Вокруг Света - Журнал «Вокруг Света» №02 за 1984 год
...Обогнув лесистый мыс, наша лодка вышла к развилке. Протоки, словно близнецы, одинаковой ширины и начинаются затяжными перекатами.
Не доходя метров семидесяти до нас, привстает Тархов, прикладывает руку козырьком к глазам, осматривается. Оценив обстановку, делает отмашку в правую сторону.
Рулим в указанном направлении. В конце переката оглядываемся. Вадим Сергеевич с Людмилой движутся следом. Успеваем также заметить, что Ростислав Михайлович почему-то размашисто гребет в левый рукав. Надеемся, что шеф не затеряется.
Плывем дальше. Протоки все равно где-то должны соединиться. Экипаж Тархова причаливает к нашему «Пеликану». Ждем Викторовского. Нас медленно несет течение.
Но вот замечаем наконец узенький и мелководный, впадающий в Анадырь рукав. Это, очевидно, тот самый, который мы ждем. Выходим на берег, топчемся на месте. Ну, так и есть! Вдали показывается высокая фигура человека. Викторовский с трудом волочит лодку... Это маленькое происшествие для нас как предупреждение: с этой рекой шутки плохи.
У подножия древней скалы устраиваем капитальную дневку.
Скала, сложенная разрушающимися андезитовыми туфами, краем вдается в реку. Скатившиеся с вершины камни преграждают путь воде. Светлые струи, ударяясь в них, убыстряют бег, рождают перекатик, за которым открывается улово. В глубине тихой заводи, на берегу — крошечный пятачок, свободный от зарослей. Как раз для двух палаток. Долго сидим у вечернего костра, коротая время в разговорах. Хотя, честно говоря, начальник экспедиции не слишком общителен: Викторовский любит ходить в маршруты один.
Ростислав Михайлович — коренной ленинградец. Ему под пятьдесят. В детстве пережил блокаду и потому знает настоящую цену куску хлеба. Долго будет помниться, как он отчитывал нас, когда на одном из привалов мы вылили в реку остатки супа.
Многие годы прожил он отшельником на Кроноцком озере на Камчатке. Описал там два вида рыб, ранее неизвестных науке. Потом защитил ученую степень кандидата биологических наук. Теперь Викторовский возглавляет в магаданском институте лабораторию по изучению популяционной биологии и биохимической генетики ценнейших пород рыб — лососевых и сиговых. Каждый год сотрудники лаборатории пять-семь месяцев проводят в экспедициях.
После завтрака биологи ловят рыбу для полевых исследований. Когда садок наполнился серебристо-серыми рыбинами, ученые принялись за работу.
На пенопластовой крышке походного термоса Людмила раскладывает инструменты, стеклянные колбочки и пузырьки, стерильные марлевые тампоны и катушки лейкопластыря. Блестящей иглой шприца Викторовский вводит в каждый живой экземпляр сига и хариуса инъекцию, которая стимулирует клеточное деление мышечной ткани.
Момент чрезвычайно важный. От напряжения у Ростислава Михайловича на виске пульсирует жилка, а большой лоб покрывается мелкой испариной. Тихим голосом Ростислав Михайлович подает команды своей ученице.
Ученица Викторовского — девушка серьезная и увлеченная, и это очень ценит Ростислав Михайлович, утверждая, что через год-другой Людмила сможет защищать диссертацию.
Людмила родом с Урала, училась в Пермском университете, а на практику попала в Марковский стационар. Чукотка буквально ошеломила ее своими красками, контрастностью, северным сиянием... И хотя пермская школа ихтиологов известна по всему Союзу и Ермоленко предлагали работу в стенах университета, затеплившаяся любовь к Северу не затухала. Когда же пришел вызов из Магаданского ИБПС, она собралась мгновенно, вызвав недоумение у сокурсников. И вот уже пять лет здесь...
Закончив первый этап подготовительной работы, биологи отдыхают. Затем с помощью скальпеля и пинцетов они извлекают у рыб внутренние органы, берут кровь. Скоро так называемый исходный материал для последующего кариологического анализа заполняет ячейки в сумках-термосах. В лабораторных условиях, в стационаре, биологи рассмотрят препараты под микроскопом и изучат подробный хромосомный набор того или иного вида ихтиофауны, обитающей в бассейне Анадыря...
Плавание по Анадырю продолжается. С каждым новым километром горы отступают, долина реки расширяется. Появились отдельные деревца ивы-чозении и душистого тополя. Термометр в полдень показывает плюс 14—16 градусов. К вечеру воздух сыреет, напитывается прохладой. Ночью камни и траву покрывает тончайший слой инея.
Анадырь, вобрав в себя притоки, делается шире и полноводнее. Мы уже можем пользоваться подвесными моторами. Скорость нашей флотилии чуть-чуть увеличивается.
