Запах денег - Дмитрий Ромов
— Ты ж говорил, по Москве генерала возил, — возмущается Игорёк.
— Так, то когда было! На срочной ещё, а с тех пор и училище, и служба, и война — чего только не было. Тут помню, тут не помню. Мужик в пиджаке и дерево там такое.
— В гостиницу, Анатолий, обратно, — говорю я.
— Ну, это, поди, смогём, — соглашается он.
Лида организовывает перекусить бутерброды с копчёной колбасой и с красной икрой. Парни не возражают, да и мы с Наташкой тоже. Располагаемся в закутке за стойкой и налетаем на закуску.
— Нихера вы здесь царство какое устроили, — крутит головой Толян, выглядывая в зал. — Тридевятое, в натуре.
Устроили, да. Сегодня народу не так много, вот посмотрел бы ты вчера, что тут творилось.
— Лида, ты Элю отправила домой? — спрашиваю я.
— Какую Элю? — удивляется она.
Наташка ничего не спрашивает, но прекращает жевать и внимательно на меня смотрит.
— А как её, не Эля? — хмурюсь я. — Вроде, Эля. Ну, которую победительницей назначили вместо Натальи.
— Ах, эту… — кивает она. — Да, отправила. Да она сама отсюда летела, только пятки сверкали. Печёнкин-то, козёл старый перепугал её до смерти.
— Ещё бы, — хмыкаю я, — ужас такой увидеть прямо перед собой.
Лида улыбается и говорит Наташке:
— Знала бы ты, как он бесился вчера. Не Печёнкин, а Егор. Я думала, он меня убьёт, когда подумал, что этот козёл тебя в номер утащил. Натурально, убьёт, понимаешь?
— Был бы рядом со мной, — вздыхает Наташка, — не пришлось бы беситься.
— Ну, — смеётся Лида. — Такая история не про Егора Андреевича. У него за одну минуту тысяча событий происходит, и все невероятной важности.
— А ты его хорошо знаешь? — чуть прищуривается Наташка.
— Кхе-кхе, — покашливаю я. — Я вам не мешаю, девочки? А то, может мне пойти пройтись?
Лида смеётся, Наташка тоже, но не по-настоящему, как-то делано.
— Любезный, Брагин здесь? — доносится до меня знакомый голос.
Припёрлось чудище.
— Как говорится, помяни его, и вот оно уже здесь.
— Кто там? — спрашивает Наташка.
— Печёнкин, — качаю я головой. — На переговоры что ли прислали?
— О, Егор Андреевич, — улыбается он улыбкой добряка, — замечая меня, выходящим из аппендикса за стойкой.
— Здравствуйте, ещё раз, Глеб Антонович, — отвечаю я безо всякой улыбки.
— Не найдётся минуточки? — заискивающе спрашивает он.
— Найдётся. Пойдёмте за столик присядем.
Мы идём к свободному столику и я делаю знак бармену, кивая на генерала:
— Двести коньяка принеси, пожалуйста.
Тот молча кивает.
— Егор Андреевич, — начинает Печёнкин, когда мы усаживаемся за стол.
— Да прекратите вы, товарищ генерал, не нужно этого. После того, что между нами было, можете меня по имени называть.
— Да-да, — соглашается он с виноватой улыбкой. — Это точно, чего только не было. Ты вон даже поколотил старика.
Смотреть на это унижение неприятно. Он потеет, то и дело вытирая лицо салфеткой и поправляя влажные волосы, постоянно дёргает узел галстука, отдувается и вообще, выглядит крайне растерянно.
— Вообще убить хотел, — хмыкаю я.
— Правильно, правильно, так мне и надо. За дело ведь, я же понимаю….
Тьфу…
— Ну, ладно, кончайте вы этот балаган. Страшно вам что ли?
— Страшно, — тут же соглашается он и наклоняется через стол в мою сторону. — Я ведь к ним отношения не имею. В делах участия не принимал, а сейчас как пойдут без разбора головы рубить, так и мою срубят. А я ведь приказы выполнял и всё.
Подходит бармен и ставит графинчик и пузатый бокал на низкой ножке. Печёнкин наполняет его до краёв и залпом осушает. Возвращает на стол, резко закрывает рот рукой и стреляет глазами налево и направо. Потом убирает руку и выдыхает:
— Уф-ф-ф… хорошо пошла… Благодарствуйте.
— Кто приказал меня убрать? — спрашиваю я. — Не для протокола.
— Караваев, — после паузы и мучительных сомнений выдаёт он.
— Какой бюджет на это выделил?
— Да какой бюджет? Никакого. Я Суходоеву команду дал и всё.
— И он так легко согласился?
— Звание и должность пообещал. Согласился. Чмо был, не человек.
— А вторая попытка? Кто второй раз стрелял?
— Не знаю, — отвечает Печёнкин и лицо его становится испуганным, будто он боится, что я не поверю.
