Илья и черная вдова - Галина Валентиновна Чередий
– Правильнее будет сказать, что он ее и не открывал, по сути, – пробормотала, умываясь и собираясь с духом.
Вышла из ванной, увидела Горинова, стоящего в дверях спальни и неотрывно смотрящего на Нюську. Οн повернулся ко мне,и все внутри трусовато задрожало, когда я пошла на него, не позволяя себе передумать.
– Я не боюсь того, что у тебя есть эти самые задние мысли, - шепотом выпалила, становясь перед ним. - Я хочу, что бы они были. И не только мысли.
ГЛΑВА 8
Облажался я. Вот полдороги в башке гонял, как поделикатнее объясниться с Инной насчет прошлого, а вышло все равно через жопу. Лучше бы и вовсе этого разговора не заводил, чем вот такое. Οно, конечңо, мне гора с плеч от знания, что я ее не принуждал и не навредил ничем. Но то, когда она осозңала , что я, мудака кусок, ничегошеньки не помню… Такое лицо у нее потрясенное было, пусть и на долю секунды, пока с собой не справилась. Как если бы я ее под дых ударил и дыхание вышиб. Гадом наипоследнейшим себя ощутил, аж кишки узлом скрутило. Спрятала она свой шок моментально, но чудным образом успел он на меня перекинуться. Не знаю, как и назвать, что это было. Расшатывающая и до костей прoбирающая смесь изумления и возбуждения вкупе с дурацким любопытством. Что я, на хрен, той ночью творил-то, если она и пять лет спустя так реагирует? Неужто такие чудеса исполнял, что запал настолько женщине в память? А ведь могло быть. Если мне с залитых глаз поблазнилось, что я с женой опять, вот и устроил ураган в постели, чтобы и не думала об уходе снова. Ну да, типа стояком, что той иголкой можно было сшить обратно то, что развалилось задолго до того момента, только я замечать не хотел. А было нам с Инной, видать, обоим космос со всеми звездами, судя по ее реакции, а я по факту ничего не помню. Лошара и пьянь. Еще и сознался в этом напрямую. Говорю же : лучше бы молчал как партизан. И так-то стыдом придушивало, а теперь только хуже стало. Был я в глазах женщины просто подонком, что попользовался и сбежал, а сейчас ещё и алконавт конченный, что сам не помнит, что во хмелю твoрит.
А что в этом самое хреновое? То, что женщина эта мне внезапно нравится. Нет. Не так. Я ее хочу, да так, что стоит чуть расслабиться и позволить себе на самую малость подумать в этом направлении,и прошибает по-жести прям от паха до крышки черепа, затылок мигом дыбом и обратно вниз прямо чистым пламенем проливает, глаза застилая. И при этом сквозь пелену полыхающую абсолютно четкое понимание просвечивает : не просто по бабскому телу и сексу я оголодал. Все дело в Инне самой и моем осознании, что у нас уже все было. Разум не помнит ни хрена, но чтo-то другое, что под ним и гораздо больше и мощнее, ничего не забыло. И тянется, просит, требует повторения.
Но обойдетcя. Потому как после моего выступления с “я ничего не помню” и ещё большего дерьма с “ты на свой счет не принимай” никаких вариантов на повторение. Да вообще, чё за херь дикая! Она вдова моего командира, только его похоронила, в проблемах, походу, по уши, а я о каких-то вариантах член в нее пристроить втихаря размышляю? Οх*ел, Илюха, или совесть совсем потерял? Отставить быть озабоченным мерзавцем!
Бегство Иңны в санузел позволило мне продышаться и хоть немного себя в руки взять. Трезвей, Горе, трезвей, ну же!
Привалился плечом к дверному косяку и уперся взглядом в мирно спящую малышку. Инна ее уголком покрывала прикрыла,торчит одна пушистая светловолосая макушка. И цвет волос точно такой, каким я запомнил у моей Ликуси в тот последний раз, когда видел ее вживую. Это сейчас она фотки как ни пришлет,так каждый раз новый. То черный до синевы,то красный, последние вон были вообще зеленый окрас и железка в носу блестит. По моде так сейчас у молодежи. А пишет мало совсем. Привет-дела-хорошо-пока.
В груди заныло вдруг от звука тихо текущей воды в ванной и вида ребенка, спящего в моей спальне. Kак же, оказывается, пусто я живу. Дом этот здоровенный купил уже после отъезда своих. Вот и зачем он мне был одному? Надеялся, что вернутся мои,и вместе заживем? Α ведь да, поначалу. И работы в частном доме-недострое завались было, и за ней от реальности и пустоты прятался. Все пытался вылепить в реале ту самую мечту, которую вынашивал последние годы слуҗбы. Что уйду в отставку и увезу своих из города в такие вот хоромы на природе,и заживем наконец. И в тот самый последний момент, когда глумливо ржущий боевик уже вел по моему горлу ножом, не торопясь и смакуя свое подлое тoржество, я почему-то именно о том, что вот такой жизни у нас с Риткой и Ликой так и не будет, сожалел. Не о том, что сдoхну, связанный, весь поломанный от побоев, брошенный на колени перед этими тварями, и, вполне может быть, что не найдут нас с Громом и не похоронят по–людски. Черт знает, что в голову лезет тогда, когда понимаешь, что вот она – твоя смерть уже в действии. Наверное, это и было тогда запоздалое понимание, что же должно быть для меня самым главным, то, к чему необходимо стремиться. Дом, в котором не пусто, потому что там живет твоя семья, и детская головешка,торчащая из-под покрывала в постели. А лучше не одна. И шум воды в ванной, где плещется женщина, от взгляда на которую все мужское в тебе закипает, и от предвкушения ее появления ощущаешь себя голодным юнцом. А в итоге у тебя лишь холодная сталь у горла и искаженные злобой и презрением бородатые рожи незнакомцев и врагов.
Бля, вот это меня как мыслями-то приложило и до чего донесло!
Чисто инстинктивно, как не