На реке повсюду искореженные, измочаленные деревья. Опаснее всего топляки: их комли лежат на дне, а ветки, остро отточенные и упругие, колышутся у поверхности воды, словно щупальца гигантского осьминога, поджидающего жертву...
Изредка начинают встречаться лососи. Тело кеты в брачном наряде — вдоль и поперек раскрашено радужными полосами.
Экспедиция вступает в нерестовые плесы. Об этом говорит и обилие «Харитонов» (так зовут на Чукотке хариусов). Хищникам приволье, уж больно охочи до кетовой икры. Заметив тень от наших лодок, стаи хариусов разлетаются в стороны, рыбы проносятся словно миниатюрные торпеды.
Анадырь течет в меридиональном направлении — с севера на юг и выдерживает это направление до Большого Пеледона. Приняв в себя этот крупный приток, река постепенно разворачивается на юго-восток. Долина резко расширяется.
Вплотную к реке подступает лес. Он состоит из тополя, чозении, редкого березняка и строевой лиственницы. Подлесок густо переплетен ивняком, ольхой, орешником. На склонах сопок — кедровый стланик, березка Миддендорфа. Тут же встречаются шиповник, морошка, шикша, много красной и черной смородины. На полянах — целые плантации голубики и брусники. Остановиться бы, полакомиться ягодами, да Викторовский неумолим — подгоняет экспедицию. Биологи спешат к главным лососевым нерестилищам.
Когда среди кустарника заметили копны сена, обрадовались. Ламутское поблизости.
И верно. Через два часа, выйдя на стрежень, прямо по курсу в недалекой излучине заметили на берегу полдюжины металлических лодок. На крутом взгорке среди могучих разлапистых лиственниц просматривались конструкции из жердей с развешанными на них гирляндами вяленой красной рыбы.
Везение пришло, что называется, с ходу. На берегу под вешалами, словно поджидая нас, грелся у крохотного костерка девяностопятилетний Иван Ильич Кобелев. Встречу с патриархом Марковской тундры биологи ждали с начала пути...
Несмотря на возраст, Иван Ильич бодр, жизнерадостен, подвижен. Он до сих пор отлично владеет «веткой» — легкой лодочкой, выдолбленной из цельного ствола тополя,— самостоятельно заготавливает юколу, собирает плавник на зиму, ходит по чернотропу на охоту. Потомственный оленевод, он почти всю жизнь провел в тундре. Сейчас трое его сыновей — Владимир, Михаил, Пантелей — сами выпасают тысячные стада, бригадирят. Четвертый — Николай — работает старшим пастухом. Все они уважаемые специалисты, хорошие работники, известные далеко за пределами родного совхоза «Марковский».
Остаток дня мы провели в обществе старого юкагира. Вместе с Иваном Ильичом и управляющим отделением совхоза Дмитрием Дмитриевичем Базаркиным объездили на моторной лодке окрестные старицы, протоки, озерца, побывали у рыбаков, угостивших нас отменной наваристой ухой из нельмы и кеты. В результате поездки и долгих разговоров была составлена подробная карта нерестовых угодий в междуречье Яблон и Еропол.
Похоже, летние денечки кончаются.
Сильный порыв ветра и хлынувший ливень загнали нас в укрытие.
Утром природу было не узнать: разом исчезли золото и багрянец. Опавшая листва щедро устлала землю и прибрежные заводи. По вспученной реке неслись коряги и мусор, хлопья седой пены, проплывали выкорчеванные деревья. Хмурое небо задернуто серой пеленой. Температура воздуха — минус три.
Минуем места, связанные с памятью первых русских землепроходцев. Окрещенные казаками, многие приметы рельефа до сих пор носят те же названия: пороги Осиновый и Медвежий, реки Яблон и Гребенка, горы Поворотная и Караульная, остров Лебяжий. Редкими памятниками высятся потемневшие могильные кресты...
Внимание приковано к левобережью. Ищем спасительную заимку охотника. Тархов беспрестанно вскакивает на ноги — «привязывается», как он говорит, к местности. Увы, густая завеса дождя мешает ориентироваться, и мы проскакиваем избушку.
Продрогшие и злые, подруливаем к лесистому острову.
Тархов сразу засобирался.
— Куда вы, Вадим Сергеевич? — спрашивает Люда.
— Вода прет, слышите, какой гул стоит?
Вадим Сергеевич Тархов среди нас самый опытный следопыт: тридцать лет бродит по чукотским урочищам. Многое испытал и перевидел. Немало бродил по просторам Якутии, по побережью Ледовитого океана, вместе с известным ученым Успенским работал на Аляске, принимая активное участие в отлове и завозе овцебыков в СССР.
