Серебряная лоза - Олли Бонс
А на тупом конце удилища вырезал маленькую рыбку, как на той, старой удочке, которую они с Гундольфом сломали. Две пересёкшиеся дуги — туловище и хвост. Точка — глаз. Уголок — плавник.
— Вот, — сказал он Эдгарду спустя неделю. — Отвези… и езжай в сторону Замшелых Башен по главной дороге, что идёт от города Шестерни. На середине пути, у старой вышки, остановись и подожди. Тебя почти раскрыли, Эдгард, и когда схватят — вопрос времени. Я помогу спрятаться, если сделаешь, как велено.
В указанном месте торговца встретили трое. Двое выбрались из механической повозки, а третий остался сидеть, и в его неподвижности ощущалось что-то неестественное.
— Ловкач? — поднял бровь Эдгард, узнав работника бара. Он ведь и сам порой посещал «Ночную лилию», чего таить. — Так ты работаешь на нашего общего знакомого?
Хвостатый стянул платок, скрывающий нижнюю часть лица.
— Вим! — ахнул торговец. — Но как?..
— Наш общий знакомый очень добр, — улыбнулся Вим. — Сейчас мы и тебе поможем умереть. Давай сюда перстни, снимай ботинки и шляпу, костюм перемени.
Вскоре неподвижный участник этой маленькой компании занял место за рулём экипажа Эдгарда. Хвостатый, что-то подкручивающий под днищем, выбрался наружу.
— Ну, сейчас мы с парнишкой прокатимся, — улыбнулся он. В улыбке недоставало зуба. — Только б выскочить успеть.
Всю дорогу до Замшелых Башен Эдгард пытал Вима.
— Ты ведь не сидел сложа руки эти годы, я прав? Чем ты занимался на самом деле? Ходят слухи, возникла подпольная организация — «Птицы», или как их там называют. Говорят, туда вступает всякий сброд — бедняки, хвостатые, даже отщепенцы. Заводские работяги, и те, что на складах спину гнут, и фабричные, с низов, тоже там. Это твоих рук дело, Вим? Говорят, сеть уже во многих городах. Это же прямо то, о чём ты мечтал.
— Мои дела тебя не касаются, — улыбнулся Вим. — Думай что хочешь. Человеку иногда достаточно и того, что он остался жив. У тебя ещё будет время об этом поразмыслить.
Так Эдгард и остался без ответов, лишь с догадками. Но ему и в голову бы не пришло, что за всем этим в первую очередь стояла Грета.
Это она придумала «Птиц», и в её крошечном флигеле вступили в дело первые участники. Они были из числа приютских воспитанников, из спасённых Гретой беспризорников, из хвостатых, которых она пожалела. Верные ей и разделяющие её идеи, они тянули сеть, накрывшую со временем почти все Лёгкие земли.
Вряд ли Грета вначале думала о восстании. Она стремилась лишь спасать несчастных, облегчать им жизнь, давать знания. Выручать тех, за кем охотилась стража, если грех в её глазах не был велик. Но шло время, подрастала беловолосая девочка, и Грета всё чаще задумывалась о её судьбе. Она не хотела, чтобы перемены совершались руками этого ребёнка. Дитя стоило защитить. Взрослые могут справиться и сами.
Но Грета не знала, что все эти годы господин Тень незримо стоял за её спиной. Он тщательно подбирал людей для её окружения. Без жалости устранял способных на предательство и не умеющих держать язык за зубами. Разными методами выживал мастеров из Литейного переулка — перекупал мастерские за любые деньги, предлагал работу в другом месте через подставных лиц, чтобы у старого дома Греты осталось как можно меньше случайных наблюдателей. Ведь мастерская там порой работала, а иногда появлялись и подозрительные жильцы, оборванные и темноглазые.
Господин Тень с самого начала думал о том, что эта волна, поднятая ими, однажды сметёт правителя и его сторонников, и не понадобится вмешивать во всё невинного ребёнка.
Ранней весной сорок первого года, вернувшись из поездки, он не был готов к тому, что услышит от Гундольфа.
Тем вечером, порядком утомлённый, мастер вошёл в свой кабинет, собираясь пройти оттуда прямо в спальню и лечь без ужина. Господин Ульфгар всё больше напоминал безумца, на каждом шагу ему мерещилось предательство. Всех волков подняли, и три года они рыскали по дорогам, чтобы по запаху крови найти последнего отпрыска рода пернатых.
Хвостатый когда-то сильно попортил им нюх, впрочем, не мог убрать его вовсе, это сразу накликало бы подозрения. Он точно знал, что приютские стены обеспечат достаточную защиту для маленькой Марты, но если девочка ступит ногой на мостовую, этот след обнаружат.
Слухи о «Птицах» дошли и до правителя, и тот устраивал внезапные проверки на фабриках, фермах, лесопилках и шахтах. Отправлял туда своих людей под видом рабочих. Но кто-то успевал предупредить, и разнюхать ничего не удавалось.
Между тем дела в Лёгких землях шли всё хуже. Угля добывали всё меньше, земля почти не родила, и даже лесов, покрывавших прежде всё свободное пространство, почти не осталось. В бедных кварталах люди зачастую не могли себе позволить ни угля, ни дров, и зимовали как придётся. Кто-то ночевал прямо в мастерских и на заводах, чтобы хоть чуть согреться у печей, или крал оттуда уголь, несмотря на угрозу сурового наказания. Только те, у кого водились деньги, всё ещё жили как прежде, хотя и они замечали неладное. Впрочем, не потому, что им чего-то не хватало, а из-за возросшей ненависти бедняков. Не раз по ночам на широких улицах звенели выбитые стёкла, дорогие экипажи поутру обнаруживались разбитыми, а лавки — разгромленными. В некоторые кварталы хорошо одетым людям лучше было и вовсе не заглядывать. Господин Ульфгар увеличил число стражи вдвое, и всё равно это не спасало.
Теперь в городе едва ли не каждый месяц что-то праздновали. Вещали с трибун, что скоро всё наладится, что ожидаются отличные урожаи, а к лету повысят плату рабочим, и проблема с древесиной и углём почти решена. Отвлекали людей дешёвым весельем, музыкой и дрянной выпивкой. Даже сам господин Ульфгар выходил к народу, и нужно сказать, убеждать он умел. Да только хватало этого ненадолго.
Своего господина Тень он отправлял порой в соседние города, послужить глазами и ушами. Отчёты и сообщения, поступающие по телеграфу, могли и не отражать реального положения дел, и доверять только им Ульфгар опасался.
Хвостатый ездил не один, с ним всегда был кто-то ещё из людей правителя, так что они заодно следили и друг за другом.
Поездки всегда оказывались неутешительными для господина Ульфгара. Если у побережий ещё кое-как выручала рыба, то ближе к Вершине люди откровенно голодали. Многие бросали города, уходили к морю. Лишь там, где держались ещё какие-то хозяйства, держались и люди, но населения было не
