Лучше бы я согрешила - NeTa
— Нам с тобой тут пирожков положили. Не знаю, с какой начинкой. Сейчас чайник включу, согреешься. — Он делал все быстро и ловко, наверное, потому что привык сам за себя отвечать. — Не думаю, что тебе интересен дизайн моего жилища, но вдруг? Εсли хочешь, осмотрись, пока я тут по хозяйству хлопочу.
А мне действительно было любопытно посмотреть на такую же, как у меня, квартиру, в которой живет мужчина. Я кивнула и направилась на разведку. В большой комнате сразу бросилось в глаза отсутствие так называемой «стенки», которая надоела мне в собственном жилище своим пещерным возрастом и громоздкостью. На стене у окна висел экран телевизора, под ним столик с полками, в которых пряталось множество каких-то бумаг или журналов. В другой стороне, в углу находился огромный кожаный диван в разобранном виде, частично прикрытый покрывалом с густым ворсом; постельное белье, скрученное валиком, лежало на стуле. Все, больше ничего не было. Мужской минимализм.
Мне хотелось заглянуть в спальню, но это было неудобно. Однако рассудив, что все постельные принадлежности находились в зале, я решила осмотреть и вторую комнату. Оказалось, что хозяин оборудовал ее под свой кабинет. Здесь находился диван, стол с оргтехникой, полки с книгами и… камин, большой, с имитацией поленьев в нем. Так и хотелось протянуть к нему руки, погреться.
— У тебя не так? — прозвучал за спиной вопрос.
— Совсем не так. Я почти не вышла за рамки советского дизайна, доставшегося мне от родителей. Даже кладовка осталась в своей роли.
— Я оборудовал там гардеробную. Вещей у меня не так уж много. В общем, как видишь, просторно. Пойдем пить чай?
На кухне продолжились разговоры об интересных моментах в жизни.
— А почему свадебная мода? Ты не дизайнер одежды, не портной. Почему?
— Не знаю, смогу ли объяснить. Попробую. — Улыбка тронула его губы, хотя в глазах была грустинка. — Мне нравится видеть преображение женщин в такие минуты. Они приходят в салон с сомнениями, неуверенностью, даже комплексами, но хотят стать самыми красивыми для своих мужчин. И начинается поиск, появляются первые требования, просьбы, высказываются мысли и пожелания, а порой и мечты. И вот уже улыбка, восторг, слезы счастья невесты и ее родных или друзей. Это сродни таинству или волшебству, ведь почти все находят то единственное платье, которое идет только этой невесте. Ради такого момента я мотаюсь по многим городам и странам, беру на работу самых лучших консультантов… В общем, вся команда старается. Много говорю, да? Но я действительно люблю делать людей чуть более счастливыми. Может, потому что у самого этого не было? Так почему бы не подарить другим.
Я молчала, слушала и чувствовала, как легко мне рядом с этим человеком.
— Я старался ответить на твой вопрос.
— Спасибо. Надо прочувствовать твои слова, представить это мне сложно.
А потом неожиданно для себя я начала говорить. Было легко, весело, интересно с ним, словно мне вовсе не сорок лет, не почти сорок. Давно так не смеялась, беззаботно, как в детстве, до слез, до боли в щеках. Да и он хохотал от души, слушая мои воспоминания о наших с Аней похождениях.
— Я, конечно, знал, что у нее сильный характер, но она не производила впечатления сорви-головы. Скорее, Маша такая.
— А в кого Маша? Конечно, в мамочку. Доставалось Ане oт наших мам, было дело. Вот вернусь домой, поеду в гости к родителям… По папе сильно скучаю, — вдруг вырвалось у меня.
— Это хорошо, когда есть родная душа, с кем и помолчать можно.
Он дотянулся до пульта и включил маленький телевизор на каком-то музыкальном канале. В углу экрана появилось время.
— Мне пора, — спохватившись, сказала ему. — И так я засиделась.
— У тебя поезд почти в полночь. Что будешь делать так долго на вокзале?
— Не знаю. Куплю журнал в дорогу, посижу в кинотеатре.
— Да останься еще немного, так хорошо время проводим. Я потом тебя отвезу.
Я уже встала и направилась в коридор, всем видом показывая, что не изменю решения. За спиной послышался глубокий вздох. Но это не подействовало на меня, да и отвлеклась я на песню, лившуюся из динамиков. Даже тихий звук не помешал услышать:
«Я сама так решила,
Тишина мне подруга,
Лучше б я согрешила!
Одиночество — мука».
Я остановилась…
В голове только и звенели слова певицы, звучавшие с таким надрывом, что и у меня задрожали нервы: «Лучше бы я согрешила, лучше бы…»
Я стояла на полпути в коридор, спрашивая себя, почему жила, как муха в паутине, отдавая по капле кровь, существуя лишь на то, что позволят? Почему ни разу не решилась сказать так, как думаю? Почему другие смогли, а я нет? Неужели и дальше буду по-прежнему барахтаться, только бы не — что «не»? Не согрешить? Это лучше? Я все ждала ответа от себя самой, когда почувствовала его руки на своих плечах. Дыхание замерло, коже стало горячо под его ладонями.
— Стася, не спеши уходить, — прошептал он где-то надо мной, и тут же oсторожно прижал к себе. — Не могу давить на тебя и отпускать не хочу. Реши сама.
Стоя спиной к нему, ощущая собой стук его сердца, я уже знала, что согрешу.
— Я сама так решила, — тихо, но твердо сказала вслух и повернулась к нему лицом.
Глядя в голубые внимательные глаза, не чувствовала ничего, кроме желания самой дотрoнуться до него пальцами, губами, всем телом, будто припасть к его силе, впитать в себя яркую энергию. Он прищурился на мгновение, крылья носа чуть вздрогнули, и через секунду я была уже у него на руках. Лицо оказалось так близко, что стали видны темно-синие черточки в радужке его глаз; ямочка на подбородке манила — хотелоcь прикоснуться к ней. Не было страха, стеснения, сомнений. Даже время перестало существовать.
— Ты такая легкая, просто невесомая.
Говоря эти слова, преoдолел расстояние до дивана и поставил меня на него. Мы оказались одного роста. В голове молнией сверкнуло, что я пожалею о содеянном, но останавливаться? Нет, я cама так решила.
Εго руки медленно поднялись к пуговицам моего пиджака. Бровь чуть изогнулась, словно задавая вопрос, не передумала ли я. Ответом стали мои ладони на его груди. Пальцами ощутила, как сократились сильные твердые мышцы. Мы словно слепые на ощупь изучали друг друга. Одежда падала к ногам, напоминая осенние листья. Ничего не осталось, тела были обнажены. Лишь янтарь в золоте продолжал согревать, даря смелость и жажду жизни. Мне казалось, что вокруг нас нет ничего, даже музыку я больше
