Черно-белый оттенок нежности - Юлиана Мисикова
– Я понимаю, что сейчас мои слова кажутся тебе неубедительными и ты не веришь мне, но со временем ты поймешь, что я действительно желаю тебе только добра. Меня зовут Халим Махдох, я – главный муфтий республики.
Вот так поворот. Его слова заставили ее поднять глаза и снова внимательно посмотреть ему в лицо. Сам муфтий пришел посмотреть на ее падение. Интересно, что он сейчас начнет делать? Читать проповедь?
– Я наслышан про твою историю и считаю несправедливым твой арест. Я знаю, что ты ни в чем невиновна и намереваюсь доказать это в суде.
В голове вдруг мелькнула шальная мысль, которую она поспешила озвучить.
– Вас прислал Мир?
Он мягко улыбнулся и покачал головой.
– Нет. Я пришел сам, потому что с тобой обошлись несправедливо.
– Откуда вы знайте?!
Вдруг выкрикнула она, вцепившись руками в прутья решетки. Наручники на ее запястьях натянулись, врезаясь к нежную кожу и причиняя боль. Она непроизвольно поморщилась и опустила руки, снова опускаясь на жесткий стул.
– Я знаю больше, чем ты думаешь.
– Тогда вы должны знать где сейчас Мир, что он делает и как воспринял новость о моем аресте? Почему он так ни разу не пришел проведать меня? Зачем он подложил мне в косметичку это проклятую взрывчатку?!
Со всем презрением, на которое только была способна, она бросила ему в лицо эти вопросы, сама не заметив, как повышает голос. Но его лицо оставалось спокойным и беспристрастным, а во взгляде сквозило понимание и умиротворение.
– Этого я, к сожалению не могу тебе сказать, но могу сказать, что пути господни неисповедимы. Аллах ведет нас трудной дорогой, посылает много припятствий и испытаний на пути, но в итоге он неизменно приводит нас к свету и пониманию нашего истинного потенциала. Ты сильная девочка и несомненно справишься со всеми трудностями, выпавшими на твою долю, а я помогу тебе в этой борьбе.
Он ненадолго замолчал, сцепив руки крепче и выжидающе глядя на нее, но она сидела молча, потупив глаза и никак не реагируя на его речь, тогда он продолжил:
– Совет муфтиев найдет и оплатит тебе хорошего адвоката, который будет защищать тебя в суде. Мы докажем твою невиновность и вытащим тебя отсюда. Поверь, это возможно, если действовать всем вместе.
Горячо произнес он, безоговорочно веря в собственные слова.
Не выдержав, она рассмеялась. Смех был истерический, отчаянный, злой. Он молчал, терпеливо ожидая, когда ей надоест смеяться. Когда она замолчала, он с надеждой посмотрел на нее, поймав ее взгляд, но наткнулся на непробиваемую стену немого отчаяния. Она молча встала со своего стула и повернувшись к двери, постучала в нее скованными руками, требуя увести ее обратно в камеру. Дверь со скрипом открылась, но прежде чем выйти, она повернулась и печально улыбувшись, произнесла:
– Но к сожалению, я одна.
Очередной допрос не заставил себя долго ждать. Несмотря на то, что с момента ее задержания прошло уже много времени, следователи не оставляли попытки «расколоть» ее, устраивая новые допросы и очные ставки. Первая очная ставка была у нее с собственными родителями, которые сразу же рассказали следователям все, что знали про их отношения с Миром и еще много чего добавили «от себя». От их бесконечных, ничем не подтвержденных обвинений и домыслов устали даже следователи, вежливо поблагодарив их и отпустив домой. Во время очной ставки с родителями она молчала, так и не произнеся ни слово. Ни раз она вспоминала, как отец кричал на нее, публично обвиняя во всех смертных грехах, как отрекся от нее в присутствии полицейских и следователей, как мать плакала, умоляя ее сотрудничать с полицией, чтобы весь этот кошмар поскорее закончился, но все было бесполезно. Она сидела на стуле, словно набрав в рот воды и молча смотрела на этот бездарный спектакль, не чувствуя ни жалости к матери, ни ненависти к отцу. Она вообще ничего не чувствовала, словно со стороны наблюдая за своей судьбой. Она принимала действительность такой, как она есть, с чередой событий, которые неотвратимо толкали ее к пропасти и не могла ничего изменить. В какой то момент она даже начала хотеть скорейшего завершения этого безумия, ни минуты не веря в благоприятный исход.
Следующую очную ставку ей устроили с лушчей подругой, которая смущаясь и опуская глаза поведала следователям о каждом ее слове, каждом рассказе про Мира и про их нечастые встречи. Как же это было низко и подло вытряхивать перед посторонними ее грязное белье, но и тогда она гордо молчала, никак не комментируя слова подруги. Они могли говорить что угодно, но они ничего не знали про Мира. Откуда они могли знать какой он и что у него в голове? Этого никто не знал, даже она сама.
После двух неудавшихся попыток узнать хоть что нибудь, следователи придумали новую хитрость и спустя пару недель в ее камере появился молодой, хорошо одетый человек с жизнерадостной улыбкой на пухлых губах. Он был до тошноты вежлив, даже ласков, говоря осторожно и ежеминутно расточая улыбки. По классической схеме он пытался подружиться с ней, обещал помочь и вытащить ее из тюрьмы, если она пойдет на сотрудничество. Но она ограничилась общими фразами, которые говорила полиции. Он продолжал приходить к ней в камеру каждый день в течении месяца, улыбался и приносил фрукты, к которым она не притрагивалась, но ни на шаг не приблизился к заветной цели. В конце концов, ему это надоело и он перестал приходить, исчезнув из ее жизни так же внезапно, как и появился.
За все время ее пребывания в камере ее несколько раз избивали. Обычно это случалось ночью, когда все следователи и начальство расходилось по домам. Надзератели расталкивали ее посреди ночи и полусонную выволакивали из камеры со скованными за спиной руками. Долго тащили по темным душным коридорам и заталкивали в какой нибудь тесный кабинет. Там полупьяные полицейские из ночного потруля, развалясь на диване обычно играли в карты или смотрели порнофильмы. Завидив ее, они начинали свистеть и улюлюкать, как малые дети, на их губах появлялись
