Вокруг Света - Журнал «Вокруг Света» №03 за 1990 год
Оставшись не у дел, Бурылин заболел. Затосковал. И все-таки еще нашел в себе силы встряхнуться — и вновь поехал по родной ивановской земле, собирая старинные предметы и образцы ситцев...
На исходе лета 1924 года Бурылин умер. Следуя семейным традициям, он заранее заготовил себе гроб, выдолбленный из цельной выдержанной дубовой колоды.
«Бурылина как фабриканта забыли скоро, но Бурылина как собирателя музея народ и весь край не забудет. И этому не помешает то, что он человек другого круга, круга, враждебного пролетариату. Это не имеет значения» (газета «Известия» 1922 г.).
Я брожу по улицам Иванова и ищу места, связанные с Бурылиным. Вот дом, где проходила первая выставка древностей... Вот больница на улице Ермака, построенная его братом: она работает и сейчас. Вот Успенская церковь, на окраине... Деревянная, XVII век. Как похожа она на северные русские церкви... Ее еще в прошлом веке хотели снести, но Бурылин разобрал, перенес и восстановил на новом месте; закупил для нее с большим трудом старинные иконы, утварь... Это были первые реставрационные работы в крае.
Возвращаюсь в центр, к особняку Бурылина. Сладко пахнут цветущие липы. Дмитрий Геннадьевич хотел озеленить всю улицу, проложить в городе водопровод, канализацию, но не откликнулись коллеги-фабриканты, не поддержали. И тогда он устроил бульвар возле своего дома, где по воскресеньям играл оркестр, чтобы привлечь гуляющих, отвлечь людей от пьянства...
Вспомнилось. За день до этого путешествия по городу в Доме культуры хлопчатобумажного комбината имени Ф. Н. Самойлова я слушала художественно-публицистический альманах «Срез». Тема — «Милосердие на хозрасчете?». Среди многих страниц устного альманаха была одна, которая рассказывала о просветительско-благотворительной деятельности бывших «отцов города». По вопросам слушателей я поняла, как мало еще в Иванове людей, которые знают об этом... И не их в том вина.
Медленно, очень медленно и далеко не всегда нынешние «отцы города» идут на восстановление исторической истины и исторической памяти. В клубе «Иваново-Вознесенск» мне рассказывали, какие разыгрывались баталии в центре Иванова, возле дома XIX века, предназначенного к сносу (сломали-таки, ночью, тайком...), как неожиданно «ушел куда-то наверх» архив Бурылина, едва им заинтересовалась Бурылинская комиссия (сейчас доступ к архиву открыт), как потрясла весь город голодовка нескольких женщин у Красной церкви, когда верующим было отказано в возвращении этого храма...
Что же касается Бурылина — в городе до сих пор нет ни одной улицы его имени, не присвоено оно и музею. В 1944 году, говорят, появился в музее бюст Бурылина, но и он вскоре исчез... Только памятная доска в вестибюле музея, заложенная еще при строительстве самим Бурылиным, говорит о том, кем был он построен и в память кого (Диодора Андреевича Бурылина). Под асфальтом скрылось место, где стояла Благовещенская церковь и находилось родовое кладбище Бурылиных. Теперь здесь авторемонтный завод. Останки Дмитрия Геннадьевича перенесены на кладбище в Болино, на окраину города.
Ошибся, к сожалению, в своих прогнозах автор корреспонденции «В захолустье», напечатанной в газете «Известия» в 1922 году. Но тогда, через пять лет после революции, казалось, что память о таком человеке не может исчезнуть... Ведь это он, Бурылин,— в одиночку! — создал коллекцию, на основе которой работают ныне в Иванове три музея: историко-краеведческий, ивановского ситца и художественный. Это его богатая библиотека при музее положила начало нынешней областной научной библиотеке. Это его, Бурылина, в 1908 году избирают членом-соревнователем Императорского Российского исторического музея, принимая во внимание его «многополезную деятельность по собиранию памятников русской старины и созданию в Иваново-Вознесенске археологического музея и за постоянное содействие научным задачам Исторического музея в деле пополнения его коллекции». Адрес подписан известным историком И. Забелиным.
Ну а какова судьба бесценной коллекции Бурылина в целом?
«Коллекцию растаскивали по частям многие десятилетия,— подтвердил мои опасения Игорь Викторович Лисенков, главный хранитель музея.— Мы знаем, что наши вещи есть в Эрмитаже, ГИМе, Русском музее, Третьяковке... Когда у нас создавался художественный музей, были отданы картинная галерея Бурылина, мозаика «Петух», египетская мумия... После войны, для восстановления Керченского музея ушла археологическая коллекция...»
