Жена без срока годности - Ольга Горышина
Выдохнул?
— Пока не забыла.
Я вытащила из сумки сложенную пополам папочку из прозрачного зеленоватого пластика.
— Апостиль на обратной стороне, — проговорила, когда Андрей уставился на лицевую часть документа. — Самолично ездила в Сакраменто за печатью к секретарю штата. Заодно показала Леше чучу-трейн, — использовала я английского названия паровозика.
Андрей заметно вздрогнул. Потом поднялся, на ходу скручивая папочку в трубочку, чтобы потом сунуть в карман серого пальто.
— Я могу сама сделать копию, если ты утром оставишь документ у секретарши. Ну или у вахтера. У вас же есть проходная.
— А пообедать со мной не сможешь? Или ты не ужинаешь тоже? — Андрей медленно опустился на стул. — Кстати, хорошо выглядишь. Не из-за голодания ведь? Как оно там называется?
— Интервальное. Ну, и благодаря ему тоже… Но я не шутила про танцы.
— Положение обязывает? Семейное… — хмыкнул он.
— Я в разводе.
— Да я понял.
— Не понял. Я свободная женщина. Просто Даша не успела донести…
— Я не обсуждаю не пойми с кем своих бывших женщин.
— Только работу им предоставляешь…
Я попыталась улыбнуться, но не успела до конца растянуть губы, заметив на лице Андрея тень.
— А как я мог ее послать? — повысил он голос, да так сильно, что соседи обернулись. — Вывалила на меня все свое говно. Голодные детки, злая свекруха…
— А ты добренький значит… К старым друзьям.
— Я с ней никогда не дружил. А если она заливала, что я выбирал между вами двумя, то врет.
— Только ты никогда не врешь, — прижала я пальцем меню.
— А в чем я тебе врал? Ну… Даже интересно!
Я молчала.
— Забыла?
В его голосе слышалась злость. Не затаенная даже, а такая чисто мужская — рычащая. В таком тоне мы разговаривали с ним в последний раз. Это тот, двадцатилетней давности, не телефонный разговор. Обиделся? Ну… Может, и обидела ненароком, обвинив в несуществующем вранье. Вспомнить действительно нечего. Если и врал, то так искусно, что придраться не к чему. Да и нечего сейчас припоминать старые обиды. А то, что могло быть до свадьбы, вообще не стоит внимания.
— Раньше не врал, — проговорила с извиняющейся улыбкой. — Но раньше у тебя и профессия другая была.
Он хмыкнул. Вот же кабанчик в сером костюме. Сидит тут и хрюкает. Смешно ему!
— Позови официанта уже, — в мой голос само собой пришла нервная громкость. — Ты явно сделал знак не подходить.
— Нет, — говорил Андрей без всякой улыбки. — Просто два доллара в Гугле означают еще и плохой сервис в вечернее время.
Затем улыбнулся, поднял руку, подождал, потом окликнул проходившую мимо девушку в униформе.
— Два американо, пожалуйста. И все.
Официантка кивнула.
— Ты точно ничего не хочешь? — повернулся ко мне с вопросом.
— Я уже ела пирожное. Хватит. По дороге купила йогурт и слойку. Как в студенческие времена.
— Йогурта тогда не было, был фруктовый кефир, — поправил меня Андрей уже с более широкой улыбкой. — Так в каком отеле ты остановилась?
— Я сняла квартиру. Всегда мечтала жить в центре. Вот и поживу недельку.
— Мечтала она… — вспомнил Андрей про злость. — Так что ж остановило? Ах, да… Вспомнил!
Смотрит в упор. Думает, что покраснею. Надеется.
— Твое нежелание подрабатывать после занятий. Вот, что остановило. А дядя денег не давал. На меня… Вот и жили с моей бабушкой, верно?
— Да что ты вбила себе в голову, что тебя в моей семье не любили!
Про то, что не хотел работать, не отрицает… Молодец!
— Кофе здесь всегда так долго несут?
— Нет, Марина, ты уж ответь про дядю…
— Вот только не надо его защищать, — проговорила, чуть поджав губы. — Он в твоей защите не нуждается. Так что с кофе? Можно еще отменить заказ? Или просто оплатить. Тебе, думаю, не стоит пить кофе на ночь. Завтра все же рабочий день у тебя. Ну и я планирую хоть пару часов сегодня поспать.
Андрей сунул руку в карман, но прежде чем раскрыть бумажник, спросил:
— Не помнишь, сколько стоит?
— Двести пять. У меня хорошая память на цифры.
— У меня тоже, — зыркнул он на меня злее прежнего.
Бросил на стол пятьсот рублей и преградил мне подход к вешалке.
— Цветы берешь?
— Беру! — чуть ли не выплюнула ему в лицо.
— Тогда я тебя подвезу.
— Это три шага отсюда.
— Тогда провожу.
Я не стала тянуться за курткой — поняла, что не получу ее.
— Я ухожу, потому что разговор исчерпал себя, — говорила я самым спокойным своим тоном. — Я донесу цветы. Без вазы они ничего не весят.
К цветам тоже не подойти — везде он!
— Тебе сложно со мной десять минут пробыть?
— А тебя дома не ждут? Нет? Совсем? — совсем потеряла я спокойствие.
А он стоит и смотрит. Только взглядом это не назовешь — игла, в самое сердце. Я даже дернулась. Назад. Но мои вещи были впереди, увы…
— Ты от ответов не уходи. Пять шагов рядом со мной не сделать? Стыдно?
— А тебе со мной? — рычала я тихо, но в ушах собственные слова отдавались слишком громким эхом.
— Мне — нет. И никогда не было. Это ты променяла меня на другого. Точно ждала, чтобы я за дверь вышел.
— Это ты, знаешь ли, променял нас на место под дядиным крылышком. И даже не поинтересовался, заработала я на крышу над головой твоему сыну или нет. А плевать! После этого, извини меня, о каком таком браке может идти речь?
— Полторы штуки тебе было мало? Мы платили тысячу двести. Допустим, они подняли цену, но не больше десяти процентов, верно?
— Они не повысили, но садик стоил полторы. Бензин, конечно, тогда был дешевый. Доллар девяносто девять, ты такое еще помнишь? — нервно хмыкнула я. — Ну и есть мы что-то должны были. У меня чистыми три тысячи выходило, под завязку. Ты прекрасно знал, сколько тестеры получают. Особенно в первый год. С математикой проблемы? Или с ответственностью? Или гены? Раз тебя мать вытащила одна, то и я справлюсь!
Он не опускал глаз, а я чувствовала, как сердце все сильнее и сильнее опускается в брюшную полость. Я не хотела говорить с ним о деньгах, не хотела строить из себя святую. Ушел так ушел. Не нужно подливать масла в котел его злорадства.
— Ты прекрасно знаешь, что я уехал с сотней в кармане. Я оставил тебе все, что мы сумели отложить. И ты, конечно же, не знаешь, что такое заработать полторы штуки баксов в Питере. Не знаешь? И мне еще что-то нужно было скопить
