Ургайя - Татьяна Николаевна Зубачева
— Будет исполнено, — вежливо склонил голову дворецкий.
Юрденал положил на столик лист с инструкцией и, не поглядев на сына, вышел.
Таур вежливо, но без малейшего признака подобострастия, что, впрочем, было всегда для него характерно, посторонился, оглядел комнату, скользнув взглядом по распростёртому на кровати и укрытому до подбородка одеялом телу, переключил верхний свет на ночничок и так же покинул спальню теперь уже бывшего — ибо по древним законам ставший ущербным теряет все права, это банкротство и финансовая недееспособность ещё оставляли шансы вариантов и лазеек, но кастрация необратима — наследника рода Юрденалов. Предстояло много работы, но Таур уже прикинул в уме порядок действий и был уверен в успехе.
Вернувшись в свой кабинет, Яржанг Юрденал с усилием, никак внешне не заметным, заставил себя сесть за стол и продолжить ежедневную запись в личном дневнике, подводя итоги дня.
Правило, которому он не изменял уже очень много лет, с детства, когда, только-только узнав буквы, стал вести дневник. Тогда же он изобрёл свой шифр для особо конфиденциальных записей и со временем усовершенствовал его. Но даже в шифре он позволил себе только краткое: «Я — единственный», как когда-то после смерти отца: «Я — первый». Да, других Юрденалов больше нет и не будет. Но кто и — главное — зачем нанёс этот удар? Враг рода? Но такому выгоднее убить его и оставить жизнь никчемному официальному наследнику. Личный враг? Да, таких много, но ни один из тех, кого он знает, не смог бы так точно и чисто ударить. Нет, сами исполнители ясны, достаточно было увидеть мешок, не самоделку, а табельное обеспечение спецвойск для спецопераций. И те немногие крупицы информации, которые удалось выбрать из истеричных воплей… да, щенка, был щенком и останется им, даже не псом, не говоря уже о волке. Так сработать могли только… свои. Да, это его школа, его выучка, но кто? Кто посмел отдать такой приказ, и чей приказ был так тщательно, даже скрупулёзно выполнен? Ясно, что продумывали и просчитывали не эти… безмозглые по сути, как называли таких телохранителей и палачей в Тёмные века, «рукоятки мечей». Вряд ли они даже знали, кого обрабатывают, им просто указали цель и выдали чёткую инструкцию, которой они пунктуально, как их надрессировали, и следовали. Надо искать голову. Но над этим подумаем отдельно. И не сегодня. «Отрезанное обратно не пришьешь», — старая мудрость, так что спешить и принимать не до конца продуманные решения, а потому с неясными последствиями, незачем.
Яржанг Юрденал закрыл дневник, с привычной тщательностью убрал свой стол и покинул кабинет.
Когда он прошёл в свою спальню, Таур разрешил слуге, дежурившему в каминном зале у очага родового огня, идти спать. Конечно, вероятность, что генерал пожелает вознести молитву Огню, была невелика, но подстраховка всегда необходима.
Орртен затих и окончательно погрузился в сон. А дворецкому предстояло ещё только завершить рабочий день: последний проверочный обход и подведение итогов.
Обычная квартира-гнездо в обычном многоквартирном доме
Столь поздний и — главное — вне графика звонок доверенного лица означал экстраординарность события. Выслушав спокойный, чёткий, одновременно и краткий, и обстоятельный доклад, Гравинг Ремниш столь же кратко и чётко поблагодарил и положил трубку. И несколько долей сидел неподвижно, осмысливая услышанное.
Да, этого он не только не готовил, но и не ожидал, и даже не планировал, нет, не мечтал. Приказывая дворецкому Орртена поспособствовать удовлетворению игровой страсти наследника Юрденала, рассчитывал максимум на дополнительную дискредитацию генерала, как неспособного управлять собственной семьёй, не более. А получилось… И кто бы это ни сделал, он… он отблагодарит его. Хотя бы тем, что пресечёт любое расследование инцидента. Но генерал Юрденал достаточно умён и труслив, чтобы не поднимать шума и постарается сохранить всё в тайне. Разумеется, не будем мешать, тем более, что чем ревностнее хранят и прячут правду, тем более красочные и распространённые слухи расходятся кругами по воде, становясь даже не правдой, а истиной, и слух, сплетню удержать и запретить невозможно. И тоже не будем ни помогать, ни пресекать. Пусть… «дядя» хлебнёт по полной.
Гравинг встал и подошёл к кабинетному камину, и как впервые прошёлся взглядом по ряду фотографий на каминной полке. В центре он сам, в парадной форме со всеми орденами и наградными значками. Да, форма неброская и наград не так уж много, но в родной Тихой Конторе — кстати, очень точное и ничуть не обидное прозвище, вполне приемлемое — не принят внешний блеск, и парадную форму, как правило, хранят в шкафу, надевая в исключительных и потому очень редких случаях. И к тому же, у него ещё всё впереди. Слева выстроились фотографии родни по материнской линии, включая в нарушение правил и портрет матери, скромно задвинутый за фотографию её брата. А вот дядя при полном параде, ушёл в отставку главой отделения, в шаге от места Главы всего Управления. Мир его праху, да будет ему светло за Огнём. «Не спеши, и ты увидишь, как мимо твоего дома несут труп твоего врага». Да, дядя, по твоему совету, так и выходит, благодарю тебя за всё, что ты сделал для меня. Именно ты начал заботиться обо мне ещё до моего рождения. Ты настоял на заключении официального «договора о бастарде» и убедил и мать, и отца не афишировать его. И мама выжила, потому что о ней просто не знали. И опять же ты настоял на анализе крови сразу после моего рождения, а полученное свидетельство Ведомства Крови об установленном отцовстве так же положил в личный архив и опять же убедил маму не объявлять, не претендовать на что-либо из наследства отца, чтобы там, на той стороне, не знали, не подозревали о нашем существовании. И оформил — что тоже было не легко и не просто — мою принадлежность семье Ремнишей, дал мне образование и профессию, воспитал меня, удерживая от необдуманно ранних попыток мести. Спасибо, дядя. Теперь я понимаю, насколько ты был прав и дальновиден и недаром считался одним из лучших аналитиков стратегического направления. «Не делай всё сам, найди того, кто сделает это за тебя, и не мешай ему». Так и будем.
А теперь… Гравинг перевёл взгляд на правую сторону. Здесь всего две фотографии и несколько копий старых и даже старинных гравюр. На первой молодой смеющийся мужчина, небрежно облокотившись на крыло самолёта, держит
