Вокруг Света - Журнал «Вокруг Света» №04 за 1989 год
Проводя очищение при помощи можжевелового дыма, охотники, чтобы завоевать благосклонность Царицы фей, в ночь перед охотой не должны прикасаться к женам. Группа охотников удалялась на ночь в отдельный дом, принеся перед этим на алтарь Бабалашена фигурки козла, сделанные из сливочного масла и ячменной муки.
— Масло, разумеется, из козьего молока,— уточнил один из моих собеседников.
Снова упоминание об этом странном табу народа минаро! Как и у минаро, живущих на берегах Инда, у минаро Заскара корова считалась нечистым животным. Ее мясо и молоко в пищу не употреблялось. Минаро должны даже проходить обряд очищения, если прикоснутся к корове или яку, когда занимают их у соседей другой народности для обработки полей. Для минаро корова — самое нечистое из всех созданий, и это удивительное табу запрещает даже носить одежду из ячьей шерсти и обувь из кожи яков и коров. Подошвы башмаков у минаро сделаны из козьей кожи. Нельзя также растапливать очаг ячьими кизяками, что, надо отметить, создает немало трудностей — ведь речь идет об основном виде топлива в этой местности.
Все это удивительно для людей, живущих на территории Индии, где эти животные считаются священными! Минаро же испытывают прямо-таки настоящее омерзение к корове. Может быть, описанные обычаи — свидетельство исключительной давности происхождения народов минаро?
Тем не менее, продолжая расспросы, я обнаружил, что большая часть мужского населения Гиагама, Хамелинга и Ремалы отважилась нарушить табу и употребляла говядину и коровье молоко. Семьи отступников не желали делить с ними очаг, и поэтому пища для них готовилась в отдельной посуде и на отдельном костре. Жены осмелившихся нарушить табу вынуждены были готовить два обеда — «чистый» и «нечистый». Впрочем, посуду после своего «нечистого» обеда мужья отправлялись мыть сами — женщины не желали лишний раз прикасаться к оскверненным предметам.
К козам, в особенности к диким горным козам, отношение было совсем другое. Ведь даже перед охотой на них минаро должны были пройти сложную процедуру очищения, чтобы не разгневать Царицу фей убийством ее животных.
— И как же вы охотитесь? — спросил я у одного из своих новых друзей.
— Чаще всего с ружьем. Но бывает, что кто-то отправляется на охоту с луком или арбалетом. В каждой семье есть хотя бы один лук. Некоторые делают сейчас луки из дерева, но хороший лук можно сделать только из рога горного козла.
Главной проблемой было решить: являются ли сегодняшние минаро потомками исконных обитателей здешних мест? Могут ли они быть последними могиканами того белого народа, который охотился в этих краях еще в каменном веке, покрывая рисунками здешние скалы?
К десяти часам утра в наш лагерь поднялся Цеван Риндзинг. Этот невысокий человек с треугольным лицом, кожа которого была выдублена горными вершинами и непогодой, считался в поселке одним из самых мудрых людей. Позднее я узнал, что он был «лабдраком», то есть служителем местных божеств.
Не теряя времени свой первый вопрос я задал о происхождении наскальных изображений.
— Да,— ответил Цеван,— их делают по возвращении с охоты. Это нужно, чтобы отблагодарить Бабалашена, бога гор.
— И до сих пор? — недоверчиво поинтересовался я.
— Да, и до сих пор, хотя сейчас мы охотимся на козлов очень редко.
— Но,— возразил я,— некоторые из этих рисунков сделаны явно очень давно!
— Да, очень давно,— лаконично подтвердил мой собеседник.
Я не мог до конца поверить услышанному и через некоторое время вновь вернулся к начатой теме.
— После охоты,— объяснил в ответ Цеван,— рисуют козлов в знак благодарности за посланную удачу. Этот рисунок посвящается Бабалашену, богу удачи, хозяину стад и повелителю природы. Когда нам улыбается удача и мы добываем козла, мы возлагаем его рога на алтарь Бабалашена или на алтарь богини плодородия Аби-Лхамо, святилище которой находится рядом.
Чуть позже Цеван показал мне, как наносится рисунок на камень. Он взял острый обломок и быстрыми ударами нанес на поверхность камня изображение горного козла.
— Очень просто. Видишь? — пояснил Цеван.— Сначала рисуешь крест в форме буквы X, потом — переднюю ногу, соединяя левые концы буквы, а потом таким же образом — заднюю ногу. Затем добавляешь две недостающие ноги и, наконец, голову, хвост и рога. Всегда в этом порядке.
