Инквизитор - Борис Вячеславович Конофальский
Он встал, попробовал наступить на ногу. Боль была терпимой, намного менее чувствительной, чем в плече. Да, плечо болело, и болело так, что он даже не смог бы сам одеться.
— Ёган! — Крикнул в открытую дверь.
И услышал топот по лестнице.
— Завтрак еще не готов, вода не согрелась.
— Не могу сам одеться, помоги.
— Рубаха ваша постирана, высушили над очагом, — сказал Ёган, вытаскивая рубаху из сложенных в углу вещей. — Садитесь, давайте левую руку. Ух ты, ужас.
— Что там?
— Вчерась плечо таким синим не было. Косточки б целы бы были.
— Нужно ехать к монахам.
— Сейчас поедем, господин. Позавтракаете и поедем. Только вчерашние ваши сапоги не просохли, я их от крови-то отмыл, но у огня сушить не стал, что б не заскорузли.
— Правильно, посмотри у меня в вещах, еще одни должны быть.
— Так я уже их достал.
— Молодец. Ты-то мне помогаешь, а дела свои делаешь?
— А какие сейчас дела? До уборки еще шесть недель, коровёнка наша сама пасется, в огороде жена ковыряется. Дел-то особых нету. Крышу, правда, хотел покрыть, течет. Да к зиме покрою. Авось, до зимы не смоет. А вот вы вчера монетку дали и сапоги. — Он поглядел на свои начищенные сапоги, которые резко контрастировали с остальным его гардеробом. И сказал удовлетворенно: — Добрые сапоги. Где б я еще такие взял? Да нигде. Мне все наши мужики завидуют. Ихние бабы их пилят, меня в пример ставят. Говорят что я проворный. Господина щедрого нашел, а я вас-то и не искал, просто первый на глаза попался.
— Пошли, проворный, умыться мне поможешь.
Даже завтрак становится непростым делом, когда работает только одна рука. Волков завтракал, а Ёган сел за соседний стол и что-то рассказывал. Солдат не прислушивался. У него болело плечо. И тут Ёган сказал:
— Вот, у дезертира в сапоге нашел, — и положил на стол кошельки.
— Кто нашел?
— Жена моя, да жена трактирщика. Полы мыли да за лавкой нашли. А еще в одежде и в вещах.
Он вытряс деньги на стол перед Волковым. Денег было немного, но кроме денег там было золотое кольцо. Тяжелое, с красным камнем. А еще там был клочок хорошей бумаги.
— Два с половиной талера без меди, мы посчитали. Никто ничего своровать не мог, мы все вещи собрали. Все цело.
— Да? А где тогда арбалет? Я его ни в вещах, ни в оружии не видел.
— Какой арбалет? — Спросил Ёган.
— Из которого мне ногу прострелили.
— Я спрошу у трактирщика. А еще трактирщик сказал, что эта бумажка, — он постучал по бумажке пальцем, — это вензель.
— Что? — Не понял Волков.
— Вензель. Трактирщик говорит, что в городе, в одном месте, он, правда, не знает, в каком, по этой бумаге можно кучу денег получить.
— Вензель?
— Ага.
— Может, вексель?
— Ага.
Волков никогда не видел векселей. Все расчеты в ротах происходили наличными. Он взял бумажку, но одной рукой развернуть ее не смог. Ёган помог ему. И он прочитал написанное, поглядел на мужика, спросил:
— Ты где ее взял?
— Так в сапоге было. Вот в этом, — Ёган похлопал рукой по правому сапогу. — Я его с мертвяка-то тяну, а она и упала.
— Это не вексель.
— А что же? Трактирщик, вроде, грамоте и обучен, а прочесть не мог.
— Потому что она на ламбрийском.
— Трактирщик так и сказал. Не знаю, говорит, что за язык, не нашенский. Наверное, это вексель. А раз не вексель, то что это?
Волков знал ламбрийский. Почти треть его сослуживцев в гвардии герцога де Приньи были ламбрийцы. А еще Волков пару лет провел во Фризии. Там язык схожий. Он свободно писал и говорил на этом языке. Но он не все понимал в этой записке. Но в сути ни секунды не сомневался.
Волков почесал щетину и спросил:
— А в служении у барона есть ламбрийцы?
— Да почем же мне знать? У него в замке куча всякого люда, может, и есть кто. А что в бумаге то?
Волков еще раз перечитал записку:
— «Сопляк, кажется, узнал про мельницу, — солдат чуть сомневался, правильно ли он перевел последнее слово, — предупредите господина с мельницы, а с сопляком разберитесь, иначе донесет барону. Но разберитесь так, чтоб никто не подумал».
Теперь Волков понял, почему ламбрийцы не стали договариваться, и почему хотели знать, несколько раз переспросили, кто из них коннетабль. Никто ничего и не подумал бы, пьяная свара в кабаке, и мальчишка мертв. А это было не свара. Точно не свара, его хотели убить.
— Ну, а что в бумаге? — Не унимался Ёган.
— Коней седлай, принести мне стеганку, кольчугу и оружие, но сначала помоги одеться.
— А зачем она вам? — Удивился мужик.
— Как-то неспокойно тут у вас.
Надев кольчугу с помощью Ёгана, он еще посидел и поразмышлял о записке, пока Ёган седлал лошадей.
Волков вышел на улицу и осмотрел осёдланных лошадей. Он был недоволен, ткнул пальцем:
— Это что?
— Потник. На лошадок кладут.
— Вот это вот, — он еще раз ткнул пальцем, — потник под вальтрапом сложился в складку. Если весь день ездить будем — к вечеру здесь будет потертость. А если потертость, то, может, и к вашему придурковатому коновалу придется идти… А это что? — Он потянул за подпругу.
— Что?
— Слабо. Во-первых, подпругу затягивать надо в два этапа. Затянул, дал выдохнуть лошади и еще раз подтянул. Во-вторых, что ж ты ей ее на пузе затянул? К груди надо ближе, на одну ладонь от ног. А уздечка…
— Что уздечка?
— Зачем коня душишь? Зачем так плотно под горлом затянул? Сделай все как следует.
— Да, господин.
Солдат прошел до конца харчевни, разминая ноги. И на углу харчевни увидел трех мужиков и старосту, с которым он вчера конфликтовал. Мужики грузили на телегу трупы ламбрийцев. Волков подошел ближе и коротко спросил:
— А поп где? Вы что, без попа хоронить собираетесь?
Мужики остановились и все дружно уставились на старосту, а тот смотрел на солдата и молчал.
— Оглохли? — Сурово спросил Волков. — Отвечай ты. — Он ткнул пальцем в ближайшего мужика. — Без попа хоронить собрались?
— Не знаю я, — сказал мужик.
— Что не знаешь?
— Вот это… Староста наш… — Мужик, моргая, косился на старосту, но тот продолжал молчать.
— Я знаю, что он староста. Я спрашиваю, где поп?
— Староста сказал… Это…
— Что «это» сказал староста? Отвечай, болван.
— За околицу.
— Что за околицу? Кладбище у вас там?
— Нет. Помойка там.
— Людей на помойку? Как
