Вокруг Света - Журнал «Вокруг Света» №06 за 1972 год
Я отказывался верить, что нам удастся увидеть моржей. Пусто, невероятно пусто было вокруг. И вдруг Тынклин дал знак остановиться, выключить мотор и плыть на веслах. Но оказалось, что это всего-навсего лахтаки. Два спящих черных зверя вскинули головы, едва носы байдар толкнулись о льдину, и с необычайной резвостью — а в каждом из них было, наверно, килограммов двести-триста — запрыгали к воде и мгновенно скрылись. Но чукчи не зря говорят: ищи моржей, если нашел лахтака. Ульвелькот ничего не увидел в бинокль, но, повертев головой, уверенно указал сторону, в которой были моржи. Он услышал едва слышный рев. Азарт вселился в охотников. Нерпа шарахнулась из-под днища, на нее даже не взглянули. Рая заметила медведя и умоляюще смотрела на отца, показывая туда рукой. Медведь, прячась от кого-то за льдинами, повиснув на торосах, как на заборе, так увлекся подглядыванием, что не замечал приближающиеся байдары. «Моржей пугает, скоро моржей увидим»,— улыбаясь, говорил Ульвелькот ласково, отказываясь выполнить желание дочери. Медведь наконец расслышал странные звуки. Подскочил, будто подброшенный пружиной, обернулся, рванулся вперед и свалился в воду. Бешено работая лапами, срываясь, выбрался на льдину и, подкидывая задом, побежал, на ходу отряхиваясь, рассыпая тучи брызг. Рая смеялась. Едва байдары приблизились к тому месту, где он только что вертелся, все увидели моржей. До них было еще далеко: темные, едва различимые точки. Но они уже заметили нас, подняли головы, забеспокоились. Моржи расположились на трех льдинах. Ульвелькот показал Тынклину рукой на самую маленькую кучку, тот едва заметно кивнул.
Из черных силуэтов моржи превратились в красновато-золотистых, удивительно объемных, невероятно живых зверей.
Мы подходили к моржам первыми. Несколько моржей соскользнули со льдины, и теперь они плавали рядом. Но с десяток продолжали стоять, напряженно опершись ластами о лед, высоко подняв шеи, покачивая головами с кинжальными бивнями. Мотор на нашей байдаре заглох. Ульвелькот в растерянности поливал его водой из кружки, и тот шипел как раскаленный утюг. Байдара Тынклина догнала нас и потащила на буксире. Мы оказались сзади, Ульвелькот смущенно держал в руках ружье. Он потерял право на выстрел. Тынклин вполне в этот день заслужил его, и он знал это. Остановив мотор и дав байдаре успокоиться, он снял шапку и прошел на нос своей байдары. Его теперь отделяло от моржей каких-то десять метров. Стало тихо. Слышно было только, как, словно перекликаясь, коротко, горловым голосом взревывали моржи. Я смотрел на этих удивительных зверей, продолжавших стоять на ластах с высоко поднятыми головами, сжавшихся в кучу, не знавших страха, не боявшихся людей. Я видел, как убегают от человека лахтаки, нерпы, песцы, медведи, — эти же не были даже похожи на зверей. Моржи для чукчей были как домашние животные, чем-то вроде морских свиней. Вся трудность была в том, чтобы разыскать их в безбрежном просторе ледяного пастбища.
После того как прогремели выстрелы и два моржа утихли на льду, остальные чинно сошли в воду и пропали. Словно посовещавшись там, под водой, все стадо вдруг всплыло около наших байдар. Моржи сопели, сжимая и разжимая ноздри. Им ничего не стоило раскромсать своими клыками байдары, но звери, посопев, пропали в воде и больше не показывались. Только лахтак, высоко выпрыгивая из воды, все норовил взглянуть, что же произошло с моржами.
Чукчи готовы были плясать от радости. Тынклин скинул малицу и первым вонзил нож в тушу моржа. Все чукчи, надрезав кто ласт, кто кожу на туше, вцепились в моржа и под крики: «Ёх-хо, ёх-хо, ёх-хо...» — напряглись и выволокли тысячекилограммовую тушу на середину скользкой льдины. Откуда столько силы у них взялось! Двадцать минут — и первый морж был разделан, еще двадцать — и то же самое произошло со вторым. Рая, поблескивая сережками, орудовала ножом не хуже мужчин. Ничего не осталось на льдине, все до последнего кусочка чукчи загрузили в байдары. Тынклин, сразу как-то сникнув, ссутулившись, пошел к зеленой пресной луже на льдине — снежнице — мыть руки. Нагнувшись, он вдруг произнес что-то по-чукотски, и охотники стали прыгать по байдарам, как пожарники, услышавшие сигнал тревоги. Рая попала в байдару Тынклина. «Что стоишь, быстрее в байдару!» — заорал тот на меня. Очутившись в байдаре, я увидел, что соседняя льдина, до этого находившаяся довольно Далеко от нас, приблизилась и продолжает приближаться. Тихо, бесшумно, как привидение. Не заметь ее Тынклин вовремя, и она раздавила бы тяжело груженные байдары, как скорлупу.
