Ургайя - Татьяна Николаевна Зубачева
Всё как обычно… И да, и нет. Да, спокойная тишина в доме, знакомые с детства шорохи и скрипы благополучной усадебной жизни, блаженное чувство защищённости, и… и нет, он теперь знает гораздо больше о… да, именно, как сказал отец: об этом все знают, но об этом не говорят. Знай и молчи. Почему? Да потому, что все это знают и тоже молчат. И, как это, да, вспомнил: «Думать ты можешь, что угодно, но говорить должен, как положено». А на уроках «Познания Огня»: «О запретном не размышляй». Мысли путались и расплывались. И последней достаточно внятной мыслью было восхищение отцом, что так быстро, мгновенно всё понял и решил…. Достойно решил. По-офицерски.
В гостиную заглянула Нянька, покачала головой, глядя на спящего на диване среди разбросанных журналов уже не подростка, а почти юношу, и ушла, приказав Милуше:
— Потом приберёшь.
Милуша кивнула.
— Ага, Старшая Мать, — и нерешительно: — Ну до чего ж на Тихоню похож…
— И чего? — строго посмотрела на неё Нянька.
— Ну… может тоже… одна кровь?
— А кто ж знает, у кого и с кем там было, — отмахнулась Нянька. — А парня не береди, вспомнит, так сам вспомнит.
— Ну да, Старшая Мать, — согласилась Милуша. — Мать-Вода сама его вынесет.
И вечер покатился своим обычным будничным, даже обыденным порядком. На обеих половинах всё уже было решено, так что и разговоры тоже самые обыденные.
К радости Тихони, никто его ни о чём не расспрашивал, и спать все пошли как обычно. А что Трёпке дали подзатыльник, чтоб не шастала ночью где ни попадя, так это уж тоже если не в привычку, то не в новость. Как в сок девка вошла, так и начала колобродить, ума-то и раньше не было, а теперь и вовсе кошка-кошкой, да и дурной, вот свезут на переклёпку, взрослый ошейник наденут, тогда и посмотрит хозяин, пускать тебя на расплод или нет, а пока брысь, и чтоб тебя не видно и не слышно было.
А с утра началось… Выезжали затемно, чтобы успеть вернуться к ужину. Гарда Коррант посадил рядом с собой в кабину, честно объяснив сыну:
— Чтобы без меня языком не трепал.
Гард насупился, но подчинился и целых двадцать долей — треть периода — молчал, а потом всё-таки не выдержал.
— Отец…
— И чего? — усмехнулся, глядя на дорогу, Коррант.
— А газета…
— Со мной, — и пояснил: — Управляющим дам почитать, пока Нянька будет детей к передаче готовить.
— А я …
— А ты будешь рядом со мной стоять, смотреть и молчать.
Гард несколько озадаченно кивнул.
— И вот что, — Коррант говорил теперь тихо и очень серьёзно. — Другие статьи этого автора есть?
— Есть, — кивнул Гард. — Целая подборка. Но… только почитать уже полсотни гемов, а насовсем и в переплёте, где вырезки на картон подклеены… сто гемов по знакомству. А то и больше. И… — он замялся, не зная, как объяснить отцу смутное чувство тревоги, — ну, этим такие торгуют…
— Я понял, — перебил его Коррант. — Тогда не связывайся, конечно. Но если вдруг… нет, не надо. Сам приеду и решу. Но ты читал?
— Просмотрел, — вздохнул Гард. — Мы на ночь вскладчину комплект взяли расшитый. Ну и… второпях. Там… там такое есть… Как кровь выкачивают, органы вырезают на пересадку, а кожу срезают… на перчатки и сумочки… Отец… это страшно, в самом деле…
— Значит, и Ведомство Крови ковырнули, — пробормотал совсем тихо Коррант и вздохнул: — Хреново.
Гард ждал пояснений, но отец молчал, хмуро глядя на дорогу.
— А здесь ещё совсем зима, — попробовал возобновить разговор Гард.
— Так мы же Дамхар, — поддержал попытку Коррант. — Провинция. Вот и отстаём от столицы. Ладно, сынок. Это ещё не самое… Бывает и хуже.
— Победа будет за нами, да, отец? — улыбнулся Гард. — А Рыжий говорит, что, кто выжил, тот и победил.
— Фронтовик, — усмехнулся Коррант. — Там этому быстро учатся. Второгодники не выживают, — и вдруг, не повышая голоса: — Нянька, всё подготовила?
— А как же, — откликнулась она из фургона, так что Гард даже вздрогнул: — Всё как положено, так и будет.
— У Тихони узнала что-нибудь?
— До Амрокса он ничего не помнит, — исключающим дальнейшие расспросы тоном ответила Нянька.
Коррант кивнул, искоса посмотрел на сына.
— Подъезжаем. Будь рядом, говори и делай только по моему слову.
— Понял, — Гард невольно напрягся, вглядываясь в показавшиеся засыпанные снегом домишки посёлка.
Гаор вернулся из рейса как раз к обеду. И сначала удивился отсутствию в гараже малого фургона: обычно хозяин для своих поездок брал легковушку, а если на срочный развоз, то почему крепёжные ремни сняты и лежат у стены? И где мальца носит?
Вбежавший в гараж Тихоня сначала получил лёгкую словесную вздрючку за то, что оставил ремни на полу, а не переложил на стеллаж, а то бы и повесил, вон крюки свободные, а на полу они подмокнут… Тихоня с ходу подключился к обычной работе по послерейсовому обслуживанию фургона, сразу сообщив Гаору, что хозяина нету, так что…
— Так что с отчётом успеется, — кивнул Гаор. — Понятно. А куда он умотал, да ещё на фургоне, не знаешь?
— Да тут такое было!
И Тихоня рассказал о телеграмме, приезде Гарда и какой-то газете со статьёй про Амрокс, из-за которой хозяин вспомнил про своих, ну, что от поселковых рождены, а им уже пять есть, вот-вот на сортировку и торги повезут, и поехал забирать их в законные дети…
Гаор внешне небрежно, что далось ему с трудом, спросил:
— А что за газета?
— Не знаю, — вздохнул Тихоня. — Гард из Аргата привёз, так хозяин только хозяйке дал прочитать, и Гарда с собой увёз, чтоб никому не разболтал. И… Старшая Мать про Амрокс, — Тихоня передёрнул плечами, как от озноба, — приходила спрашивать, ну, что я помню. Я и честно сказал, что до него ничего не помню. И про электроды рассказал, ну, как через них память выжигают.
Гаор кивнул, старательно, даже со злостью отгоняя мысль, что аргатская газета — это «Эхо», а статья про Амрокс — его. Нет, не бывает таких удач. Но… ох, лишь