Никто в городе толком не знает, где «масонская» коллекция Бурылина (только за нее, судя по воспоминаниям, американцы в свое время предлагали Бурылину два миллиона, но он, всегда нуждаясь в деньгах, не продал ее). В 30-е годы ушли на переплавку многие ордена, пострадали фотографии, книги, подвергаясь чистке.
Утечкой ценностей из коллекции Бурылина еще предстоит заниматься долго и всерьез. В этом единодушны и главный хранитель музея, и неформалы из Бурылинской комиссии, и многие ивановцы.
Отрадно, конечно, что ныне перелистываются бурылинские архивы, появились публикации в газете «Рабочий край», в музее была открыта экспозиция, рассказывающая о Дмитрии Геннадьевиче. Уже идут разговоры о превращении того квартала, где особняк Бурылина, в некий культурный центр — квартал Бурылина — с памятником человеку, который достойно носил звание почетного гражданина своего города.
Но только ли о восстановлении доброго имени Бурылина и его коллекций должны быть сегодня наши помыслы? Помню, как художник Владимир Дмитриевич Ковалев, преподаватель техникума, озабоченный нынешней судьбой ивановских ситцев, с тоской в голосе говорил: «Нам бы сейчас таких покровителей, как Бурылин...»
Да, забота о большем: о восстановлении традиций благотворительности, собирательства, просветительства, которые всегда были сильны в России. По силам ли нам это?
Лидия Чешкова г. Иваново
Экипаж мятежного галиота
Василий Панов
Василий Алексеевич Панов, поручик гвардии, и Ипполит Семенович Степанов были сосланы на Камчатку по одному именному указу — за сопротивление наказу Екатерины по составлению Уложения законов Российской империи и резкое столкновение с графом Григорием Орловым.
Больше нам о Панове почти ничего не известно, кроме того, что он был активным участником заговора — еще с Охотска, когда, спасая Беньевского, он нанес смертельную рану командиру Камчатки Григорию Нилову, а на Формозе, принятый за морского пирата, убит стрелой туземца.
Василий Николаевич Берх, первый русский исследователь большерецкого бунта, встречаясь с очевидцами тех событий, писал о Панове: «... был ... очень хорошей фамилии, с большими талантами и особенной пылкостью ума, но, увлеченный порывами необузданных страстей, послан он был за первое не очень важное преступление в Камчатку».
Эта фраза ввела в заблуждение многих авторов. Образ Василия Алексеевича в исторической литературе носит некий оттенок злодейства — ведь убил же он Нилова! Убил. Но через несколько часов после этого Панов останавливает Винбланда, когда тот приказывает поджечь дом казака Черных, единственного во всем Большерецке выступившего с оружием в руках против бунтовщиков, а затем Панов защищает купца Казаринова — тот находился в доме Черных и чуть не был убит озлобленными промышленниками и ссыльными.
Василий Панов был одним из тех, с кем разговаривал Степанов «... о том, каким образом освободить жителей Камчатки от грабительства и жестокости местного начальства».
Но судьба распорядилась так, что он сам был убит как пират и похоронен на чужбине.
Максим Чурин
Если бы даже не было этого знаменитого плавания на «Петре» из Большерецка в Макао, имя штурмана Максима Чурина осталось бы в истории.
Он появился в Охотске в 1761 году — был направлен Адмиралтейств-коллегией в распоряжение Сибирского приказа,— и принял командование галиотом «Святая Екатерина», который должен был выполнять грузопассажирские рейсы по маршруту Охотск — Большерецк.
В августе 1768 года «Святая Екатерина», на борту которой находился руководитель секретной правительственной экспедиции капитан Петр Кузьмич Креницын, стояла уже в Исаноцком проливе у берегов Аляски. Рядом покачивался на волнах гукор «Святой Павел», на борту которого находился лейтенант М. Левашев.
11 августа 1768 года суда эти разлучились. Экипаж «Екатерины» зимовал на острове Унимак, а «Святой Павел» отправился к Уналашке. Зимовка «Екатерины» была тяжелой — за несколько лет до этого на Лисьих островах — Умнак, Унимак, Уналашка — восставшие алеуты убили русских зверобоев с четырех промысловых ботов, и потому отношения с коренным населением Унимака складывались у Креницына самые напряженные. Не было свежей пищи — ели солонину. Тридцать шесть могил появилось в ту зиму на Унимаке рядом с русским лагерем.
