Петля - Артём Артёмов
Мысль о Павлике колыхнула в груди тупую боль и отчаяние. Она медленно потянула тяжелую рукоять из кармана, подержала на ладони.
А потом, почти бездумно, щелкнула кнопкой, выстреливая лезвие, и быстрым сильным движением полоснула по висящей петле. С первого раза прочная веревка не поддалась, и она взмахнула ножом еще раз, превращая приглашающее кольцо в два неровных хвостика, которые озадаченно покачивались теперь под бесполезной петлей.
— Пошел ты, понял? — прошипела она сорванным голосом. — Я еще живая.
С сухим щелчком сложив лезвие, она побрела к выходу, сама толком не понимая, что делать дальше. Коридор встретил еще более густой темнотой, чем та, что осталась в кабинете. Она стояла посреди него, быстро теряя то мужество, которое вдруг проснулось в ней на несколько секунд. Впереди была очередная ночь в здании, наедине с неведомой, недоброй силой, которой, как теперь уже было понятно, было абсолютно плевать, что ты делал в прошлом. Ей нужно было, чтобы все, каждый вошедший, сделал лишь то, что сделала в прошлом она сама. Так или иначе.
Тревожное чувство опасности сгущалось вместе с темнотой, заставляло каменеть спину под чувством взгляда откуда-то сзади. Открытая дверь кабинета за спиной вдруг начала вселять в нее обморочный ужас. Мелькнула было мысль вернуться туда и провести еще ночь в знакомом месте, но она тут же отбросила ее. Что с ней будет, если в кромешной тьме она вдруг услышит, как тяжело возится у стенки Макс? Или как снаружи тихо постучит в окно ее Павлик, прося впустить.
Лена мучительно содрогнулась, окончательно теряя остатки мужества. Она почти насильно заставила себя оглянуться, уже ожидая увидеть в дверях чей-то силуэт, но увидела нечто, что напугало ее гораздо сильнее. Ей казалось, что нельзя испугаться сильнее, но как же она ошибалась.
Проем кабинета был пуст, но это не принесло облегчения, потому что неподалеку зияла открытым прямоугольником дверь соседнего. И отсвечивали последними крохами дневного света проемы тех кабинетов, чьи двери она могла видеть с места, где стояла, прижимая руки к спазматически сжимающейся груди.
Все двери кабинетов были открыты. То ли в ожидании, когда она войдет в них сама, то ли в готовности выпустить из них что-то.
«Локти и колени как суставы у паука, в разные стороны торчат, — заговорил в ее голове Максим, — ноги совсем в бедрах вывернуло…»
Нет, это было для Макса. Что выйдет к ней, чтоб подтолкнуть к окончательному решению?
Ее Павлик, страшно изломанный и окровавленный, с острыми осколками ребер, точащими из груди? Понурый Максим с темным пятном на футболке? Или…
Она содрогнулась.
Или ее ждет целый парад? Все, кто когда-либо по неосторожности или любопытству заползал в эту бетонную венерину мухоловку, все они теперь тут. Разбившиеся в отчаянном прыжке с высокой крыши, изрезавшиеся о неумолимые осколки стекол, сломавшие кости в панических метаниях по лестницам или просто тихо испустившие последний вздох, потеряв веру в спасение.
И, конечно, повесившиеся.
Те, кто принял молчаливое приглашение висевшей с потолка петли.
— Я живая, — еле слышно, почти просительно прошептала девушка, не чувствуя силы в этих словах.
Ноги, теперь уже против ее воли, повели ее к двери в кабинет, где когда-то она нашла скелетоподобное тело повешенного. Она не понимала, зачем туда идет, но шаг за шагом приближалась к тускло светящемуся остатками вечернего света проему, ежесекундно ожидая, что там мелькнет чья-то тень. Что из двери ей навстречу, шаркая и подволакивая ноги, выйдет хозяин петли. Может, упрекнет в том, что именно она своей неуместной шуткой и навязчивым любопытством разбудила его? Объяснит, наконец, что именно она — причина происходящего, а вовсе не неосторожные слова и поступки ее спутников?
Но никто не вышел. Все так же обмирая от липкого ужаса, Лена заглянула внутрь и тихо заскулила.
Посреди кабинета с потолка равнодушно висела пустая петля.
Девушка отвернулась и, шатаясь, бездумно поплелась в темноту коридора. Сумерки, окутавшие здание, охватили и ее разум, она плохо помнила, куда и для чего шла. Резь в горле была почти нестерпимой, Лена пыталась сглотнуть или прокашляться, но в итоге просто разрыдалась без слез, издавая те же птичьи жалобные крики. Они кружили в темноте, возвращаясь странным эхом, будто где-то недалеко кто-то еще вскрикивал нечеловеческим голосом, то ли дразня ее, то ли вместе с ней крича от боли и отчаяния.
К своему удивлению, Лена пришла в себя посреди спортзала. Видимо, сама того не понимая, она пришла туда, откуда все начиналось. В темноте двухэтажного зала, рядом с высокими окнами, словно апофеоз всего, что произошло, вместо каната свешивалась с сумрачного высокого потолка веревка с пустой петлей на конце.
Девушка уже без сопротивления поплелась к ней. Старые маты чуть пружинили под ногами, расползшаяся куча истлевшего каната цеплялась за ноги.
Чуть подпрыгнуть, подтянуться…
Лена вдруг вспомнила, что когда-то была одной из немногих девочек в классе, которые могли забраться на самый верх, под одобрительные возгласы физрука. Это было единственным местом, где болезненный страх высоты покидал ее, потому что она не смотрела вниз. Смотреть назад — значит смотреть в пропасть. Это всегда страшно. Она смотрела вверх, туда, где канат был затянут тугим толстым узлом возле потолка. У нее была цель, и она не останавливалась, пока не касалась ее ладонью.
Иссохшие губы болезненно потрескались, растягиваясь в улыбке.
— Я живая, — прошептала девушка петле и, подпрыгнув, схватилась за веревку.
В первую секунду она решила, что ничего не выйдет, что у нее просто не хватит сил. Но они нашлись, появившись то ли из иссушенного, но все же молодого и здорового тела, то ли из тех глубин, которые она и сама-то в себе никогда не подозревала. Раз за разом перехватывая руки на колючей веревке, постанывая от боли в ноющей прокушенной ладони, она снова и снова подтягивала себя вверх. Когда ноги наконец смогли зацепиться за болтающийся нижний конец веревки, стало немного легче.
Иногда Лена, видимо, вновь проваливалась в сумерки сознания, но руки и ноги делали все сами, до тех пор, пока она вдруг не осознала, что висит под самым потолком, глядя на узел. Он был меньше привычного канатного. Руки дрожали от усилий, но пальцы вцепились в веревку мертвой хваткой. Удобнее перехватив слишком тонкую опору ногами, Лена несколько секунд собиралась с силами, а потом разжала пальцы одной руки и осторожно потянула из кармана нож.
Лезвие сухо щелкнуло, выстрелив из узкой прорези в торце ребристой рукояти, рывок тяжелого клинка чуть не вывернул оружие из уставшей онемевшей
