Запах денег - Дмитрий Ромов
— Нет-нет, — качает она головой. — Я должна сказать… Не знаю только, как… Я чувствую, а выразить не могу. Днём в мыслях всё так чётко было, ясно и понятно, а сейчас все мысли разлетелись в разные стороны.
— Пойдём, подойдём ближе к Покровскому собору.
— Ну, погоди, Егор, для меня это важно.
Я выпускаю её из объятий и начинаю стряхивать налипающий снег.
Разговоры, разговоры,
Слово к слову тянется.
Разговоры стихнут скоро,
А любовь останется.
— Егор… а ты правда меня… любишь?
Ох, ты ж ёжик… Куда это нас понесло-то…
— Да, — киваю я, всё ещё улыбаясь.
— Просто… ну, как сказать, просто мы совершенно… В общем, у меня такое чувство, что ты жалеешь, что со мной связался…
— Что ты, совсем не жалею, — мотаю я головой.
Правило отвечать прямо, сразу, без задержек, раздумий и именно то, что надо, я знаю хорошо. На мякине меня не проведёшь.
— Тем более, выяснилось, что ты самая красивая девушка в СССР.
— Ну, погоди ты с шутками своими.
— Да, какие тут шутки, ты же конкурс выиграла? Выиграла. Правда, если бы ты у меня спросила, что я думаю о том, что ты хочешь принять участие, знаешь, что я бы ответил?
— Думаю, да, — кивает она.
— Но ты, зная, что я был бы против, всё-таки решила поучаствовать, да?
— Я же об этом и пытаюсь с тобой говорить.
— А как ты думаешь, почему я был бы против?
— Потому что не верил, что я…
— Нет, в тебе я не сомневаюсь, ты же вон красавица какая. Но ты видела, что с девочкой, принявшей твой титул случилось? Это хорошо, у нас отборочных туров не было, и то, думаю, в некоторых местах было, кому отбирать.
— Куда отбирать? — хмурится она.
— В проститутки, куда же ещё, не понимаешь?
— Это на Западе, наверное, — пожимает она плечами. — У нас такого не бывает. Не может быть в принципе.
— Правда? Казино у нас тоже не бывает?
— Причём здесь это вооб… — начинает она, но я перебиваю.
— Притом что, нельзя кидаться в какие-то… крайности… Не зная броду, не лезь в воду. Народная, бляха, мудрость.
Немножко завожусь. Тихо, надо сбавить обороты. Я-то вон, пень опытный, а она ещё дурочка малолетняя. Всё хочет мне доказать что-то.
— Вообще-то я это для тебя сделала! — самую капельку повышает она голос.
— Класс! Спасибо. Я оценил, правда. Честное слово, я ценю, что ты ради меня готова голову в пасть льву засунуть…
— Да, — вставляет она… — вот имен…
— Но, — не даю я ей договорить, — лучше, если мы не будем, кто в лес, кто по дрова тянуть, или как лебедь, щука и рак. Мы должны, хотя бы пытаться стать двумя частями одного целого не только в койке.
Она хлопает меня по плечу.
— Блин, Егор… Я же ведь и пытаюсь стать! Видишь, я уже даже говорю, как ты! Половинкой, твою дивизию!
Я усмехаюсь.
— Как? То в драку с мужиком полезешь, то голой на сцену выскочишь?
— Что⁈
Из глаз её вылетают молнии. Ишь ты, какая! Она гневно притопывает ножкой, поворачивается и шпарит в сторону Никольской. Но, сделав шагов десять, резко останавливается и так же резко возвращается.
Парни переглядываются. Стук летит из-под колёс, мчится вдаль электровоз…
— Я тебя не понимаю! — гневно бросает она мне своё страшное обвинение. — Я вообще не знаю, чего ты от меня хочешь! Говоришь, что твоя невеста, но выглядит всё так, словно мы и не вместе! Заскочил на часок, отодрал и улетел! Как Карлсон! К победам коммунизма! Сегодня ты король бандитов, завтра хулиган, а послезавтра комсомолец, активист и верный ленинец! Слава КПСС! Да ещё и друг генерального секретаря. А мне-то что делать? Какой быть мне, чтобы соответствовать и не стать домашней клушей? У тебя же бабы кругом! Причём, деловые, красивые, резкие, чего-то добиваются в жизни. А я типа дома сиди, рыбу жарь? Нет, конечно, я не про это, это не причём, но… Но их столько! Лиды, гали, тани, мани! Я всё понимаю… Коллеги, друзья и боевые подруги… Но вернее сказать, что ничего я не понимаю! Вот вообще ничего! Хер с ними, с бабами, я же обещала, что ревновать не буду… Но вот она я, бери, говори, что делать, и я стану твоей боевой подругой. Я, а не эти…
Она замолкает и тяжело дыша, словно лошадь, отмахавшая полсотни вёрст, жжёт меня огнём почерневших глаз.