Ну, собственно и боится, наверное… Странное это дело, очень странное. Не хочет говорить или действительно не знает? Ладно…
— Ну а что, собственно вы от меня хотите? — перехожу я к главной теме его визита. — Я ни на что не влияю, к расследованию отношения не имею.
— Брагин, ну ладно, будь ты человеком, — повышает он голос. — Я тебе пригожусь ещё, не последний день живём, правда?
Алкоголь побежал уже по венам.
— Так что я сделать-то могу?
— Да всё ты можешь! Я дурак был, что тебе не верил, идиот! Надо было сразу на твою сторону вставать… Ну, прости, я ж подумать не мог, что какой-то пацанёнок, потрох ссу… э-э-э… прости-прости, короче, что ты вот с генсеком чаи гонять будешь. Ну, так ты же не чмо, ты парень хороший, добрый, вон за девчонку чужую совсем заступился вчера… Скажи Чурбанову, что я пригожусь. Пусть меня переведёт хоть в последнюю дыру, в жопу мира, хоть в Кушку, хоть в Наушки, но только оставит на службе. Куда я без милиции, ты сам посуди. Ну, и потом, у меня же и на Куренкова, и на тебя, и на всю…
— Что-что? — поднимаю я брови.
— Ой… Нет, нет, это чисто… это… нет, я не так выразился…
— Ох, и мудак ты, Печёнкин. Вот нахер ты мне нужен, а? Ты же сдашь сразу, при малейшей возможности…
— Кто, я? — перебивает он, ударяя кулаком себя в грудь. — Не, я нет! Кого я сдавал? Егор Андреич, ну вы войдите в моё…
— Так, ладно, время позднее, идите домой. Я подумаю. Ничего другого не обещаю, обещаю только подумать, ясно? Скажу после Нового года.
— Спасибо, спасибо, спасибо, спасибо… — рассыпается он в благодарностях и чуть не кидается руку мне целовать.
Нет, ну что за человек, вообще…
— Всё, — подхожу я к своим. — Идём на Красную площадь! Немедленно! Гулять! Мне нужно пройтись по свежему воздуху!
— Ты сума сошёл, уже ведь ночь! — таращит глаза Наташка.
— Вот и отлично, сейчас самое время. Никого не будет, только мы. Я пошёл. Кто со мной — догоняйте.
Разумеется, идут все. Мы выходим из гостиницы и оказываемся в сказке, покруче приключений Маши и Вити, или, как их там звали.
А снег идет, а снег идет,
И все мерцает и плывет.
За то, что ты в моей судьбе,
Спасибо, снег, тебе…
— Наташка, ты чувствуешь восторг первого снега? — спрашиваю я.
Мы идём чуть впереди, а Игорёк и матерящийся Толян плетутся сзади. Ничего, свежий воздух на пользу всем.
— Это уже не первый снег, — немного сердито отвечает она, но я-то вижу, ей тоже нравится и вштыривает от этого всего.
Мы выходим на площадь и останавливаемся, замираем. Говорит и показывает Москва! Мама дорогая, какая же красота! Рубиновые звёзды, куранты, башни. Кругом никого — только мы и могучий, древний и вечный Кремль. А ещё снег. Он валит и валит, засыпая мир мягким лебяжьим пухом. Тепло, ветра нет и пахнет невероятной свежестью. Ох, как же здорово быть молодым!
Я прижимаю к себе свою суженую и оторвав от земли начинаю кружить. Она зарумянилась, на бровях и ресницах снежинки, на шапке снежинки, везде они. Везде.
Глаза Наташки зажигаются восторгом а губы растягиваются в улыбке, но это длится недолго, будто счастье, которое часто бывает скоротечным.
— Поставь, — просит она. — Поставь, Егор.
Лицо её теряет детскую радость и становится серьёзным.
— Пожалуйста, Егор, поставь меня.
Я подчиняюсь. Ну, зачем, Наташ, ведь так всё чудесно…
— Я должна тебе что-то сказать…
— Сейчас? Вот тут? И это не может подождать?
Она качает головой.
— Ну ладно, — соглашаюсь я, — говори, если надо…
— Егор, — начинает она и прикусывает нижнюю губку…
7. Шоб не было эксцессов между нами
Сейчас мне хотелось бы услышать что-нибудь приятное, типа… ну, я не знаю, давай вернёмся в гостиницу и займёмся любовью… Что-то вроде этого. Но судя по тому, как она выглядит, речь о чём-то совсем другом.
Ну, как бы вариант, который сразу приходит в голову, по идее не вариант, в том смысле, что я же не первый день на свете живу и понимаю, что надо делать… Ну, в общем…
— Слушай, Наташ, — наконец, не выдерживаю я, — если не знаешь, как начать, не беда, не начинай. Может, потом и надобность пропадёт.
Я вижу её лицо близко-близко перед собой. На нём таят крупные лохматые снежинки, моментально превращаясь в маленькие водяные капельки…
— Если мы простоим здесь
