Пария - Энтони Райан
– Здесь пропускают только горожан с хорошей репутацией и учёных с пропуском, подписанным советом старейшин, – сказал мне крупный охранник в ответ на вежливый вопрос, почему я не могу войти. Он прищурился и подозрительно нахмурился. – Ты ведь учёный?
– Писарь, – ответил я. – Из роты капитан-стремящейся Эвадины Курлайн, если точнее.
Он чуть смягчился, но только совсем чуть-чуть.
– Всё равно, войти нельзя, – сказал он, многозначительно положив руку на меч. – А теперь уходи, и в будущем держись окрестностей святилища. Не все такие добрые, как мы.
Я не из тех, кто преследует безнадёжные цели, а потому вежливо склонил голову, развернулся и спустился по широким ступенькам, ведущим к дверям библиотеки. Либо строителей не заботили удобные пропорции, либо эту лестницу породила эпоха, когда люди были значительно выше, поскольку требовалось хорошенько сосредоточиться, чтобы пройти по ступеням, не грохнувшись на задницу. Я настолько сконцентрировался на успешном спуске, что не заметил, как рядом остановилась стройная фигура.
– А я-то думала, тебе нет дела до старых слов на старой бумаге.
Я остановился, повернулся и увидел юную женщину со светлыми волнистыми волосами, типичными для большинства здешних женщин. Её пронзительно-синие глаза, смотревшие на меня, сияли весельем и узнаванием. Она была в простом коричневом платье под серой шалью, но, как и охранники библиотеки, носила белую перевязь на груди.
– Вижу, ты обманул палача, – продолжала она. – А теперь ты последователь Помазанного Капитана. Удивительная судьба для того, кто однажды насмехался над верованиями наивной девочки.
Упоминание палача и блеск весёлой укоризны в её глазах нужным воспоминанием развеял мою озадаченность. Та ночь в лесу, после того, как Декин убил мечом аскарлийца, та ночь, когда я встал между Эрчелом и его жертвой.
– Беррин, – сказал я.
– Значит, помнишь. – Её улыбка расплылась ещё шире. Она спустилась на одну огромную ступеньку ниже и подошла ко мне, глядя мне в лицо. – Ты не совсем такой, каким я помню. Твой нос, кажется, был тогда намного прямее.
– Это так. – Я формально поклонился. – Элвин Писарь из роты Ковенанта.
– Писарь и солдат? Ты и тогда был странным, а сейчас, похоже, стал ещё страннее. А что сталось с вашим вожаком – с тем бородатым здоровяком? Мне всегда казалось, что я о нём ещё услышу.
«Его звали Декин. И я смотрел, как он умер за свои амбиции».
– Среди живых его уже нет, – сказал я. – А его легенда в каком-то роде продолжает ходить на юге.
Она вежливо шевельнула плечами.
– Скейнвельд тоже получил славу, о которой мечтал, когда мы вернулись в гельд. Мои прежние товарищи сочинили отличную историю о его храбрости и смерти от южного чудища. А меня от этого стало тошнить. И когда они начали последнее восстание, я не захотела в нём участвовать.
– Значит, больше никаких Скард-райкенов? – спросил я. – Никаких альтваров?
– В жизни наступает такой момент, когда нужно отбросить детские представления, или придётся жить дураком. Ну, или тебя привяжут к булыжнику и сбросят во фьорд, где нынче и лежат Скард-райкены.
Она помолчала, обернувшись на вход в библиотеку.
– Сказали отвалить, да?
– Я всего лишь бедный писарь, который хочет развить свой разум. К несчастью этой причины, видимо, недостаточно, чтобы позволить мне войти. – Я присмотрелся к её перевязи и странным письменам, вышитым на ткани. – Как я понимаю, это какой-то знак отличия?
– Лента Знаний означает, что я верный служитель совета старейшин и бесценной Библиотеки Эйрика, их самого священного сокровища. Я работаю здесь, во всяком случае в то время, когда проверяю счета разных торговцев, чтобы они наверняка платили все подати.
– Сборщик налогов? – Я снова поморщился. – В Шейвинской Марке их часто считают хуже разбойников и еретиков.
– У этой работы есть и преимущества. И к тому же, я всего лишь считаю, кто что должен. Самим сбором занимаются старейшины и их стражники. – Она снова оглянулась на двери библиотеки и подошла поближе. – Прости мне подозрения, Элвин Писарь из роты Ковенанта, но готова поспорить, что ты хочешь получить здесь куда больше, чем просто развитие своего разума.
Я скупо улыбнулся и спустился на одну ступеньку, решив, что пора уходить. Эта женщина казалась намного менее закрытой и обиженной версией юной себя, не говоря уже о её чрезвычайной привлекательности, но её талант к прозрениям оставался таким же острым, как и прежде.
– Я и так уже сильно тебя задержал…
– Я могу тебя провести. – Она наклонила голову, весело изогнув губы, а её живые немигающие глаза оценивали мою реакцию. – Если захочешь.
Я помолчал, взбалтывая в голове все свои невеликие знания о ней, и с привычной быстротой взвешивая опасность и награду. «Пока что она слишком дружелюбна. И если ей нужны монеты, то столь умная душа легко обдерёт местных торговцев в обмен на снижение податей». Итак, я не знал, чего она хочет, но то, чего хотел я, было так близко, и потому стоило рискнуть.
– Это предложение и щедрое, и приятное, – сказал я. – Но такая услуга поднимает вопрос, что ожидается взамен.
– Всего лишь честный ответ на один вопрос. – Она шагнула назад и снова улыбнулась, едва заметно кивнув головой в сторону западной стены библиотеки. – Там есть лестница, ведущая вниз к маленькой двери. Будь там час спустя после полуночного колокола.
– А твой вопрос? – спросил я, когда она стала подниматься дальше по огромным ступеням.
– Разве не очевидно? – Она рассмеялась, с натренированной лёгкостью шагая вверх. – Я хочу знать, что ты ищешь.
ГЛАВА ТРИДЦАТЬ ПЯТАЯ
У Эйн была привычка петь, когда она готовила, голосом высоким, но совсем не противным. Она иногда довольно мило исполняла старые песни, вроде «Баллады о Ястребе, Гончей и Даме», но чаще пела свои сочинения, которые варьировались от мелодий без слов до загадочных стихов из фраз, соединённые лишь по той причине, что они рифмовались.
– Гельдиец топор поднял, – пела она, нарезая лук в котелок. – Ткачиха бежит от грозы. Мужчина встал в лодке, а охотник содрал шкуру со старой козы….
Она взяла на себя обязанности повара нашего отряда ещё на марше до Фаринсаля. До неё этой работой занимался я, пока общее мнение не склонилось
