наблюдаться неконтролируемые движения, рвота, остановка дыхания, расширение зрачков.
Смысл выхода из наркоза — это постепенное восстановление функций в обратном порядке, т. е. при выходе из наркоза человек также проходит 2 и 1 стадию.
В данной работе описаны явления ингаляционного мононаркоза (диэтиловый эфир), который более известен в привязке к такому деятелю, как Н.И. Пирогов. Но не так много людей знают, что Николай Иванович вовсе не «первый» человек, применивший эфирный наркоз в России. Он вошел в историю как первый врач, применивший эфирный наркоз на поле сражения — их количество исчислялось тысячами. Однако, думаю, справедливо заметить, что первый в России эфирный наркоз выполнил хирург Фёдор Иванович Иноземцев
Спасибо за прочтение! Буду рада узнать Ваше мнение — пара слов, а уже приятно.
Всех люблю,
Цирцея ♡
========== Милые бранятся… ==========
Комментарий к Милые бранятся…
Итак, мотив “ничто не вечно под луной”. Надо вспомнить: практически нет долгоиграющих пар, в которых не было ссор или конфликтов
Собственно, вы прочитали название главы, вы поняли, о чём тут будет речь, так что приготовьтесь к эмоциональным качелям, Господа. Наш аттракцион начинается…
Лёгкий ветерок ненавязчиво касался тюля: кружевная занавеска то и дело колыхалась. Леви заторможено следил за игрой штор и слепо перелистывал вчерашнюю газету. Изредка отпивал терпкого чая, заваренного чудом: в мешке едва оставалось пара листков, хотя Катрина обещала зайти в лавку ещё позавчера. Напиток уже подостыл, но это было последнее, что волновало Аккермана.
Предрассветные сумерки медленно отступали, тени утекали, страшась солнца, но цепкая хватка сна ещё бурлила в мышцах; Леви зевнул и потёр глаза. Судьба явно испытывала его на прочность: вчерашний день с постоянными разъездами и ухищрёнными ночными схемами Эрвина забрал чуть ли не все силы, худо бедно оставшиеся с прошлой тренировочной недели. Если так пойдёт и дальше, на одной воле и желании Леви уже не сумеет пройти все лестницы штаба и доползти до дома — так и уснёт в кресле, прикрывшись кителем. Особенно, если ему до кучи снова придётся после работы ехать в полицейское отделение, чтобы писать там поручительство за Бишоп, натворившей дел…
Дверные петли досадливо взвизгнули, будто подпевая мыслям — в кухню, растирая щёки ладонями, вошла Катрина. Будь Аккерман менее вялым от недосыпа, он бы усмехнулся: легка на помине.
— Доброе утро, Леви, — она сонно улыбнулась, коротко клюнув его в губы, и отошла к столешнице.
— Утро, Кáта, — вкрадчиво отозвался капитан, следя за тем, как Бишоп берётся хозяйничать. Несмотря на ранний час, она уже успела переодеться в рабочую форму. Даже крепления для УПМ натянула: кожаные ремни выучено сдавливали одежду от плеч до стоп, пояс обхватывал бёдра.
— Как твоя ночная смена? — спрашивает Катрина, зажигая газовые горелки: большую для готовки и отдельную под чайником.
Леви лишь плечами пожимает. Бессонные ночи — вот как надо называть дежурства.
— Бывало и лучше, — исчерпывающе бросает он, наблюдая, как Кáта принимается возиться, ища сковородку в шкафу. Кожаные ремни крепления УПМ украдкой поскрипывали от каждого движения. Леви досадливо поморщился: звук казался немелодично раздражающим, особенно монотонностью.
— Ты уже позавтракал? — оглянувшись на него и уловив жестовый ответ, Кáта усмехалась. — Как насчёт яичницы?
— Было бы славно, — Аккерман сонно подпёр кулаком щёку и бессмысленно стал листать газету с конца. Масло на разогретой сковороде зашкварчило.
— Как будет время, надо смазать дверные петли — скрипят, — мимоходом заметила Бишоп, разбивая яйца. Бытовые мелочи мелко заворошились в её руках: банка с приправами, склянка с солью, шуршащая связка чеснока, столовые приборы.
Леви смурно хмыкнул:
— Да. А тебе бы ремни смазать.
— Точно, я хотела, но забыла… Ладно, завтра смажу, а то сегодня на полигоне отдуваться с зари, — она кривит губы, переворачивая получившийся яичный блин. — Дункан так отчаянно хочет выиграть эти соревновательные игрища отрядов, что времени на красоту нет…
— Смазанные ремни больше про безопасность, — между её бровей ложится лёгкая складочка недовольства. Иногда периодичную дотошность Аккермана было трудно выносить.
Шея заныла, вынуждая Катрину отвлечься и, приподняв плечи, размяться наклонами головы. Тепло упражнений дало мимолётный эффект, потому что, вдруг упомнив, сколько предстоит переделать, мышцы предательски зажились снова. От рассвета до заката плясать под дудку капитана, снова и снова проходя с ребятами дистанции и манёвренные квадраты, а затем беспросветно сидеть за отчётными… Или наоборот. Бишоп выдохнула, чувствуя мрачность, застрявшую в гортани. Служба в разведке порой умела не удивлять и выматывать на тонкую грань, когда непонятно: барахтаешься ли ты в кошмаре уже неделю или он только начался. На что-то сверх того сил совершенно не оставалось: даже их с Леви совместное проживание скатилось в бытовую рутину. Нежные прозвища, поцелуй перед сном и утром, перед завтраком — вот и всё. Только съехались, а вся радость этого съелась работой за жалкие три недели.
В такие застойно-трудовые периоды практически любая вещь была немила, а малая искра порождала пожар. Может, оттого Катрина и ввязалась в драку с солдатами Гарнизона, когда те почему-то решили остановить двух зелёных кадетов и заставить дрожащих подростков вывернуть карманы… Не самый дипломатичный поступок, однако благо, что он не вызвал ни резонанса среди горожан и военных, ни свежих синяков у лейтенанта.
А, быть может, то происшествие лишь доказательство её прошлых травм и неумения держать язык за зубами…
Яичница приподнялась, пузырясь золотистой коркой, вынуждая вынырнуть из мыслей и вернуться к действительности. Совместный завтрак — вот, на чём лучше сконцентрироваться. Кáта, открыв шкаф, слепо потянулась за тарелками, когда рука наткнулась на звенящую тонкую чашку. Хрупкую, в содружестве с её сёстрами и братьями-блюдцами.
Бишоп хмуро повернула голову, будто от взгляда призрак мог рассеяться, но нет: сервиз снова стоял на первой полке, а остальная утварь