Ульвелькот одним рывком шнура завел на этот раз мотор своей байдары, а Тынклин что-то замешкался. Мешкать было нельзя, коридор между льдинами сужался. Ульвелькот бросил в байдару Тынклина клубок сыромятного ремешка. Рая схватила его, намотала на руку, уперлась в днище, Ульвелькот опустил в воду мотор. От толчка Рая упала, застряла на носу, сжатая бортами байдары, но ремешок не выпустила. Огромная байдара Тынклина, медленно набирая скорость, двинулась следом за нами. Рентытувги перехватил у Раи ремешок. Едва мы выскочили, коридор за нами захлопнулся. Льдины сошлись и со скрежетом поползли друг на друга. Чукчи, как обычно, не разговаривали. Тынклин запустил мотор.
Что-то непонятное происходило с морем. Льдины, словно армада, снявшаяся с якорей, двинулись все разом. Узкая голубая полоска, которую я подметил вначале на горизонте, разрослась, стала шире. Темные полосы снега, падавшие отвесно с кромки туч, там, у воды, взлетали почти под прямым углом. Ветер. Шел большой ветер. Льдины первые почувствовали его. Байдары шли как на гонках. Сначала мы с Ульвелькотом были впереди, потом Тынклин догнал нас, лицо его было невозмутимо-спокойно, он курил свою папироску, потом он обогнал нас и продолжал медленно, но неумолимо удаляться. Наконец мотор на нашей байдаре не выдержал и заглох совсем. Стало тихо, я услышал всплеск волн и завывание ветра. Ульвелькот молча поливал мотор водой. Пролетели над головой черные птицы. Торбеи. Еще их разбойниками называют. Я видел, как они гоняют чаек, пока те не отрыгнут корм, который носят в зобу птенцам. «Подлые птицы, — сказал Ульвелькот. — Нерпу на льду оставишь, часа не пройдет, а они уж глаза выдерут». Одна из птиц, вращая башкой, пошла над байдарой кругами.
«Обернется или не обернется Тынклин?» — думал я, напряженно вглядываясь в удаляющуюся байдару. Я хорошо видел его спину, он стоял, положив руку на кривой руль. В такой кутерьме надо смотреть в оба: проглядишь — льдина, спрятавшаяся под водой, может вспороть днище; а уже поднялась мелкая волна, вода была черная. Ползущая льдина медленно закрыла его байдару от нас. Мы взялись за весла. «Пока не остынет, не заведется», — пояснил Ульвелькот.
Обойдя льдины, мы увидели возвращавшегося обратно Тынклина. С тем же отрешенным лицом он сделал длиннющий разворот и, приблизившись к нам, подхватил нас с ходу на буксир и потащил к дому. Когда Ульвелькот заводил мотор, он не отпускал нас, и байдары шли как коренник с пристяжной, набавляя скорость. Уже где-то на полдороге стало ясно, что от шторма мы уйдем.
Так и вошли, голова к голове, наши байдары в бухту. По бухте гуляли барашки. Но шторм разыгрался ночью. На чистом звездном небе полыхало холодным светом зеленоватое сияние, от ветра сотрясались окна, рокотал прибой. Перевернутые вверх днищем лежали на берегу байдары, а в домиках чукчей окна были темны.
В. Орлов, наш спец. корр.
Люди и море
Старые клыки украшены чаще всего сценами охоты — в охоте заключалась вся жизнь чукчей. Но жизнь менялась. Однако, как и прежде, чукотские косторезы считают, что на кости следует изображать только то, что окружает их. «Если у меня появилась ванна, то и ее обязательно надо зарисовать», —считает один, из них, Туккай. Клык, расписанный такими сценами, — произведение искусства, подчас великолепное. К тому же, глядя на эти сцены, можно совершенно точно и со всеми деталями узнать, как и с какой стороны следует подойти к зверю на охоте, куда надо стрелять, чтобы убить зверя наповал, как скорее и лучше разделать тушу... Если у современного охотника вдруг появилось бы странное для нашего времени желание научиться убивать моржа копьем, как это делали его далекие предки, то даже это он мог бы сделать, разглядывая клык.
Холодная земля чукотского побережья с ее вечной мерзлотой хорошо сохраняет предметы древних культур, словно специально сберегая их для потомков. Найденные учеными вещи из кости говорят, насколько искусны были древние охотники побережья. Гладкие, обтекаемые формы скульптур как бы омыты, отшлифованы волнами холодного моря.
Излюбленные изображения в чукотском искусстве резьбы — морские звери. Удачная охота означала сытую жизнь, обилие моржового мяса, теплое жилище, покрытое моржовыми шкурами, свет от жирника, наполненного тюленьим салом; неудача же грозила голодной смертью в холоде и темноте.
