Презумпция любви - Тамара Шаркова
Сказал, закусил губу и отвернулся. Лавров положил руку ему на плечо. Горка отодвинулся. И Константин почувствовал — это не просто обида. Ему давали понять, что он чужой. Продолжать объяснение было бессмысленно.
— Напрасно ты так о Рудольфе… Но, как скажешь, — наконец ответил он растерянно. — На Огородную, так на Огородную. Но денёк- другой тебе ещё придется потерпеть.
Горка передернул плечами, молча развернулся и пошел в «колыбельку». Шел и злился на себя. Он понимал, что должен относиться к Лаврову, как к человеку в его жизни случайному. Но почему- то не мог. И вот теперь и этого человека, как учил Аська, придется выбрасывать из памяти, чтобы жить без ненужных воспоминаний. Лучше бы не приезжал.
Около полуночи Лавров наведался в «колыбельку». Ночь была душной. В окно круглым желтым глазом смотрел месяц. Горка спал на сбитых простынях, неудобно расположившись чуть ли не поперёк кровати. Константин одной рукой приподнял его, другой поправил постель. Когда голова Горки коснулась груди Лаврова, мальчик вдруг открыл глаза и сердито посмотрел на Константина. Тот замер, но уже через мгновенье веки мальчика опустились, он коротко и глубоко вздохнул, и опять погрузился в сон.
Устроив Горку на кровати поудобней, Лавров присел у него в ногах. Посмотрел на его узкую грудь с выпирающими ключицами, несоразмерно крупную голову на тонкой детской шее, худые руки с острыми локтями и вспомнил, как впервые увидел голубиных птенцов. В тот день они с Васькой тайком забрались на чердак Петюни- почтаря, у которого был черный голубь- хохлач с гаремом белых голубок, и увидели гнездо с тремя голыми уродливыми птенцами. Существа вертели тонкими пупырчатыми шейками и раскрывали непомерно широкие желтоватые клювы больших лысых голов с закрытыми выпуклыми веками. Они совсем не походили на пушистых забавных цыплят, и Горке сразу же расхотелось заниматься голубями и ждать пока вот эти маленькие чудовища подрастут и покроются перьями.
"Сейчас, — думал Лавров, — я гляжу на мальчишку с болячками на губах и не чувствую ничего, кроме желания немедленно защитить этого ребенка ото всех бед на свете. Но вопрос в том, сколько в этом нормального мужского инстинкта, а сколько сознания того, что передо мной сын Николая Ивановича. Я же не смотрю так на других несчастных детей. Я, благородный такой, жалею их ровно столько, сколько вижу глазами. В лучшем случае даю «на конфеты», не задумываясь, что на самом деле они с этими деньгами сделают. Так с чего же я злюсь на Рудьку? Для него Горка, быть может, просто пупырчатый голубиный птенец неизвестной породы. Для Васьки тоже. Так чем я от них отличаюсь? К тому же, они в очередной раз доказывают мне, Косте Лаврову, что готовы быть рядом при всех обстоятельствах. А что, кроме неприятностей, я вечно доставляю Рудьке? И что я знаю о Ваське, который в двадцать восемь лет был самым молодым мастером цеха на трубном гиганте, а теперь перебивается случайными заработками? И всё- таки мерзко… отвратительно, когда взрослые мужики ТАК просчитывают, что может получиться, если ты поступишь просто по совести. Дети могут использовать… Люди могут подумать… Какое мне дело до этого! Есть мальчик Горка! И есть я, Константин Лавров! И с чего это мне нужно пугливо оглядываться по сторонам, не примут ли меня за маньяка из подворотни, если я хочу заботиться о мальчишке. Как взрослый мужик о беспомощном ребенке! «Будьте добрыми, насколько можете!»
Уже потушив лампу над своей кроватью, Константин долго не мог заснуть. Вспоминал Деда. Вот у кого сердца хватало на всю школьную ребятню с её детскими грехами. Ведь ангелов среди его подопечных не было. Прямо «святой Калина», как Фелиппо Нери, любимый святой Иванны, прихожанки униатской церкви! «Будьте добрыми, насколько можете»…
Жаль, конечно, но не видать ему, полковнику Лаврову из закрытого города Арзамаса, Италии и не ходить по Риму, и не бывать в церкви Санта- Мария- ин- Валичелла.
В последнюю встречу Иванна плакала и почти кричала:
— Кому нужны ракеты ваши смертоносные, тайны ваши военные! И где вы этим занимаетесь?! В Сарове, в самом святом месте, где монахи диких зверей с рук кормили!
Потом кинулась к компьютеру, нашла фильм о «Божьем шуте» — святом Филиппо Нери:
— Мы с девочками из ансамбля пошли в церковь в Риме, где его могила, пели «Парадизо», и молились там вместе с детьми, чтобы все смогли быть добрыми! Все люди чувствуют себя сиротами, которым нужен кто- то, кто бы сказал: «Будьте добрыми, ну, хоть немного, насколько можете! А я помогу Вам!» Видишь, какой у этого падре взгляд?! Вот какими глазами люди должны смотреть на детей и друг на друга!
Он тогда не удержался и сказал: «Иванка, это ведь не святой падре, это хороший итальянский актер. Дурак, конечно. Но ведь правда! Никакого сходства между святым и актером не было в помине. Настоящий дон Филиппо, если по портрету судить, был похож на длинноносого старика с тонкими губами и усталым взглядом.
Иванна тогда на его слова не ответила, а упала на диван, свернулась калачиком и уткнулась в подушку заплаканным лицом. Боже, как он проклинал себя за этот цинизм! А потом виновато думал, что у его собственного деда тоже был какой- то особый всепрощающий взгляд. Взгляд- индульгенция. Угадал- таки этот актер!
Вспомнилось, как Дед, разговаривая с маленькими детьми. Присаживался на корточки, либо поднимал и ставил их с собой вровень. Взъерошить волосы, приобнять или, напротив, дать легкий подзатыльник — с этим проблем не было, когда дело касалось не только их с Рудькой, но и других детей. Для него все были своими.
Засыпая, подумал, хорошо бы приснился Дед. Представил его уже совсем седого, погрузневшего возле любимой старой яблони «фунтовки». Стоит, нагнувшись, возит каким- то помазком по шероховатому стволу, а рядом ведро с вмятиной на боку, и плещется в нём раствор извёстки, похожий на снятое молоко. Маленьким думал, что это оно и есть. Рудька смеялся, дразнил.
С этим воспоминанием Константин забылся между сном и явью. А когда не выспавшийся, ранним утром открыл по звонку дверь, то понял, что вот оно, собственно, настоящее сновидение!
Горка, услышав голоса, осторожно приоткрыл дверь ванной и выглянул в коридор. Кто пришел не разглядел, но с облегчением подумал, что «не Рыжий».
Затаился, решил подождать, пока