— В общем, — продолжает она, переведя дух, — мне надо знать, чего ты от меня хочешь. Я буду делать, как ты скажешь, но только скажи что-нибудь. Я буду такой, как тебе нужно, но я должна знать, чего ты от меня ждёшь! Только я хочу быть не девочкой-припевочкой, от которой и надо-то всего, что присунуть, когда приспичит и оправить в стойло до следующего раза. Я или стану частью тебя, или… Уж лучше тогда вообще ничего не надо… По-другому я не хочу, я это поняла… И как поняла, решила, что и тебе надо понять…
— Егор! — окликает меня Игорь.
Я поворачиваюсь и вижу три тёмные фигуры, приближающиеся к нам.
— Добрый вечер, молодые люди, — произносит одна из них и подносит вытянутую руку к засыпанной снегом шапке. — Чем это вы тут занимаетесь?
— Да вот, погулять вышли, — улыбаюсь я. — Простите, не вижу вашего звания.
— Что, посреди ночи погулять? А документики у вас имеются?
Это милиция. Ночной дозор.
— Имеются. Мы приезжие, гости столицы. В гостинице «Москва» проживаем, вот здесь, рядом. Днём некогда, дел много, вот, только ночь и остаётся, чтобы красотой полюбоваться.
— Ну, давайте, посмотрим, — кивает он.
Я вытаскиваю паспорт и протягиваю ему.
— Намокнет от снега, — говорю я. — Да и невидно же ничего в темноте. Пойдёмте в гостиницу, там и посмотрите.
Милиционер пролистывает страницы моего паспорта и возвращает его мне.
— Вы все вместе? Вчетвером здесь?
— Да, — киваю я. — Но мы уже уходим, действительно времени много, спать пора…
Патруль доводит нас до гостиницы, убеждается, что мы проживаем здесь и идёт дальше, а мы расходимся по номерам. Парни к себе, а мы с Наташкой ко мне. Она выглядит уставшей и перегоревшей, словно высказавшись и сбросив пар, разрывавший её всё последнее время, она уже и не нуждается в ответах.
— Я ещё сказать хотела, — тихо, словно она самая послушная и покладистая девочка на свете, произносит Наташка. — Ты вчера спрашивал, хочу ли я в Геленджик. Я подумала. Нет, не хочу. Хочу домой, чтобы Новый год, как раньше, по-домашнему…
Она раздевается и устало бросает одежду на стул — свитер, майку, джинсы, колготки… Я стою и наблюдаю. Она снимает с себя всё и остаётся совершенно голой. Картина волнующая, честно говоря. Подходит к кровати и сняв покрывало, убирает в сторону. Оборачивается, бросает на меня быстрый взгляд и проскальзывает под одеяло.
— Бр-р-р… Холодно, — жалобно мурчит она. — Ты идёшь?
Ну а как же, иду, конечно, тут приманки такие… Только… не сразу. Снимаю брюки и сажусь на кровать.
— Я захотел тебя сразу, как увидел, — говорю я и оглядываюсь на неё.
Она сначала смотрит удивлённо, а потом улыбается и начинает смеяться:
— Нет, ты невыносим. Это ещё в детском саду что ли? Озабоченный!
А, точно мы же давно знакомы… Я сажусь на кровать и оборачиваюсь к ней.
— Завтра поедем в Геленджик и Новый год встретим там. В шумной компании новых друзей.
Она широко распахивает глаза и приподнимается на локтях.
— Но я же… — начинает она, но замолкает, бухается на подушку и отворачивается. — Зачем тогда спрашивал?
— Это было несколько часов назад, и ты ничего не ответила. Поэтому я принял решение сам, и мы с тобой поедем. Так вот, на твои вопросы я тебе отвечу кое-что. Немного, но по делу. Ты не конь в стойле и не секс-игрушка. Я чувствую в тебе силу и вижу любовь. И мне они нужны. И я хочу дать тебе то же самое. Дальше. Сейчас я делаю задел на будущее, в том числе и наше с тобой. Но я ещё не набрал нужной силы, поэтому мне приходится быть и бандитом, и ментом, и комсомольским активистом, и много кем ещё.
Она поворачивается и внимательно смотрит. Брови сведены, ловит каждое слово.
— Сейчас я уязвим, — продолжаю я, снимая рубашку, — и моё самое слабое место — это ты. Поэтому я хочу тебя защитить. Куда ты несёшься? Куда торопишься? Нам всего по семнадцать, у тебя вон ещё детство в одном месте булькает. Учись, набирайся знаний, изучай своё карате, только грудь береги, активно работай в комитете комсомола. Вот твоя цель на ближайшее время, круг твоих задач.
Она набирает воздух, чтобы