Похоже, я оказался первым человеком, берущим урок рисования в стиле каменного века! Урок этот был тем более увлекательным, что рисунок Цевана в точности соответствовал тому, что специалисты называют битриангулярным стилем. Я получил представление о самом древнем виде изобразительного искусства всех времен. Каким-то чудом козлы, нарисованные таким способом, выглядят одинаково живо и даже элегантно — независимо от того, как начертишь начальное X.
Оценивать полученные данные было тем не менее еще рано. Мы знали, что в этих местах живет народ, который до сих пор наносит на скалы изображения козлов, и были известны причины появления рисунков. Похоже, что это был ключ к пониманию не только местных наскальных рисунков, но и аналогичных изображений в Европе, относящихся к каменному веку. Охваченный нетерпением, я принялся расспрашивать Цевана о приемах охоты его народа.
— Не было ли у вас раньше стрел с каменными наконечниками? — задал я наивный вопрос.
— Да, были, только давно. Мы их находим еще иногда в горах, а еще находим старые наконечники из металла.
Этот ответ меня прямо-таки ошеломил. Будь они из кремня, железа или меди, находкам приписывалось бы сверхъестественное происхождение. Эти «громовые камни» — не что иное, как стрелы, которые выпускает дракон, ревущий на небесах во время грозы, гласят тибетские легенды. А для минаро эти предметы не заключали в себе ничего сверхъестественного — это были просто наконечники стрел, потерянные их предками на охоте в давние времена.
Так, совершенно неожиданно, мы не только обнаружили в Заскаре древнее поселение минаро, почти не изменившееся за века, но и смогли связать их сегодняшние обычаи с самым распространенным во всем районе Гималаев видом искусства каменного века — изображением горного козла. Мы находились перед чудесным открытием: в Гималаях жили люди, относящиеся по языку к индоевропейцам, а по традициям — к каменному веку. Быть может, мы обнаружили наше собственное прошлое, сохранившееся здесь в неизменном виде? А если минаро появились в Гималаях позже и усвоили обычаи другого народа, жившего в этих местах до них?
Страна восточных амазонок
Я решил еще некоторое время прожить в Каргиле, чтобы побеседовать с теми минаро, которые прибудут сюда по своим торговым делам. Первым делом я отправился на базар. Мне, конечно, нужен был не керосин или какой-нибудь другой привозной дефицит, мне нужна была встреча с минаро. Я знал, что отличить их от монголоидов-ладакхов несложно. Гораздо сложнее распознать минаро в толпе западных туристов.
На базаре в глаза мне бросились сразу два минаро: ребенок — неряшливый мальчишка с цветком на голове — и его отец. Я медленно, украдкой стал пробираться к ним. Широко улыбаясь, как делают все, кто имеет сомнительные намерения, я сунул мальчишке в руку конфету. Контакт был найден.
— Вы минаро? — спросил я у его отца, который осторожно огляделся по сторонам, будто пытаясь определить, не следит ли за мной полиция.
— Да,— ответил он.
— Прекрасно,— отыскивая в кармане вторую конфету, сказал я и сунул ребенку другую конфету.— Вот так удача! Вот и подружились! — твердил я, стараясь изобразить на лице искренность.
Я тогда совершенно не знал, что минаро — люди довольно осторожные, полностью лишенные наивной доверчивости, отличающей большинство тибетцев. Бросив короткое «джулай», мой минаро с широкой улыбкой на лице развернулся и быстро зашагал прочь вместе с сыном, уплетающим мои конфеты.
«Следующего не упущу»,— сказал я себе твердо. Но, несмотря на все усилия, в это утро я не встретил больше ни одного минаро, хотя базар был заполнен приезжими до отказа. Несколько недель жизни в Каргиле научили меня разбираться в еде. Последними фруктами, которые я ел, были сушеные абрикосы, но с тех пор прошел уже месяц. Свежий виноград манил неудержимо. Я наконец решился и купил несколько гроздей с мелкими, еще не вполне созревшими ягодами размером с чернику. Тут появилась новая дилемма: мыть или не мыть виноград, поскольку ясно, что в местной воде бактерий больше, чем в базарной пыли! Поразмыслив, я решил просто-напросто обтереть виноград полой рубашки, вполне подходящей для этой цели, и уже приступил к этой процедуре, как вдруг появился мой знакомый минаро со своим отпрыском, который играл фантиками, оставшимися от моих конфет.
Он направился прямо ко мне, недоверчиво улыбаясь: