Вокруг Света - Журнал «Вокруг Света» №01 за 1979 год
Глубокое изучение природы конкретного района позволило Эверсманну подойти к пониманию глобальных географических закономерностей и выделению зон природы — географических зон, которые он называл полосами. Ландшафтные зоны (полосы) включали в себя всю совокупность элементов природной среды. «Разделение это, — писал Эверсманн, — основано на самой природе». Эверсманн предвосхитил идею географической зональности, глубоко разработанную позднее В. В. Докучаевым.
Эверсманн внес крупный вклад в выяснение вопроса о происхождении чернозема, обратил внимание на зависимость черноземных почв от рельефа местности. Он одним из первых указал на проявление зависимости между почвами, материнскими породами и растительностью.
Эверсманн дал довольно правильное определение степи и высказал эоловую теорию происхождения песков пустыни. Он много внимания уделял проблеме залесения степей. Эверсманна интересовала проблема колебаний уровня вод Каспийского моря. По его мнению, уровень Каспия в то время понижался; свои выводы исследователь подтверждал наблюдениями над обмелением моря, картинно описанными в его работах.
Многие труды известного натуралиста, ученого-путешественника не утратили своего значения и в наши дни.
В. Есаков, доктор географических наук
Край жизни
Солнце изо дня в день стояло невысоко, зато оно светило всегда. Светило днем, светило ночью, хотя здесь странно звучит само это слово — ночью. Ночь — это когда нет солнца. А здесь оно может исчезнуть только за облаками. Ночь — это когда ложатся спать. А мы спали между наблюдениями, после дежурств. И все-таки, когда красный шар зависал над морем и, казалось, еще немного — он закачается на покрасневших волнах, знали: сейчас ночь. Живя на северном краешке огромного материка, мы делили части света так: море — север, тундра — юг.
Поселились мы в маленькой избушке на берегу небольшого залива напротив острова Кувшин. Неподалеку тек ручей. Были крыша над головой, печка, вода и продукты. Вот и все, кажется, что надо человеку, занятому проблемой приспособления птиц к крайним, экстремальным условиям.
Были еще справочники по орнитологии, бинокли, полевые дневники. И гитара. А кругом ни жилья, ни человека. Только шум прибоя, пронзительные крики с птичьего базара на Кувшине, вой ветра, а когда ветер утихал, то головокружительный звон комаров. Но ветер утихал нечасто. По расщелинам даже в июле лежал снег. Вокруг лишайники, мхи да мелкие кустарнички: растения с «серьезной» корневой системой здесь не выживают — вечная мерзлота. Скупая земля, голодная земля...
С этим и животные согласны, и птицы. Как-то раз, присев на валун, я поджидала, когда на отмель прилетят кормиться кулики-сороки. Издали кажется, что некрупный черно-белый куличок одет в изысканный фрак, но нескладные, притом невыразимо красные ноги и клюв нарушали всю гармонию. Поджидая куличков, я отвлеклась на стайку мелких птиц размером с воробья. Они ловко отпрыгивали от наступавшей волны и бросались за ней вслед, мигом склевывая разложенные морем угощения в виде мелких рачков. Я не верила своим глазам! Ведь это же пуночки... Они близкие родственники воробья, да и клюв у них толстый, крепкий, ну типично зерноядный. Тут уж на носу написано, что пуночка должна питаться семенами. Правда, в гнездовый период все зерноядные кормят своих птенцов гусеницами и другими насекомыми: детям нужен легкоусвояемый и питательный корм. А здесь пуночка, выходит, заменила насекомых рачками...
И не только птицам приходится переходить на необычную пищу. Как-то раз мы наблюдали за оленями. Они вышли к берегу в отлив и долго кормились... водорослями.
Камни, камни, на многие километры камни: маленькие, побольше и совсем большие. Они же скалы. Каждая трещинка забита почвой. Оттуда ее трудно выдуть ветрам. Всюду лепятся, цепляются растения. Серые, зеленые, голубоватые, золотистые, оранжевые — все это лишайники. Они не напрасно получили название пионеров среди растений. Лишайники живут под снегом, поселяются на камне и все, что нужно для жизни, получают из воздуха и дождевой воды. Они растворяют горные породы и, отмирая, образуют почву, на которой уже могут поселиться другие растения: сначала мхи, осоки, потом морошка и даже северные деревья — карликовая береза, которая стелется длинными плетями по земле. И все, что может, цветет. Ляжешь на землю, а над ней поднимается чуть терпкий запах...
Цветы тундры на сотни километров вокруг. И ни одной живой души. Только трепещущее белое пламя чаек над островом, суетливые кулики на берегу, силуэт лисицы на сопке...
Край жизни. Два смысла в этом выражении: край как предел жизни и как место, полное жизни. Удивительно, но на Севере одинаково верен и тот и другой смысл. Да потому что в средней полосе, пробродив целый день по лесу, не увидишь столько живности. Да потому что этот край пригоден к жизни лишь три месяца из двенадцати. Поэтому и живут здесь в основном птицы. Им легче покрыть огромные расстояния, они могут прилететь в этот край на короткое лето, а с наступлением зимы его покинуть.
Здесь жизнь — это спешка. Скорее, скорее! Надо до холодов построить гнездо, высидеть птенцов, поднять их на крыло... Это «скорее» особенно чувствуешь на птичьем базаре. Глядя на суетливость, с которой здесь течет жизнь, хочется спросить птиц: «Ну куда вы так торопитесь? Посмотрите, солнце и тепло». Но птицы не верят: ненадежно северное лето. Вот птица, спешно протолкнув в глотку рыбу одному из неистовствующих птенцов и на бегу, вернее на лету, с кем-то повздорив, уже снова пикирует в воду. Кругом шум, гам, неразбериха... Что наш воскресный базар, что там суета многолюдного города!
Птицы, как у вас там со стрессом?
Жизнь на краю скалы, на краю обрыва, за ним уже нет земли, нет опоры. Жизнь на краю существования, на пределе.
Основной кормилец Севера — море. Оно богато, и птицы, сумевшие приспособиться к суровым требованиям субарктического климата, получили в свое распоряжение неплохую кладовую. Но как мало на Севере удобных для гнездования мест! Где найти клочок, чтобы его не захлестнули штормовые волны, чтобы он был недосягаем для лисиц, песцов, поморников и других хищников и чтобы там не буйствовал ветер?! Одиноко торчащие из воды скалы — острова с глубокими расщелинами, окруженные водой, точно средневековые замки, — оказались неприступной крепостью. Но их мало. И вот птицы, используя каждый удобный уступ, вынуждены селиться вплотную друг к другу. Вот две соседние чайки, что-то не поделив, пронзительно заспорили и подрались... не вставая с гнезда. Тесно!
Зато так теплее. Чем больше разница между температурой тела и внешней средой, тем выше теплоотдача, тем труднее прожить. Американский исследователь Ирвинг отмечал, что эскимосская собака сохраняет нормальную для нее температуру тела плюс 38 градусов при минус восьмидесяти. Организм выдерживает перепад в 118 градусов, настолько велики «резервы жизни». Но они, ясное дело, не беспредельны, а уж птенцов может убить и легкий морозец. И вот в промозглый ветреный день птицы сбиваются в кучу. Кстати, когда птенцы греют друг друга, то они и растут быстрее.
Север поощряет птичий коллективизм.
Чаячий клюв не бог весть какое оружие. Но сотни птиц — это уже грозная сила, выступить против которой не всякий решится. При попытке подобраться поближе к гнездам мы вдруг ощутили свою уязвимость. Как взметенный снег, сотни, нет, тысячи птиц поднялись в воздух белым облаком. Мы не отступили. Видя нашу настойчивость, несколько птиц вдруг взмыли вверх, будто подброшенные ударной волной, замерли на мгновение в воздухе и ринулись вертикально вниз, нацелив на нас острые клювы. Не долетев нескольких сантиметров, они взмыли вновь...
Мы не решились больше испытывать судьбу и ретировались. Тем более что накануне я была свидетелем поучительной сцены. Пара поморников, отдельно селящихся в тундре птиц величиной с чайку, вынудила отступить стадо оленей. Клин с вожаком впереди медленно надвигался прямо на их гнездо. Еще несколько метров — и гнездо будет растоптано. Но птицы, пикируя, снова и снова клевали спину переднего оленя. Не вынеся этих отнюдь не безобидных уколов, вожак бросился в сторону, а за ним устремились и остальные. Кстати, северные олени, эти, по распространенному мнению, вегетарианцы, с удовольствием лакомятся леммингами, яйцами, птенцами. Так что яйцам грозили не только копыта...
Да, здесь птицы умеют за себя постоять. В их поведении поражает отсутствие скрытности. Впрочем, на птичьем базаре это оправдано. Как замаскируешь этакую ораву? Птицы берут солидарностью.
А вот одиночные птицы открытой тундры, к каким только уловкам они не прибегают, чтобы отвлечь врага! Кулик-галстучник при опасности осторожно слезает с гнезда, отходит в сторону и вдруг делается заметным. Он еле-еле тащится, распушив хвост, и волочит за собой по земле «сломанное» крыло. Кулик-сорока, тот начинает демонстративно насиживать пустое место. И так это здорово у птиц получается, что найти гнездо можно, только вооружившись терпением и знанием их уловок. Поморники будут «обрабатывать» вас вдвоем. Одна из птиц прикидывается раненой и старается привлечь к себе внимание, а другая, незаметно подлетев, атакует с воздуха. Я несколько раз засекала гнездо по насиживающей птице и шла прямо на него, стараясь не сбиться. А это довольно трудно, ведь в тундре почти никаких ориентиров — ровное каменистое пространство. И все-таки часто отвлекалась на птиц — столь они назойливы. А посмотреть в птичью сторону— все, пропало дело, цель потеряна из виду. С некоторым смущением должна признаться, что внутренний голос неоднократно уговаривал меня попытаться поймать «раненую» птицу. И я поддавалась, прекрасно зная, что это уловка! Затрудняюсь это объяснить психологически.
